Брестский блогер и бывший политзаключенный Сергей Петрухин более 900 дней провел в лукашенковской неволе, а потом – год в Беларуси. Решился на эвакуацию только после 24 января его вызвали в милицию. Сейчас он в безопасности. В разговоре с «Белсатом» Петрухин рассказывает о «нелюдях и мразях», которые пытают людей в витебской колонии, о работе на «Брестском пиве» после освобождения и о том, почему Светлана Тихановская – это сила.

Сергей Петрухин после эвакуации из Беларуси. Фото из личного архива

– Сергей, ты отрастил такую шикарную бороду, потому что не было желания бриться после зоны или хотел таким образом замаскироваться?

– А нет, у меня и до посадки была борода. И брали же меня с бородой! Просто у меня тогда взгляд был более легкий – я не имел за плечами такого неприятного, я бы сказал, ужасного опыта. Наверное это меня изменило. А так, мне всегда нравилось быть бородатым. В моем представлении мужчина с бородой – это викинг, воин, калиновцы те же, бойцы ВСУ. Вообщем, такое теперь время пришло, что лучше выглядеть брутально.

«Я еще не «вкурил». Журналисты и Кабанов – больше ничего не вижу»

– Тебе за несколько дней беларусы собрали около 4000 евро. На что потратишь деньги в первую очередь?

– Квартира и ноутбук. И еще, если честно, не представлял себе, насколько крутая штука это «яблоко», смартфон. Айфон. Превосходный рабочий аппарат. Вот смотрю, как Кабанов им пользуется, и чувствую, что мне тоже такой нужен – все на нем можно делать. Но дорогой, холера… Очень благодарю всех, кто помог мне и поддержал сбор. Но сам уже ищу способы заработать.

– Что тебя больше всего удивило по приезду в Европу в плане организации беларусской жизни?

– Честно? Не могу пока ничего сказать. Я просто, как говорят на зоне, еще «не вкурил». Приехал к своему другу, он мне выделил кровать и крышу над головой, покупает мне продукты. А я ничего не вижу – третий день только и делаю, что разговариваю с журналистами. Журналисты и Александр Кабанов – больше ничего не вижу.

Но готовим эфир. Вообще – обсуждаем стратегию развития, потому что сейчас совсем другие условия, и я вижу, что нужно полностью переформатироваться, чтобы быть интересными. И очень хочется, чтобы люди оценили нашу работу и поддерживали ее донатами, как это было раньше. Либо – просмотрами.

У нас так было, и надо это восстановить обязательно. Это для меня принципиальный момент. А для этого нужно потрудиться, чтобы что-то придумать. И это же может еще и не удастся, вот в чем дело.

«Некоторые люди просто боятся выходить из зоны на свободу»

– Сергей, все получится. С Кабановым вы были задержаны и освобождены в один день, но тюремный опыт у вас разный. У Александра Кабанова была Новополоцкая колония, ПКТ и Могилевская тюрьма. У тебя – колония «Витьба-3». Вы уже наверняка обменялись информацией. Где было труднее?

– Здесь все очевидно. И информацией делиться не надо, чтобы сказать, что новополоцкий концлагерь – самый ужасный в Беларуси, это факт. Ну и Кабанов же большее количество времени в Новополоцке провел в ШИЗО, а потом поехал оттуда в тюрьму. То есть он совсем в другом ритме жил. Про Новополоцкую зону и сказать ничего не может, так как он ее не видел – пару дней только в общей этой казарме, где все зеки живут, пробыл. Понимаете меня?

А я не провел в ШИЗО столько, сколько он. Какой-то месячишко, вот и все. Я был на зоне, то есть обычным заключенным, который ходил на работу, передвигался, имел возможность посещать стадион. А сидеть в камерах – это совсем другое.

– Говоришь, «месячишко» в ШИЗО?

