Вокалистка группы «Shuma» Руся (настоящее имя Марина Шукюрова) вместе с матерью и 1,5-годовалой дочерью Аей переехала в столицу Украины. С ней встретилась журналистка «Белсата».
– Расскажите почему решили переехать?
– Потому что дома стало невыносимо страшно. И эмоции, которые меня захлестнули и ощущение опасности, тревоги просто повергли меня в состояние, когда я оказалась обездвижена и парализована. Я не смогла выполнять свои функции мамы, я не смогла выполнять свою функции артистки, то есть заниматься музыкой сложно, своей непосредственной работой сложно. Я не могла зарабатывать деньги, мне было стыдно. И до сих пор есть такое чувство стыда, что кто-то мучается за решеткой, у кого-то избитый ребенок дома лежит в плохом состоянии, кто-то до сих пор не может поговорить о том, что с ним произошло тюрьме, а я тут продаю свои услуги по постановке голоса. Это смешно и нелепо, как кажется в таком состоянии.
И я работаю тренером по голосу, эта работа часто сопряжена с политической работой, и на этой предвыборной кампании я тоже работала с оппонентами Лукашенко. И, наблюдая за тем, как люди, которые имели к штабу непосредственное отношение: волонтеры, курьеры, кто-то еще… Как начинают по очереди всех людей выдергивать и водить в КГБ, я испугалась и решила, что не буду ждать этой точки, когда придут уже ко мне с какими-то вопросами, потому что моя работа именно в лице специалиста по голосу, конечно же, она длилась не только эту предвыборную кампанию, я все время работаю с политиками. И это небезопасно.
Решение давалось мне очень нелегко. И, если еще предыдущие президентские выборы мне хватало силы воли ходить на демонстрации, я вообще активная в этом плане, но у меня появилась маленькая дочка, и приоритеты резко изменились. Я еще снимала в Минске квартиру недалеко от Окрестино и ходила туда несколько раз. И все это очень страшно, когда происходит перед твоими глазами, рядом по соседству.
– Как можно помогать тем кто в Беларуси дистанционно?
– На дистанции от Беларуси можно более продуктивно работать с НПО и помогать тем людям, которые в Беларуси остались. В Минске, конечно, очень страшно этим заниматься, потому что, знаете, всегда такая паранойя, что твой email читают, за твоим телефоном следят, все твои перемещения видят и этот градус паранойи действительно очень велик. Мой мотив был такой – обезопасить себя.
– Насколько высоким был риск быть задержанной именно для вас?
– Сейчас риск есть у каждого человека, который выходит на улицу. Если посмотреть паблики в Телеграме, то можно увидеть, что по Минску сейчас просто гуляют люди в штатском в черных балаклавах, они не показывают свои лица, скрываются за медицинским масками, списывая все на COVID-19. Нет никакой возможности защитить себя с точки зрения закона, просто в Беларуси в данный момент закон работает только в одну сторону – в сторону оправдания поведения власти.
– Быть может было что-то, что стало последней капли, когда вы решили, что переезжаете?
– Последней каплей стало сообщение о том, что Украина закрывает границы и, конечно же, сейчас некоторые страны тоже открыли так называемый политический коридор для белорусов, куда можно приехать. Это Польша, Латвия, Литва. Мне очень нравится Киев, я вижу схожесть менталитета, у меня здесь есть близкие друзья, я часто сюда приезжала еще до революции. Я решила, что Киев – это место, которому я доверяю. Я могу сюда приехать и чувствовать себя в безопасности. И мы с моей мамой договорились, что у нас есть 24 часа на сбор вещей, собрали чемоданы. Мне удалось улететь.
– Что вы планируете сейчас тут делать? Может быть, присоединитесь к диаспоре белорусов, которые, находясь в Украине, помогают репрессированным?
– Конечно. Я уже общаюсь с нашими белорусами, которые переехали сюда. Сейчас мы с партнерами по всему миру думаем и составляем список, что конкретно мы могли бы сделать для творческого сообщества в Беларуси, кроме денег. Может быть, какая-то переквалификация в смежные профессии, может быть какие-то кросскультурные проекты.
Каким вы видите сценарий развития ситуации в Беларуси?
– Возможен ли арест Лукашенко?
– Мне сложно судить. Я могу только опираться на свое чувство мерцающей надежды. Ну, вот ввели санкции, Лукашенко санкции вообще нестрашны, он в Евросоюз особо и не ездит. Какие могут быть варианты событий – либо вариант, что просто все это растянется надолго и естественным способом сойдет на «нет». Либо, что сейчас мы уже наблюдаем, власти просто выдавливают из страны самых активных и бесстрашных. Как, например, это произошло с Ольгой Ковальковой. И это, конечно же, пугает. Хотя, повторюсь, лидеров нет, народ организовывается сам. Третий вариант развития событий – это российский сценарий, это, когда Беларусь теряет свой суверенитет, становится частью России.
– Возвращаться не планируете?
– Все будет зависеть от того, как будет развиваться ситуация, пока я хочу побыть здесь.
– Вы не планируете в своем творчестве отобразить происходящее в Беларуси? Может быть, песню какую-то посвятить протестам?
– Насчет посвятить песни протестам у меня была такая мысль. У меня очень узкий жанр, я занимаюсь тем, что я изучаю древние языческие женские песни, которые обслуживали обряды и ритуалы в дохристианской традиции. Я имею в виду, что это уже написанные тексты, и моя задача – эту культуру изучить и немножко ее переиграть, например, я это делаю через электронную музыку: техно, электро, дип-хаус. У меня узкий жанр, который не подразумевает, что я напишу песню и так далее. Касательно революционного гимна – очень много артистов уже сделали такие революционные песни, я хочу это выразить немножко по-другому. Я хочу это выразить в виде какого-то такого арт-высказывания, и не одна, а привлечь еще людей. Чтобы консолидироваться. Потому что белорусы такие люди, о нас говорят, что каждый сам по себе. Да, действительно, я чувствую, что в нашем менталитете есть место такой некой обособленности, но, когда происходит что-то страшное или очень прекрасное, белорусы из этой обособленности выходят, как мы шутили на революции в Минске, что «даже интроверты вышли с плакатами».
Белорусы действительно очень терпеливы, но Лукашенко сделал такие вещи, которые народ простить не может, и поэтому терпение кончилось. Но терпимость и толерантность сопряжена с ненасилием, поэтому белорусская революция такая красивая, совсем ненасильственная.
Марина Ступак belsat.eu
