Законы криминального мира, запрет беларусского языка и учебников. Истории из колонии №15
В Беларуси политическим заключенным создают невыносимые условия и постоянно ищут, как сделать еще хуже. О том, что придумывают в могилевской колонии, «Белсату» рассказал человек, пробывший в неволе более двух лет, сам пережил издевательства и видел, как издеваются над Сергеем Тихановским и Денисом Ивашиным.
Андрей (имя изменено) был осужден по обычным «политическим» статьям, отбывал наказание в Могилевской колонии №15, недавно вышел на свободу и сейчас находится за пределами Беларуси. На условиях анонимности он рассказал «Белсату « несколько историй о том, что сейчас происходит в колонии, где, по подсчетам собеседника, удерживают около 1800 заключенных, из которых около 360–370 «бечебешников» – осужденных по политическим статьям.
Политзаключенных, которых особенно не долюбливают, переводят в «низкий статус». Заключенным по политическим мотивам в Беларуси создают более жесткие условия заключения, чем другим осужденным, вешают специальную желтую бирку «склонного к экстремизму» (для этого необязательно, чтобы правозащитники признавали человека политзаключенным). Людям с такой биркой не просто уделяют большее внимание, а, например, лишают передач и свиданий, запрещают ходить на стадион и участвовать в соревнованиях, ходить на концерты (разве что пускают на государственные праздники), посещать храм (только когда в колонию приезжает батюшка). Желтую бирку могут дать даже осужденным не по политическим статьям, а всем тем, кто когда-то давно получил административное наказание за «массовые мероприятия» (теперь это ст.24.23 КоАП РБ, ранее – 23.34КоАП РБ ).
Администрации колоний не просто поддерживают законы криминального мира, а распространяют их: своими действиями способствуют распространению на политзаключенных тюремной традиции получения так называемого «низкого статуса». Ранее «низкий статус» давали осужденным (или еще обвиняемым в следственных изоляторах) за сексуальные преступления, но сейчас строгих критериев нет, и администрация его использует для давления на политзаключенных. Для заключенных с «низким статусом» создают еще более жесткие условия. Они должны мыть туалеты и убирать мусор, у них ничего нельзя брать другим заключенным («мужикам»). Если взять, об этом администрации расскажут доносчики («козлы»), и за это будут наказывать.
«Низкий статус» могут дать ни за что. По словам Андрея, именно администрация начала распространять информацию о якобы «низком статусе» Дениса Ивашина: начальник колонии Алексей Лазаревич сказал, что знает, словно Ивашин в следственном изоляторе сидел с «низким статусом», поэтому будет с таким и в колонии. Андрей уверен, что Ивашин не имел «низкого статуса», так как в колонии было много людей, сидевших с ним ранее. По мнению собеседника, дело было только в том, что Дениса Ивашина «настолько не любят». С Ивашиным все «экстремисты» все равно общались, поэтому его стали постоянно закрывать в ШИЗО, в конце концов внезапно вызвали на этапирование – словно надо поехать в Гродно, сделать что-то с документами.
Когда Ивашин вернулся, был избит: «Все тело синее». Рассказал, что его избили еще в 15-й колонии, а в Гродно его решили не держать, так как побои были видны. Администрация могилевской колонии в итоге списала следы побоев на то, что Ивашин «упал с поезда», когда его везли в Гродно. Другие заключенные над таким объяснением смеялись. Ивашина стали снова и снова закрывать в ШИЗО, затем перевезли в Жодино на тюремный режим. Андрей добавляет: «Держался он, ведь что делать. Хороший человек очень».
Политзаключенных могут провоцировать на получение «низкого статуса». Когда в 2022 году в колонию этапировали Сергея Тихановского, его сразу закрыли в штрафной изолятор, потом отправили на «карантин». Всех, кто был на «карантине», подговаривали, чтобы для Тихановского не было места для питания, кроме как за одним столом с заключенными с «низким статусом», расставили камеры для слежения. Всех предупредили, что будут большие проблемы, если хоть слово скажут Тихановскому. Когда он зашел, отказался садиться к осужденным с «низким статусом», тогда его повели обратно в ШИЗО.
Некоторые «неполитические» все же пытались с ним общаться, за это их «переломали» – этим словом Андрей говорит о побоях с настоящими переломами, после которых люди долгое время находились в больнице (откуда не выпускали, чтобы другие не увидели следов побоев).
Это не единичный случай побоев. Также до карантина сразу в ШИЗО попал Дмитрий Ивашков. Его сильно избили, сломали руку, зажав между дверями. Он также лежал в больнице около месяца, чтобы не демонстрировать побои. В результате его перевели в Могилевскую тюрьму №4.