– Да, два раза меня бросали. Один раз в 5 дней, второй – на 27. По сравнению с Кабановым это просто какие-то детские сроки…

– Ладно, давай пофантазируем. Вас с Кабановым сегодня запускают в ИК-3 под Витебском и разрешают снимать. О чем будет первый сюжет? К кому в первую очередь пойдете за интервью?

– Неожиданный вопрос. Выбили меня немного… Скорее всего пойдем сразу к политзаключенным. Фамилии называть не буду. С ними прежде всего разговаривали бы («если бы нас пустили в колонию кого-то снимать, то там политических уже давно не было бы», – это реплика Кабанова). Но я вам такое скажу: там сидит много невиновных людей и среди неполитических.

Я много с кем разговаривал, непрестанно проводил блогерскую работу, интересовался, люди мне доверяли, показывали свои бумаги, приговоры.

– Пошли бы к «хозяйке», к начальнице колонии?

– Знаете что, мне с ними не о чем разговаривать, вот в чем дело. Это нелюди. И это мрази. Это преступники, пытающие людей, издевающиеся над ними, превращающие людей – пусть даже и преступников, но ведь они тоже люди – в нелюдей. А у них нет права это делать, у государства нет права на это.

Они не «исправляют» людей, а просто прибивают до состояния животных, чтобы всего боялись. Чтобы человек, выходящий оттуда через 5–10 лет, не знал, как жить дальше, чувствовал, что у него никого нет и он никому не нужен. Чтобы забыл, что такое общество. Чтобы спился или снова вернулся в тюрьму. Ведь сильных людей, которые бы это преодолевали, очень мало. Некоторые люди просто боятся выходить из зоны на свободу.

«Так делали фашисты!»

– Это страшно. Витебская колония №3 воспринимается сейчас как наверное самая смертельная, летальная. Бывший узник «Витьбы» Сергей Соболевский, кстати неполитический, рассказывал, что когда с ним случился в колонии инсульт, администрация просто ждала, когда он умрет.

– Я скажу так: во всех этих «мусорских» учреждениях, где я был, нет нормальной медицинской помощи. Впечатление такое, что там работают исключительно отходы медицинских университетов и училищ – тоже какие-то нелюди. Когда-то, может, и они были сострадательными и сочувствующими к людям, но система их изуродовала.

Если осужденный приходит к ним и говорит о боли в суставах или сердце – они не освободят его от работы. Наоборот – гонят на новую. Только по звонку начальнику можно освободить от работы. Но они так не делают: зачем беспокоить руководство колонии с такой мелочью? Бесчеловечное отношение к людям – вот в чем дело.

Людей прибивают самыми последними способами, хотя они уже и так наказаны. Это по-фашистски просто. Так делали фашисты!

– У тебя лично не было проблем со здоровьем?

– Слава Богу, нет. Оно, конечно, там разладилось, но не так кардинально. Мне посчастливилось, что моя судьба каким-то образом меня жалела, и я страдал гораздо меньше других. Я про то, что и срок мне дали не такой большой, и относились ко мне более-менее нормально. Может, потому что я был постоянно на позитиве и постоянно шутил, не давал себя унизить. Возможно, из-за этого меня не били, каких-то больших конфликтов с администрацией тоже не случилось.

– Бывшие узники колонии «Витьба-3» рассказывали, что психиатрическая больница, находящаяся на территории колонии, стала настоящей фабрикой для преобразования нормальных людей в сумасшедших. Ты не общался с людьми, которых оттуда выписывали?

– Тут ничего не скажу. Знаю только, что там сидел транссексуал-мужчина с женской грудью. На зону по известным причинам его не пускали, и я его никогда не видел, этого человека. Но просто так на зоне говорить не будут. Когда говорят – значит есть. Ясно, что его там не лечили, а просто прятали, я так думаю, чтобы не случились неожиданные инциденты.

«Валить надо было давным-давно»

– Сергей, ты пробыл в неволе более 900 дней. Какой был твой самый черный, самый злой день на зоне?

