Месяц назад в Беларуси сообщили о первых четырех случаях штамма о-микрон. Первые исследования этого штамма вируса SARS-CoV-2 дали надежду, что с ним COVID-19 может оказаться не таким страшным. Как это оказалось на практике? Об этом «Белсат» спросил у белорусского инфекциониста, пожелавшего остаться анонимным.
– Известно ли примерно, какой процент людей болеет коронавирусом о-микронного штамма? Правда ли, что 80 %, как сказали в минском Центре гигиены и эпидемиологии?
– Динамика распространения любого штамма подчиняется эпидемиологическим законам. Как показала практика других стран, штамм о-микрон, единожды появляясь в популяции, в короткие сроки вытесняет из циркуляции все остальные за счет более быстрого распространения.
Поэтому знание конкретного процента людей с о-микроном сегодня не представляет существенного интереса, потому что мы знаем, что со временем все люди будут носителями этого штамма, до тех пор, пока или когда не придет следующий на смену о-микрону.
Так, на сегодня рост заболеваемости абсолютно точно связан с приходом о-микрона. При обследовании пациентов, поступивших в стационар, мы не проводим генотипирование штаммов для выявления принадлежности к тому или иному штамму. Такие исследования трудоемки, дороги и, как указывалось выше, не представляют существенного клинического интереса, поскольку не меняют радикально тактику лечения больных.
80 %, заявленные Минским центром гигиены и эпидемиологии, вполне могут соответствовать действительности.
— Доля заболевших в легкой форме или бессимптомно от этого штамма кажется больше, чем от предыдущих. Но он также более заразен. В результате в больницах стали болеть более-менее тяжело? И умирает больше или меньше пациентов?
– Действительно, штамм о-микрон в среднем протекает в более легкой форме, но главное здесь то, что следует после слова «но». На самом деле, из-за в разы большей заболеваемости, количество тяжелых пациентов в странах, прошедших пик о-микрона, было сопоставимым с предыдущими волнами, а нагрузка на систему здравоохранения была даже больше.
Поэтому количество тяжелых пациентов и, соответственно, смертей в больницах на предстоящей волне ожидается не меньшим, а, учитывая низкий уровень вакцинации, возможно, и большим, чем в предыдущие волны. Пока что мы находимся лишь у подножия предстоящей волны, поэтому прогнозировать можем, лишь опираясь не данные стран, прошедших ее пик.
– Много ли детей стали болеть в тяжелой форме?
– Как правило, тяжелые случаи и рост смертности наступают с некоторым опозданием, на две-три недели, от роста заболеваемости, потому что пока можно констатировать лишь то, что заболеваемость детского возраста возрастает в разы.
– Много ли тех, кто был привит «Спутником» или китайской вакциной, но все же попал в больницу? Много ли заразившихся во второй или третий раз?
– «Не вакцинировался и не заболел» и «вакцинировался, но заболел» – распространенные аргументы вакциноскептиков. Пациентам важно понимать, что заболеваемость – это вероятностный процесс, и вакцинация – лучшее, что есть в арсенале медицины для снижения этой вероятности.
Поэтому более корректная формулировка в этом случае будет «вакцинировался – и не умер» или «вакцинировался и болел не так тяжело, как в случае невакцинированных».
Количество вакцинированных пациентов, поступающих в больницы, невелико, а количество тяжелых случаев, требующих длительного лечения в отделении реанимации, составляет единичные проценты от общей массы заболевших. Это подтверждают и исследования, ставящие целью оценить эффективность вакцин в полевых условиях, и наши собственные наблюдения.
– Как лечить тех, кто заболел в тяжелой форме? Достаточно ли аппаратов искусственной вентиляции легких?
– Лечение тяжелых форм коронавируса проходит согласно приказу Министерства здравоохранения с некоторой ориентировкой на зарубежные рекомендации. Наличие препаратов, аппаратов искусственной вентиляции и средств защиты сильно варьируются от больницы к больнице.
На пике прошлой волны мы действительно сталкивались с нехваткой аппаратов искусственной вентиляции и кислородных точек. Но еще раз повторюсь, вопрос нехватки может сильно отличаться от города и типа больницы.
– Используются ли экспериментальные препараты и были ли случаи антинаучного «шаманства»?
– Клинические руководства иногда допускают некоторую свободу действий, «шаг влево – шаг вправо». Но использование экспериментальных подходов к лечению, идущих вразрез с результатами имеющихся научных исследований, закончилось исключением гидроксихлорохина из приказов Минздрава. Антинаучное «шаманство» – нет, такие подходы к лечению не применялись.
— За два года пандемии люди научились правилам гигиены, ношению масок, социальной дистанции? Или просто расслабились, потому что «новый штамм легче»?
– Уровень реализации противоэпидемических мероприятий, на мой взгляд, около нуля. Я бы не назвал это «расслаблением». Скорее «особо и не напрягались».
Не запрещены массовые мероприятия, которые никак не затрагивают сектор экономики, не проводится надлежащая информационная работа, а листовки-напоминалки о масочном режиме, на входах в магазины, рестораны, школы и вузы висят просто так.
Большое спасибо тем, кто носит маску и всеми возможными методами пытается снизить нагрузку на систему здравоохранения, но в условиях о-микрона, к сожалению, этого слишком, слишком мало.
После двух лет борьбы с пандемией приходится констатировать, что мы не достигли стадии «принятия». Пока не будут оглашены реальные цифры заболеваемости и смертности, пока люди не осознают тот настоящий ад, через который проходят врачи с пациентами, пока не будет начата действительно масштабная работа в этом направлении, общество будет недооценивать проблему – и ожидать каких-то кардинальных изменений не стоит.
– Как себя чувствуют сами врачи? Вы много работаете или просто адаптировались к новой реальности?
– Медицинский персонал испытывает огромную нагрузку. На пике волны определение «работают из последних сил» — как физически, так и морально — достаточно точно описывает ситуацию. В последнее время это просто ежедневная, напряженная и кропотливая работа с большими переработками всего медперсонала.
Что касается адаптации, то худшее, с чем мне пришлось столкнуться, — это какое-то смиренное равнодушие, когда четыре-пять смертей в день стали рутиной.
– Много ли медиков уволилось или многих уволили по политическим мотивам?
– Количество уехавших или уволенных медиков пугающе велико. Для перечисления ушедших из белорусской медицины только с моего курса не хватит пальцев, если иметь в виду просто знакомых – речь идет о нескольких десятках.
С каждым ушедшим из медицины количество работы на оставшиеся кадры возрастает и, на мой взгляд, это является общенациональной проблемой, потому что до очередного заболевшего врач не сможет дойти чисто физически, вообще не говоря о качестве оказываемой помощи в таких условиях.
Снимок обложки: Белсат