ШИЗО и желтую бирку могут дать за что угодно, в изоляторе держат месяцами. Андрей вспоминает, как одному человеку пришла посылка из Польши – и только за это его бросили в штрафной изолятор, так как «а чего это тебе поляки шлют». В ШИЗО – голые стены, можно только спать, сидеть, ходить и три раза в день кушать, к тому же спать почти невозможно – в холоде и на деревянных досках. Запрещено практически все, не дают даже бумагу, чтобы написать жалобу.
Некоторые месяцами почти без перерыва сидят в изоляторе. Одного человека закрыли в ШИЗО на три месяца и дали статус «экстремиста» за то, что в разговоре с другим заключенным он возмущался ложью о войне в Украине на российском телеканале. По словам Андрея, на учет как «склонного к экстремизму» ставят за малейшее проявление несогласия с режимом или войной.
Андрей хотел рассказать еще о некоторых известных политзаключенных, но те просили избегать их упоминаний, так как за это автоматически наказывают 10 днями ШИЗО – даже за поздравление с днем рождения в «экстремистском» Telegram-канале. Даже один известный заключенный с инвалидностью просил говорить, что с ним «все нормально», чтобы не получить дополнительное наказание.
Чуть ли не каждого политического лишают передач. По словам Андрея, если не 100%, то 99% политических заключенных лишают права на первую передачу. В зависимости от режима, заключенные имеют право на следующую передачу спустя несколько месяцев, но лишить могут и второй, и третьей передачи – и в итоге человек может год сидеть без передач. Также могут лишать и права на свидание.
Политзаключенным фактически запретили даже отоварки. Если нет посылок, покупки в магазине – единственный источник чего-либо в дополнение к стандартному питанию. Здесь можно приобрести разве что простые продукты, такие как печенье или «Роллтон», немного фруктов (но даже яблоки исчезли из продажи, когда в Беларусь запретили ввозить польские). Закупаться в них можно только на очень ограниченную сумму, политзаключенным как «злостным нарушителям» – на две базовые величины в месяц, что сейчас составляет 80 рублей.
Начальник колонии недавно решил, что политзаключенных будут пускать в магазин только после заключенных в «низком статусе». Но отовариваться после «низкого статуса» – не накажут ли за это по уголовным понятиям, ведь так нельзя? Андрей говорит, что 85-90% политзаключенных отказались идти в магазины на таких условиях. Это продолжалось некоторое время и может продолжаться до сих пор (не отменили ли это, Андрей не знает), и фактически это запрет отоварки, что сильно возмутило политзаключенных.
С врачебной помощью огромные проблемы. Если человек просто простудился, записывают на прием к терапевту или медсестре на следующий день, но нет гарантии, что к ним действительно попадешь. Можно ходить и три дня – и не попасть на прием, так как врач куда-нибудь уехал. Приема зубного можно ждать и год, когда дело не касается чего-то простого, как удаления зуба. С недавнего времени начались проблемы с лекарствами: сначала политзаключенным разрешали передавать медицинские бандероли с различными лекарствами, а теперь разрешают передавать «одну-две таблетки: валерьянку, анальгин». Другие вычеркивают, говорят: «У нас это есть, не надо это писать».
В колонии многие умирают. Андрей вспоминает, что за время, которое он был в колонии, умерли около 10 человек – не политические, а обычные заключенные. Однажды в течение трех недель умерли четыре человека. Бывает, что умирают прямо на улице: один умер по дороге в храм на Пасху. Частые проверки не улучшают состояние заключенных – разве что, вспоминает Андрей, на время проверок делают какие-то показательные улучшения. Один раз во время проверки заключенным дали чебуреки, после проверки чебуреков никто не видел.
На зоне запрещают говорить по-беларусски. Ивашин долго не мог получить разрешение на звонки, а когда все же получил, ему сразу оборвали разговор – за беларусский язык. А Николая Попеко, переведенного в колонию с «домашней химии», несколько раз закрывали в ШИЗО за то, что делал доклад на беларусском языке, вспоминает Андрей.
«Экстремистам» запрещают учить иностранные языки. Приблизительно с сентября 2023 года у политзаключенных стали забирать различные книги, как, например, учебники по английскому языку или книги по истории. По словам Андрея, это затрагивает многих: около 80% «бечебешников» учат в колонии английский язык, даже пенсионеры.
В колонии есть такие сотрудники, которые искренне ненавидят политзаключенных, и такие, кто им сочувствует. Андрей вспоминает о двух врачах, которые как увидят желтую бирку, аж звереют: ругаются, говорят, что симулируешь. Также «бечебешников» не выносит начальник колонии, кричит на них матом. Чуть ли не все сотрудники колонии между собой ежедневно ссорятся – просто не переваривают друг друга. Но есть и те, кто «за нас», отмечает Андрей: знает по крайней мере четырех сотрудников, которые переживают за политзаключенных, и даже не раз слышал, как те между собой рассуждали, «когда же это все закончится».
Алесь Новоборский / Авер belsat.eu
