В первом квартале этого года количество дел о банкротах по сравнению с соответствующим периодом прошлого года сократилось примерно на четверть. Свидетельствует ли это о лучшем состоянии экономики – в разговоре с «Белсатом» объяснет Сергей Пинчук, антикризисный управляющий.
Сергей Пинчук, антикризисный управляющий, говорит, что существенное уменьшение количества процедур о банкротстве в Беларуси зависит от нескольких факторов, и они не связаны с тенденциями в стране или с экономическим самочувствием предприятий. Это статистическое отражение несколько факторов.
«Во-первых, в 2018 году отменили ответственность за несвоевременное обращение в суд о банкротстве. Если раньше собственники и менеджеры бежали в экономический суд под страхом субсидорной ответственности в случае, если пропустят отведенные законодательством сроки, то Декрет №7 снял ответственность за несвоевременное обращение. Поэтому растет число организаций, которые учредители просто оставляют – не доводят до финала через процедуру банкротства, а просто оставляют фирмы. Поэтому сейчас чаще инициаторами процедуры банкротства выступают кредиторы. Но и кредиторам достаточно сложно и дорого начинать процедуры. И получается ситуация, что фактические банкроты в статистике Верховного суда для Минэкономики как банкроты не отображаются», – говорит Сергей Пинчук.
Вторая причина уменьшения количества банкротов, как считает антикризисный управляющий, также находится в сфере законодательства.
«Около сотни сельскохозяйственных организаций вывели из процедуры банкротства. Власти приняли указ № 399 об оздоровлении сельскохозяйственных организаций, но позже производство вокруг этих фирм приостановили, и теперь они внесены в статистику Минсельхозпрода, например. И там чиновники следят за этими организациями. Их финансовое состояние не улучшилось, хоть их и вывели из статистики банкротов», – отмечает Сергей Пинчук.
А вот коронавирус не особо затронул белорусские предприятия. Правда, это только затишье перед бурей, считает эксперт.
«С марта этого года мелкий бизнес ждет помощи со стороны государства, рассчитывает, что удастся переждать сложный период, пережить его. Поэтому до процедуры банкротства пока никто не дошел. Кто-то надеется на помощь, кто-то рассчитывает на свои силы. Но многие организации, насколько я знаю, приняли решение о ликвидации. И вот сейчас такое затишье – время от принятия решения до реализации занимает от четырех до девяти месяцев. Поэтому те фирмы, которые затронул коронавирус, придут на ликвидацию в суд только в конце года. Конечно, если предприятия не перейдут в категорию таких вот оставшихся фирм, о которых велось выше».
Руководитель государства подписал Декрет №7 в конце 2017 года. Закон изменил механизмы взаимоотношений государственных органов и бизнеса. Уменьшил вмешательство должностных лиц в работу субъектов хозяйствования. В результате улучшились и статистические показатели.
«На самом деле цели «просто улучшить статистику» нету. Суть в другом. Дело в том, что у судебной системы есть своя пропускная способность, она же не резиновая. Через один и тот же штат судей не могут пропустить в десятки раз больше дел, чем они обрабатывают сегодня. Поэтому если взять статистику за последние пять лет (а я как-то интересовался этим вопросом), всегда дел о банкротстве было около двух тысяч. Но это ли действительное количество, или оно, наоборот, регулируется? Я не могу точно ответить на этот вопрос. Я не знаю, есть ли такие установки. Но я понимаю, что судебная система не может пропустить, например, 10 тысяч дел, судьи и так работают очень много. К тому же статистика не может полностью отражать наши экономические реалии. Дело в том, что у нас сегодня оставить фирму банкрота без наказания намного проще, чем ликвидировать ее через процедуру банкротства. Поэтому и формируется значительное количество брошенных фирм, которых в стране сегодня до 45-50 тысяч», – говорит Сергей Пинчук.
Основная масса банкротов – частные предприятия, соотношение примерно такое: одно государственное предприятие на десяток частных.
«Дело в том, что в случае с госсектором работают совсем другие факторы. Только в случае, когда все доступные механизмы спасания государственного предприятия исчерпаны (а это и перекрестное субсидирование, и льготные кредиты, и директивное вмешательство в части рынков сбыта, а все эти механизмы используются), только тогда чиновники вынуждены принимать решения о банкротстве», – отмечает антикризисный управляющий.
Если предприятие государственное, то логично сказать, что руководило им определенное ведомство, министерство, определенные лица, которых назначило государство. Окончательное решение принимает не директор, но различные органы управления.
«Если произошел факт банкротства, то конечно, возникает вопрос – а кто же виноват в этом? Понятно, что идти в суд и признавать свою недееспособность управлять никто не хочет. Но в целом за последние годы количество банкротов среди государственных предприятий увеличилось. Полагаю, если бы государство не поддерживало государственный сектор, то заявлений было бы намного больше».
Сергей Егоров/ОГ/ИР, belsat.eu
