Политзаключенный Анатолий Хиневич рассказал, как сидел в витебской колонии, и объяснил, когда «победят честные люди»
Поэт и исполнитель собственных стихов из Борисова Анатолий Хиневич 840 дней провел в неволе, осужден на 2,5 года колонии за то, что якобы избивал милиционеров, лежа на земле. Прошел через Окрестина, жодинское СИЗО, Володарку и витебскую колонию №3. С февраля 2023 года – на свободе. В интервью «Белсату» Анатолий рассказал, как праздновал на зоне день рождения и встречался с Максимом Знаком, объяснил, когда «победят честные люди».
«Белсат»: – Анатолий, сначала поздравляем с недавним днем рождения! 30 лет, да? Как отпраздновал?
Анатолий Хиневич: – Да, 30 исполнилось 19 августа. Отметил в Вильнюсе вместе с беженцами в организации «Дапамога», где я прожил почти два первых месяца. Вечером перебрались в дом, который снимаем втроем, и тут уже продолжили. Благодарю за поздравления.
«Там каждый день можно поздравлять уже с тем, что он вообще наступил»
– Предыдущие два дня рождения отмечал в неволе. Как это было?
– Два дня рождения и три Новых года. Хотя трудно сказать, что я там вообще их отмечал. Ведь на Володарке, на первый Новый год, нас после отбоя сразу положили спать. Следующие были в колонии, но я на каждый Новый год попадал в медсанчасть. А дни рождения… Ну, это как сладкий стол в детском саду: чай, печеньки, конфеты – и весь праздник.
– Наверное, грустный праздник?
– Да, но по сравнению с обычными днями – хоть какая-то попытка оторваться от того, что вокруг. Какое-то разнообразие. Я могу так сказать: там каждый день тебя могут поздравлять уже с тем, что он наступил.
– А в медсанчасть почему попадал?
– В первый Новый год в колонии, видимо, какая-то форма ковида у меня была. Хотя тест не делали. Но сделали снимок, посмотрели, что в легких все хорошо, и я там две недели где-то пролежал. А на следующее Рождество попал туда, потому что у меня случилось воспаление уха – отит.
ШИЗО, «чтобы смуту в отряде не сеял»
– Политзаключенных обычно освобождают из колоний, пропуская через ШИЗО. Но правозащитник Леонид Судаленко, который тоже сидел в Витьбе и вышел на свободу из штрафного изолятора, говорит, что не всех. Как было у тебя?
– Через ШИЗО. Посадили меня, кажется, 1 февраля. А 15 февраля я освободился из ШИЗО – и сразу на свободу. Но действительно, не всех так освобождают. По моим наблюдениям, в последнее время больше людей стали выпускать именно через штрафной изолятор.
За что дали мне? После Нового года, в январе, кажется, много каких-то непонятных проверок было, и просто всем людям с желтыми бирками начали выписывать нарушения, неважно за что. И я под это попал. И потому, что сидеть мне оставалось немного, я, можно сказать, взбунтовался – начал писать жалобы. Так, думаю, меня просто посадили, чтобы смуту в отряде не сеял.
– Две недели в штрафном изоляторе, и это зимой. Как вытерпел?
– Ну, какое-никакое отопление в феврале как раз было. Хуже было в сентябре 2021 года, когда туда попал: отопление еще не включили. Было очень холодно, и я тогда хорошо обморозился, получил из-за этого проблемы с почками. Потом начались проблемы с суставами, как последствие. В общей сложности три раза в ШИЗО сидел на зоне и один раз в карцере в жодинском СИЗО.
«Если тебя еще не схватили и не задержали, то это вопрос времени»
– В одном из интервью ты говорил, что, выйдя на свободу, понял: страну захватили силовики. Какая на самом деле в Беларуси атмосфера?
– Сначала выскажу свое мнение. Мне неясно почему так, но эти силовики спокойно там живут и дышат. Даже информационная война уже против них, как кажется, не ведется, разоблачительные статьи о них не публикуются. Они никакого прессинга не чувствуют. И мне кажется, они уже встали на эти рельсы, живут обычной своей жизнью и ни на что не обращают внимания. Вроде все у них хорошо, как всегда.