– В Витебске не вспомню такого. В Витебске не то что их не было, но я был уже такой закаленный, готовый ко всему, и все самое страшное случилось в прошлом, я так считал. Самое такое черное было в могилевской тюрьме, когда попал в карцер, и мне было очень тяжело. Я пережил это – и стал сильнее. Пережил то состояние, когда ты считаешь, что тебя все оставили и ты никому не нужен. Такой психический раздрай, состояние душевной слабины. Понимаете?

Сергей Петрухин со справкой об освобождении из ИК № 3 под Витебском.

Фото: из личного архива

В таком состоянии можно сойти с ума, можно… еще что-то, очень опасное состояние. Но если победишь его – оно не возвращается. Ты уже смотришь на все совсем другими глазами – и ты уже не боишься.

– А самый светлый день – день освобождения? Как это произошло?

– Все обычно. За мной приехали друзья. И я очень боялся, что нас не отпустят, меня и Кабанова. И я, честно говоря, до сих пор удивлен, что нас освободили, потому что мы были настолько, на мой взгляд, бескомпромиссными в своей борьбе. Нам даже не предлагали сотрудничать с ними.

И я не могу понять, почему нас не привлекли по 411 статье. Не могу, я вам честно говорю. И не потому, что я там набрасываю, какой я крутой, но если подумать, сколько чиновников и ментов из-за нас пострадало и попало в тюрьмы, то это странно. И сколько – были сняты с должностей. И при этом за оскорбление Лукашенко или лайк дают по три года колонии. А нас взяли и выпустили.

И я сейчас думаю: как я вообще еще целый год прожил. Блин, я не знаю. Я думал, меня просто не будут трогать, что я отбыл уже свое. Наивно было так думать. Валить надо было давным-давно…

«Ничего не делал, никуда не лез, ничего не нарушал»

– Ты говоришь: думал, не будут трогать. А трогали часто?

– В том то и дело, что нет. Но если рядом рвутся бомбы – там одного забрали, там – другого, а там «Е-доставка» эта, – то думаешь: «Боже, ничего же не закончилось». И я вам скажу, что самый черный день был, когда меня вызвали в ментовку 24 января. В пятницу после обеда. Я собрался уже с этой своей сумочкой, с котомочкой на подвал и на ИВС. И меня… отпустили. Потому что я не для того был нужен.

И я, когда уже шел назад, меня всего колотило – я как-будто посидел еще раз, будто еще один срок отбыл. Осознал, что вот теперь все может быстро порваться – и я снова буду в тюрьме. И сразу как вышел, знал, что сейчас буду связываться и с «Байсолом», и с Кабановым, и с «Весной», чтобы меня спасали. Последнюю неделю жил как на иголках.

– А зачем они тебя вызвали на самом деле?

– Пустяки. ДНК взяли, сфоткали. Короче, сделали то, что делали ровно год назад, когда я пришел из тюрьмы. Абсолютно те же процедуры. Но пятница после обеда – это день «приемки» всегда.

Сергей Петрухин. 2023 год.

Фото: из личного архива

– Демонстративная лояльность – это единственный способ выжить сейчас в Беларуси?

– Не знаю. У меня не было демонстративной лояльности. Просто лояльность, в смысле, что я ничего не делал, никуда не лез, ничего не нарушал в плане надзора за мной. Все делал, чтобы не злить их. Устроился на работу.

– Где работал?

– Оператором линий безалкогольных напитков на «Брестском пиве». Зарабатывал около 1000 рублей. У меня же были задолженности перед ментами. Иски там за оскорбление и так далее. Я тихонько работал и выплачивал.

– О чем люди разговаривают на заводе или в брестских троллейбусах?

– Люди в основном стали недоверчивыми, замкнулись, меньше стало искренних улыбок. А на работе – ни о чем. Мы же стоим на линии, каждый на своем участке, и там особо не поговоришь. А друзей у меня там не было. Ни с кем почти не общался: привет, привет – и все.

– Люди обсуждали войну в Украине?

