Второй год войны стал годом разочарований для Украины, ее союзников и сторонников. Вместо победоносного завершения конфликта или по крайней мере коренного перелома, ситуация на фронте зашла в позиционный тупик, а международная обстановка существенно ухудшилась. Belsat.eu разбирался, может ли принципиально измениться ситуация на третьем году войны, и что будет, если Россия все-таки победит.
Оптимизм с оглядкой на 2022 год
Украина вступала во второй год войны на волне оптимистических настроений и прогнозов. Президент Владимир Зеленский в новогоднем обращении назвал 2023-й годом победы. Советник главы Офиса президента Украины Михаил Подоляк утверждал, что война закончится в течение года. Глава ГУР Кирилл Буданов обещал: к концу лета ВСУ выйдут к границам 1991 года, а к концу 2023 года боевые действия на территории Украины вообще закончатся.
Планируя контрнаступление, которое началось в июне 2023-го, украинское командование рассчитывало, что ВСУ будут продвигаться со скоростью 30 км в день. Однако реальность оказалась совершенно иной: за пять месяцев контрнаступления украинские военные продвинулись всего на 17 км, после чего были вынуждены перейти к обороне.
Откуда взялись завышенные ожидания от 2023 года? Расчеты строились не на преимуществе ВСУ в людях или технике (этого преимущества не было), а исключительно на результатах операций 2022 года. В течение первых 10 месяцев войны Украина сумела освободить 40% оккупированных территорий. Во время контрнаступления ВСУ на Харьковщине в сентябре 2022 года темпы были просто ошеломляющими: тогда за неделю было освобождено 3,8 тыс. кв. м. Поэтому многие ожидали, что в 2023-м вооруженные западной техникой и сохранившие высокий боевой дух подразделения ВСУ продолжат освобождать захваченные территории как минимум теми же темпами.
Расчет, как выяснилось, был ошибочен, так как не учитывал двух важнейших факторов: 1) изменения характера боевых действий под влиянием развития технических средств, 2) способности российской армии учиться на своих ошибках и адаптироваться.
Что пошло не так
После поражений на Харьковщине и Херсонщине осенью 2022-го Россия отказалась от шапкозакидательского отношения к противнику. Российская армия больше не рассчитывала на блицкриг, а старательно окапывалась на занятых рубежах. Агрессор создавал на ключевых направлениях плотные минные поля и строил мощные фортификационные сооружения, которых в Европе никто не видел со времен мировых войн. Одновременно за счет мобилизации была решена проблема дефицита личного состава на фронте. Причем мобилизованный контингент перед тем как столкнуться с контрнаступлением ВСУ, имел около 8 месяцев, чтобы адаптироваться к фронтовым реалиям. То есть тот, кто выжил в первые месяцы, на момент контрнаступления был уже полноценным солдатом, а не вчерашним клерком или менеджером.
Западные эксперты еще накануне контрнаступления предупреждали, что российским войскам удалось исправить многие свои недостатки. В частности, они эффективно адаптировали к новым реалиям использование авиации, значительно усовершенствовали ПВО и РЭБ, поменяли тактику бронетехники и артиллерии. Россияне также скорее украинцев приспособились к новой тенденции – массовому использованию малых дронов.
Массовое использование беспилотников в значительной степени изменило характер боевых действий. Дроны позволяют очень быстро обнаруживать концентрацию сил противника и сразу наносить по нему удары при помощи авиации, артиллерии или тех же БПЛА. «Сегодня колонну танков или колонну наступающих войск можно обнаружить за три-пять минут и поразить еще за три минуты. Выживаемость на марше – не более 10 минут, – говорил осенью представитель ГУР Вадим Скибицкий, – достигать неожиданности стало очень трудно». «Простой факт заключается в том, что мы видим все, что делает враг, а он видит все, что делаем мы», – сетовал главнокомандующий ВСУ Валерий Залужный.
Организационные просчеты
На эти объективные факторы наложились спорные решения украинского командования во время планирования кампании 2023 года.
Во-первых, Украина слишком долго откладывала контрнаступление. Киев пояснял, что ожидает западных поставок, однако перенос операции с апреля на июнь дал россиянам возможность еще больше укрепить свои позиции. В результате выяснилось, что «Брэдли», «Леопарды» и «Челленджеры», которые могли бы сыграть ключевую роль в случае прорыва фронта и выхода на оперативное пространство, при атаках на эшелонированную оборону не обеспечивают определяющего преимущества. А когда минные поля все-таки получалось преодолеть, развить успех не давало активное использование различных видов дешевых дронов, которые легко могли вывести из строя многомиллионные по своей стоимости танки и преследовали даже малые группы пехоты.
Во-вторых, украинцы вместо того, чтобы нанести один мощный удар, решили драться сразу на нескольких направлениях. Сначала ВСУ долгое время и ценой большой крови защищали Бахмут, который, как утверждают некоторые украинские солдаты, не был подготовлен к обороне. А потом, когда город был потерян, предприняли на этом направлении ограничительную контрнаступательную операцию. И на Западе, и в Украине многие считают, что под Бахмутом ВСУ бессмысленно тратили свои лучшие силы, которые больше пользы принесли бы на Запорожском фронте, где летом-осенью наносился главный удар украинского контрнаступления.
В начале ноября Залужный признал, что ситуация на фронте зашла в тупик и глубокого прорыва ждать не стоит. Последующие события доказывают, что позиционный тупик имеет взаимный характер. Начиная со второй половины осени российская армия перешла в наступление почти на всех направлениях. В течение зимы ценой огромных потерь агрессор сумел взять Марьинку и Авдеевку, которые находились на линии соприкосновения с 2014 года. Однако никаких предпосылок для более широкого и глубокого прорыва украинского фронта нет.