А что касается протестных людей, то все они живут в ожидании, что в любой день или момент к ним могут прийти. Ведь известно, что для этого сейчас никаких оснований уже не требуется. Даже если в соцсетях все очищено и комментарии удалены. Если тебя еще не схватили и не задержали, то это просто вопрос времени. Просто ресурса не хватает, чтобы всех сразу посадить, то есть мест в СИЗО и колониях. Поэтому сажают по очереди, которую они сформировали.
А снаружи, если кто-то пытается все это анализировать и найти какую-то закономерность, это пустое дело. Ведь закономерности нет никакой.
Ведется борьба на всех направлениях и различными методами. Пытаются поссорить нас между собой. Я здесь в Литве иногда отмечаю, что ссоры начинаются на ровном месте: «Я сидел! А ты где сидел?» Кто-то пытается самоутверждаться за этот счет, мериться страданиями. Я думаю, это очень вредно, ведь мы начинаем забывать, кто настоящий враг. Ты не можешь добраться до какого-то лукашиста и отомстить, поэтому пытаешься перенести эту ярость на тех, кто рядом, до кого можешь дотянуться. Это неправильно.
– А что обычные люди в Беларуси, те, что не протестовали?
– Кто-то живет как и всегда, ничего не замечает. Не так давно один мой друг, когда ему рассказал, что кого-то задержали, очень удивился: «Три года прошло, а я и не знаю, что до сих пор задерживают, думал, закончилось уже все». Есть и такие люди. Живут своей жизнью и не замечают, что вокруг.
Ведь от всех каналов, чего так хотели сотрудники МВД, люди отписались, они вне повестки, в каком-то информационном вакууме. Не знают, что каждый день задерживают десятки людей. И никакого повода не надо, чтобы кого-то схватить. Могут подойти к рандомному человеку на улице и выставить ему терроризм. И никакой адвокат тебя уже не защитит, так как эти институты в стране уже не работают.
– Некоторые объясняют это какой-то дьявольской инерцией. Они не могут остановиться…
– Нет, они продолжают, потому что думают, что если остановятся, то снова у кого-то появится желание сопротивляться.
«Этот бабий бунт и спас Беларусь»
– Как это можно остановить, по-твоему?
– Я не знаю, как можно остановить репрессии мирным путем. До выборов, до июля 2020 года, может, и возможно было что-то решать мирно. После 9 августа, кажется, всем было все понятно. Мирные акции протеста в августе – это плюс не потому, что это был путь к победе, а потому, что из-за этого удалось попасть в международную повестку. Когда вышли женщины и так далее. Я даже в колонии слышал такое мнение, что события 2020 года были бабьим бунтом.
Может, некорректно звучит, но именно бабий бунт, можно сказать, и спас Беларусь. Благодаря ему к нам сейчас такое отношение и кто-то из демократических государств хочет нам помогать и помогает. Может, и недостаточно, но помогает. Не было бы того бунта, все, что произошло в 2020-м, выглядело бы в глазах европейцев обычным очередным восстанием, происходящим каждый год в разных странах мира, которое власти подавили. И если бы у нас действительно тогда не случились массовые беспорядки, может, такой поддержки мы бы и не почувствовали.
– Вернемся в тюрьму. В каком ты отряде сидел?
– В шестом. Да, второй этаж. Окна выходили на витебскую психбольницу за забором. Летом там, правда, обзор деревья закрывают, а зимой что-то видно. Но у меня упало зрение, и моих очков не хватало уже. Ухудшилось после пяти месяцев в СИЗО. Из-за отсутствия нормального освещения и солнечного света. В колонии продолжало ухудшаться, не знаю почему. Сейчас у меня минус 3,5.
– Кто входил в ближний круг твоих друзей в отряде? С кем пил чай?
– Отчасти политзаключенные. Не буду их называть. Это ни на что не повлияет. Лучше назову фамилии моего следователя и судьи. Чтобы на весь мир они прославились. Это следователь Екатерина Азарко и судья Советского района Минска Елена Жукович. Одна сфабриковала мое дело, другая его продолжила и осудила.
– Что скажешь им теперь?
– Что работу свою они делать не умеют, руководствуются приказами, а не буквой закона. Должно быть ровно наоборот.
– Как полагаешь, в каком звене в этой цепи репрессий может произойти разрыв или какой-то хотя бы сбой?
