Если ты три года за границей, трудно не потерять связи с родиной. Я стараюсь этого не делать. Разговариваю с людьми из беларусских городов и деревень – и понимаю, что живут они в фактической оккупации. А что делать? Надо жить, как-то приспособиться, как-то выживать, тем более и не такое в нашей истории переживали. Вспомним, например, время Второй мировой войны.
Помню, у нас на ток-шоу «План: Б» о тех событиях метко высказался журналист и писатель Сергей Дубовец: «Россия – это огромный тыл, живущий по сути мирной жизнью, хотя при военном положении, и так далее. В Беларусь пришла новая власть, ничем не лучше предыдущей. Вся нация беларусская думала, как жить, надо было наладить жизнь, надо печь хлеб, учить детей, надо дороги ремонтировать, также инфраструктуру какую-то налаживать, какие-то заводики, где работать. Надо как-то выживать. Россия этого не знала, она в глубоком тылу штамповала снаряды. Или взять второе глобальное явление у нас – Холокост. Каждое беларусское местечко – гетто, не говорю уже о городах. Страшное уничтожение, люди все это видят. Что с этим поделать?»
Я не знаю, насколько корректно сравнивать эти ситуации: ясно, что они разные. Формально и войны нет: с одной стороны, сегодня Беларусь превратилась в российский тыл, с другой – силовики Лукашенко каждый день проводят репрессии. Давайте признаем: есть некое подобие. Рядом идет война, Россия не воспринимает Беларусь как независимую страну и жестко проводит свою политику на беларусских землях, лукашенковские силовики – в основном фанаты Путина, сторонники идеи «русского мира», они избивают и бросают в тюрьмы людей за поддержку Украины и за все национальное. Для них ты безусловно должен любить и поддерживать два преступных режима, быть лояльным уже мало. Нет законов: они врываются к обычным людям с оружием, и ты полностью в их власти, ты ничего не можешь сделать. Они судят мертвых и уничтожают в своих тюрьмах живых. Как это можно назвать? Можно по-разному. Для меня эти силовики – обычные бандиты, воры и оккупанты, и я не могу назвать их беларусами: скорее, просто людьми, имеющими беларусские паспорта.
Люди видят их преступления. А что с этим можно сделать? А что ты сделаешь, если у тебя нет оружия? Остается только ждать, а пока – растить детей, печь хлеб и ремонтировать дороги.
Пишу знакомому в Беларусь:
– Как вы там? – Очень ждем вас, кажется глобально жизнь не изменилась, но люди стали больше пить и умирать. Помнишь Гену из шестой квартиры? – Да. – Умер! А Толика из соседнего подъезда? – Да! – И он умер.
И еще несколько имен. И в результате в доме из 80 квартир умерли 12 человек. Это более 10% во время, когда нет войны.
Другой знакомый из Беларуси говорит, что ситуацию в стране можно оценить в три «з»: «Запуганный народ! Злой народ! Заработка нет!»
Другой знакомый говорит, что в основном в очередях в магазинах все молчат, потому что страшно, но все с большой надеждой ищут некролог на первой странице государственных газет, так как других не осталось.
«В магазинах продуктов достаточно, в кафе много людей, на футбол приходит полный стадион, строятся новые районы и открывают новые бизнесы, я неплохо зарабатываю, только вот разговаривать о политике последние годы я не рискую», – говорит мне знакомый в Беларуси.
Большинство живет обычной жизнью; а разве до 2020 года было по-другому? Остальные – как во время оккупации – приспособились и тоже живут: а что остается? При этом война с народом не прекращается, каждый день – как сводки с фронта – приходит информация о задержанных, осужденных. И пока трудно сказать, как все это можно остановить, остается только беречь себя, пытаться сохранить страну и ждать некролога на первой полосе государственных газет.
Редакция может не разделять мнение автора.