Есть ли выход из позиционного тупика?
Нынешнюю стадию войны РФ и Украины очень часто сравнивают с Первой мировой войной, которая как раз и является образцом позиционного тупика. Природа обоих тупиков очень похожа. Во-первых, и тогда, и сейчас стороны столкнулись с проблемой дисбаланса военных технологий: новая техника значительно расширила возможности для обороны, а для наступления наоборот сократила. Во-вторых, военная тактика не успевала за развитием технологий.
«Для того чтобы выйти из этого тупика, нам нужно что-то новое, вроде пороха, который изобрели китайцы и которым мы до сих пор убиваем друг друга», – заявил Залужный в интервью The Economist в ноябре 2023-го.
Во время Первой мировой этим порохом стало создание танков и развитие авиации. Сейчас наиболее вероятное направление технологического прорыва – развитие беспилотных систем и РЭБ. Незадолго до своей отставки Залужный опубликовал программную статью, где отметил, что Украина в 2024 году должна сконцентрировать свои основные усилия на создании системы обеспечения Сил обороны высокотехнологичными средствами, а также внедрении новой философии подготовки и ведения военных действий с учетом современных реалий. По словам Залужного, дроны сейчас являются чуть ли не единственным инструментом выхода из позиционной формы войны.
Аналогичные приоритеты определил и генерал Александр Сырский, сменивший Залужного в феврале 2024 года. «Только изменения и постоянное совершенствование средств и методов ведения боевых действий позволит добиться успеха», – подчеркнул он в своем первом заявлении после назначения на новую должность.
О том, что к проблеме относятся серьезно, свидетельствует тот факт, что 6 февраля Зеленский подписал указ о создании отдельного рода войск – Сил беспилотных систем. Событие действительно знаковое. Во время Первой мировой так же постепенно превращалась в отдельный род войск авиация.
Новые технологии (не обязательно только на уровне дронов) действительно могут стать средством выхода из позиционного тупика. Однако, во-первых, никто не знает, сколько времени на тактико-технологический прорыв может понадобиться. Во время Первой мировой войны на это ушло около 3,5 лет: позиционный тупик на Западном фронте установился в конце 1914 года, а преодолен он был только в августе 1918-го.
Во-вторых, большинство условий выхода из позиционного тупика, о которых говорит украинское командование, апеллируют к помощи Запада. А международная поддержка Украины в конце второго года войны как раз переживает очень серьезный кризис.
«А что, если Путин побеждает?»
Позиционный тупик на фронте совпал с обострением внутриполитической борьбы в США. Переговоры и споры вокруг дополнительного финансирования Украины тянутся с сентября 2023 года, и пока трудно сказать, когда демократы и республиканцы в Конгрессе наконец сумеют договориться. При этом Европа самостоятельно закрыть потребности Украины в оружии на данном этапе не может: оборонный сектор государств ЕС недофинансировался десятилетиями и сейчас расширение производства ВПК происходит очень медленно.
Кризис западной помощи способствует росту пессимистических настроений. «А что, если Путин побеждает?» – с таким показательным заголовком опубликовало статью агентство Bloomberg в декабре. The New York Times утверждает, что без американской помощи ВСУ может в этом году ожидать «снарядный коллапс», боеприпасы для ПВО могут быть исчерпаны уже в марте. Заместитель главного редактора BILD Пауль Ронцхаймер после поездки на фронт под Бахмут высказал мнение, что Украина сейчас находится в тяжелейшем военном кризисе со времен битвы за Киев. «Я не видел такого настроения со времен полномасштабного вторжения в 2022 году», – отметил он.
Все это заставляет Запад задумываться над тем, что будет, если Украина проиграет в войне. В Европе с тревогой констатируют, что неудачи 2022 года не стали фатальными для военного потенциала России, а ее промышленность переходит на военные рельсы значительной быстрее, чем ожидалось. Среди военных и аналитиков сейчас все чаще высказывается мысль, что если активные боевые действия в Украине закончатся, то Кремлю может хватить нескольких лет (по более осторожных оценках – 6-10 лет) на то, чтобы провести реорганизацию своих сил и напасть на страны НАТО.
Сейчас российская угроза воспринимается как перманентная не только в Польше и странах Балтии. Руководство Германии открыто говорит, что замораживание войны в Украине позволит Путину угрожать всей Европе. Генеральный инспектор Бундесвера, генерал Карстен Броер заявил, что немцы должны быть готовы к войне через пять лет. В некоторых СМИ можно встретить и еще более пессимистические сценарии, в соответствии с которыми большая война начнется уже в 2025 году.
Ситуация может ухудшиться еще больше, если на президентских выборах в США осенью 2024 года победит Дональд Трамп. Считается, что политика Трампа может де-факто привести к развалу НATO. Он открыто говорит, что если европейские союзники не будут выполнять свои финансовые обязанности перед Альянсом, он не только не станет их защищать, но и будет поощрять Россию «делать все, чего они, черт, захотят».
Слова Трампа, возможно, и не стоит воспринимать буквально (их популистский контекст очевиден), однако это еще один стимул для европейцев всерьез задуматься о своей безопасности. Прогресс в этом направлении нельзя отрицать: в 2024 году выделить на оборону 2 и более процента ВВП собираются уже 16 из 31 членов НАТО. В 2023-м таких ответственных стран было только 11.
Глеб Нержин / ВВ belsat.eu