– Такой сбой мог произойти, если бы еще немного людей там запятналось. А теперь они уже такие дела на себя нагородили, что по своей воли не пойдут. То есть существование режима – единственный для них путь защитить свою жизнь. Поэтому сбой, как вы говорите, здесь маловероятен. Сейчас все они ходят под уголовными делами сами – за геноцид беларусского народа и некомпетентное исполнение обязанностей должностным лицом.
«Писал стихи на туалетной бумаге»
– Несмотря на все, ты писал за решеткой стихи. Думаешь об издании поэтического сборника?
– Мысли такие были, но сейчас еще не могу сформулировать этой идеи, чтобы это было чем-то большим, чем просто сборник стихов. Хочется найти отличительную форму. Ведь эти стихи больше об общечеловеческих качествах. Собственно о тюрьме я и не писал. Ну, несколько шуточных было, конечно, но их лучше оставить для интернет-пространства.
– А сколько примерно стихов написал там?
– Не считал, но больше сотни. Самое сложное было передавать их на свободу. Но разными путями и усилиями удавалось. Все спас, можно сказать. Выносил их не я. Я вынес только последние три или четыре, написанные в ШИЗО перед освобождением.
– Писал и в ШИЗО? Ручку же там, наверное, не выдают?
– Ну, я был осведомлен уже в этом смысле. Когда второй раз туда попал, пронес уже средство для записывания. А писал на туалетной бумаге. Началось это, когда еще на сутках сидел, когда после Окрестина досиживал 12 суток в Жодино. И там уже писал. Сначала были какие-то листики, а когда закончились – перешел на туалетную бумагу.
– Как относились в отряде в Витьбе к тому, что ты пишешь стихи?
– Если бы кто-то плохо относился, я бы не сказал. В колонию попал номер беларусского журнала, в котором были напечатаны мои стихи. Я показал их некоторым людям, а они уже это разнесли, и вся колония знала. Скрывать не было смысла.
– В витебскую колонию доходили летературные журналы?
– Просто так прислать было нельзя, но возможно было выписывать журналы из списка разрешенных. И тот журнал как раз выписывал Максим Знак. Он первый увидел мои стихи и показал мне. Мои родители тоже собирались сделать мне сюрприз. Но не знаю, каким образом, ведь когда они мне его прислали извне, то журнал, ясно, не пропустили.
А перед новым 2023 годом тот каталог вообще забрали и дали какую-то бумажку, где были индексы и названия изданий, на которые можно было подписываться. То есть они сделали не черный список, а белый список. Все такое, максимально нейтральное. Оставили, например, National Geographic. Правда, меня это уже не касалось – я готовился к освобождению и ни на что не подписывался.
Максим Знак и музыка
– С Максимом Знаком удавалось спокойно поговорить?
– Увидеть я его мог только где-то раз в неделю, когда присылали людей с желтыми бирками из параллельного отряда на дополнительные работы на промзону. Там могли видеться, в течение двух часов. И можно было пообщаться. Знак – очень образованный и эрудированный человек. Аж зависть брала, как ему легко даются языки. Хорошо владел английским, занимался немецким, читал первоисточники. Все, что рассказывал, было интересно. И самое главное, что не строил из себя какого-то лидера в отношениях – вел себя очень просто, по-человечески.
– Какую роль в том «зазеркалье», куда не следует пускать Алису, как ты пишешь в одном из стихотворений, играла музыка? Была ли возможность в колонии взять в руки гитару?
– Там была гитара, но я бы к ней не пробился. Играли на ней в театральном кружке те, кто проводил мероприятия. Но человеку с желтой биркой вход туда, в действующий такой актив, был закрыт. Ты не попадешь ни в музыкальный, ни в театральный кружок. Первые несколько месяцев была какая-то надежда. А потом мне конкретно объяснили, что, безусловно, нет.
А на промзоне звучало радио. Какая-то попса, которая всем надоела. Одни и те же песни по 10 раз в день. Нет, Бориса Гребенщикова на радио не ставили. Но я удивился, когда там однажды играла песня J:Mors…
– А писал в голове свои песни?
– Нет, я не знаю, как это. На самом деле не владею музыкальной грамотой. Все стихи трансформируются в песни просто как-то так – импровизационно. На гитаре возьму, позажимаю, побренчу. Если подходит – будет песня. Нет – в следующий раз попробую.