– Как-то случился разговор, работа совместная была. Ведь, знаете, я там работал 7 месяцев, но половину времени мы и не работали по-настоящему, а только приходили и делали всякую глупую работу – подметали листья и т.д.

Ну и зашел разговор о войне. Я был просто шокирован, так как старшие женщины, под лет 60, прямо высказались, мол, правильно, что бомбят украинцев. Я не сдержался, ответил. Слушайте, говорю, как вы можете такое говорить, потому что никого нельзя уничтожать и убивать. И почувствовал, что все против меня, даже те, кому лет под 40.

– Продукты беларусской и российской пропаганды?

– Понимаете, у меня совсем другой круг коммуникации. И меня это очень удивило. Я даже не представлял, что такое вообще возможно. Я понимаю, когда это говорят ватные москали в чат-рулетке, но когда вот простые беларусы…

Но да, я попал в совершенно другую биосферу. Так случилось. И там, оказывается, есть беларусы вот с такими взглядами.

«Если бы меня не задержали до выборов – получил бы не три года, а 15»

– В интервью «Белсату» на второй день после освобождения ты говорил, что люди в Беларуси готовы взяться за оружие. Полагаешь, что вооруженное восстание – единственный путь освобождения Беларуси и беларусских политзаключенных?

– Действительно, власть понимает только силу. Это преступный режим, это мафиозное государство, не отчетное народу, и их цель – как можно больше быть у власти, ведь если потеряют ее – окажутся в тюрьме. Что касается оружия, то возникает вопрос, где его взять?..

Но если говорить профантазийно, то, безусловно, там есть люди, которые готовы с оружием в руках, как наши предки, освобождать страну. Тем более, что революция в головах и в сознании беларусов уже произошла. Возврата назад не будет. Люди хорошо знают, кто такой Лукашенко и что такое его режим. И понимают, что договориться с ним нельзя. Поэтому – только сила.

– Светлана Тихановская – сила? Как ты относишься к ней?

– Очень положительно. Она сделала то, что другой человек просто не осилил бы. И теперь, когда смотрю, как на нее нападают, хочется спросить: а где был ты? Женщина, у которой забрали мужа, лишили нормальной семьи и нормальной жизни, женщина, которая лепила там на кухне, утрированно говорю, котлеты, – она объединила нацию. Так я это вижу. Не побоялась и прошла этот сложный путь. Это же сколько нужно иметь мужества!

И чтобы ее теперь позорить?.. Этого я не понимаю! Тем более, что она обозначила вектор и хочет провести справедливые выборы. Может, я ошибаюсь, но здесь, в Европе, она многое делает для беларусов и Беларуси. Так я полагаю.

– Если насчет выборов. Тебя задержали еще до 9 августа 2020 года. Жалел, что не довелось проголосовать?

– Признаюсь: сначала жалел. Но вот сейчас… может, так и не красиво говорить, но, если бы остался на свободе во время выборов, то дали бы мне уже не три года, а минимум 10 или всех 15. И я бы их не отсидел, потому что не выдержал бы. И был бы сейчас в тюрьме. Это на сто процентов.

Так что вопрос ваш интересный. Когда меня посадили, я думал: холера, почему же так, ведь на свободе там сейчас все кипит, хочется в тот вихрь, быть в потоке. Такой был настрой, кураж такой. Я все думал, ай ну там суд, но до суда – освободят, после суда думал – все равно на зону не доеду – освободят, аж пока на зону меня не привезли. Вот Кабанов сразу знал, что будет такая жесть, а я не знал.

Поэтому ответ на вопрос такой: Я рад, что получилось именно так. Я желаю всем политзаключенным стойкости и силы. Я был там, в этой тюрьме, и я просто туда больше не хочу. И хорошо, что я сейчас не там. Я честно говорю.

– Хорошо, что ты на свободе. Поздравляем еще раз с успешной эвакуацией! Держись и не брей бороду!

– Нет-нет, не буду. Благодарю вас!

Дмитрий Мираш / ЮК belsat.eu