– Попробуешь на свободе свои стихи положить на музыку?
– Чтобы все? Это невозможно. Есть некоторые стихи, которые я не знаю даже, как вслух читать…
«До моего 30-летия не победили. Может, к 35-летию получится…»
– Ладно, но будем ждать. Как себя чувствуешь сегодня, после 840 дней в неволе?
– После освобождения сходил к окулисту и выписал новые очки, более сильные. Прохожу также обследование насчет суставов, сдаю анализы. С этим и оплатой клиники помогает одна инициатива. Пока вообще ничем не занимаюсь. Два месяца заняли заботы, чтобы получить национальную визу и остаться в Литве. Но с 24 августа – уже с визой. Сейчас думаю, успею ли податься на ВНЖ, или, может, подаваться на беженца. Как получится, пока не знаю.
– Не чувствуешь разочарования от той свободы, в которую ты попал после Беларуси?
– Я почувствовал разочарование в начале августа 2020 года, когда видел эти разрешенные митинги в поддержку кандидатуры Светланы Тихановской. Поведение некоторых людей меня разочаровало. Казалось, что они просто стремятся одного лидера сменить на другого. Вместо того, чтобы вообще отказаться от кандидатуры лидеров и жить в системе, где каждый ответственен за себя и каждый имеет влияние на свою жизнь самостоятельно. Иерархические структуры мне с определенного времени не нравятся.
– Разве может что-то получиться без лидера?
– Я думать могу что угодно. Я же идеалист. И 2020 год – это вообще не политическое дело, а сопротивление идеалистов конформистам. Политики там если и принимали участие, то толпа за ними не шла. В сопротивлении принимали участие очень много аполитичных личностей. Я не считаю себя политиком. Не состою ни в какой партии. Политзаключенные – это как бренд для международного сообщества. На самом деле это просто репрессированные люди, которых власти взяли в плен или схватили в качестве заложников, чтобы повлиять на других, не слишком смелых, чтобы выходить на сопротивление.
– Цитирую твое стихотворение: «Мо праз дзень, месяц ці дзевяць перамогуць сумленныя людзі, ці праз год толькі іх дзеці перамогуць, а колькі ім будзе?» Сколько им будет?
– Надеюсь, они в «клуб 27» не вступят. Будет им больше. Я думаю, что страной должны управлять люди зрелые и с пониманием жизни. Молодежь должна заниматься общественной деятельностью и продвигать современные явления, влиять на общество. Если сказать на тюремном жаргоне – «бодрить».
– Так когда победят?
– Ну, кто-то думает, что мы уже победили. Но что является победой – вопрос. Война в Украине идет, но как нация украинцы победили. Беларусы на пути того, чтобы стать нацией и победить, но пока только на пути. До моего 30-летия не победили. Может, к 35-летию что-то получится…
– В 35 перезвоню тебе и поздравлю с победой.
– Я не против, если через год позвонишь. Но будем объективно смотреть на эти вещи.
Окрестина, СИЗО в Жодино, Володарка, Витьба
Анатолий Хиневич родился в Борисове в 1993 году. Окончил Институт Сахарова БГУ. До 2018 года работал программистом в Центре информационных технологий Минского горисполкома. В 2020 году был наблюдателем на выборах в Борисове. Его брутально задержали 20 сентября после возвращения с марша (15 суток), во второй раз – по тому же делу, но уже уголовному – 28 октября. Был осужден по ст.363 УК («Сопротивление сотруднику органов внутренних дел») на 2,5 года колонии общего режима.
- На Окрестина встретился с Эдуардом Пальчисом, который уступил ему свою шконку.
- В СИЗО №1 на Володарского сидел с Андреем Войничем, Арсением Турукиным, Евгением Червинским, Павлом Манкиненко.
- В жодинской тюрьме пересекался с Никитой Харловичем, Русланом Окостко, Денисом Болтутем.
Срок заключения отбывал в исправительной колонии №3 возле Витебска (Витьба). Носил желтую бирку «склонного к экстремизму» (профучет). Три раза отбывал наказания в ШИЗО. Работал на разборе металла («штрафбат»), затем в швейном цехе. Вышел на свободу 15 февраля 2023 года, полностью отбыв срок.
Дмитрий Мирош / Авер belsat.eu
