Что анархизм может предложить Беларуси? Разговор с участницей «экстремистского формирования»
Сегодня начинается суд над «экстремистским формированием “Прамень”». На скамье подсудимых Евгений Рубашко, Александр Белов и два полных тезки Артемы Соловьи. Но это не все подозреваемые по уголовным делам, которых СК решил объединить в «формирование». В Варшаве «Белсат» поговорил о «Промне» с Валерией Хотиной, фамилия которой также проходит по этому уголовному делу. Девушка рассказала, что может предложить анархизм Беларуси и чем занимаются те анархисты, которые уехали из Беларуси после 2020 года.
«Прамень»
Лера начинает с объяснения, что такое «Прамень».
«“Прамень” – это медиаколлектив. Любой человек может сделать акцию или написать текст и прислать на сайт pramen.io. Изначально каждый из участников задержан по своему эпизоду. Я точно знаю, что они не состоят в одной активистской группе».
Всего по делу «Прамень» задержано 4 человека. Обвинение СК – участие в «экстремистском формировании “Прамень”». В 2020 году ребят задерживали на сутки за те же эпизоды, за которые задерживали и Леру. Из-за этого девушка считает, что она тоже проходит по одному делу с анархистами. Ранее Лере прислали несколько повесток – «приглашений» в ГУБАЗ.
В октябре 2020 года Леру задержал ГУБОП просто на улице. Ей дали 15 суток, обвинив в том, что 23 августа она руководила барабанщиками на марше. Вы, скорее всего, видели этих ребят на воскресных маршах или читали о них в СМИ. Александр Белов тоже отсидел сутки за участие на марше в августе 2020 года.
«Почти год я жила в разных местах без телефона. Но я встречалась с друзьями и продолжала работать [Лера – переводчица и преподавательница английского языка – прим. ред.]. Я переживала из-за моего компьютера – боялась, что, если его заберут, потянутся какие-то ниточки к другим людям. Но я не хотела уезжать. Когда решилась, то уезжала очень спокойно, закончила все свои дела, съездила с сестрой на Браславские озера. И поговорила с Женей Рубашко», – вспоминает Лера.
«Женя не был на выборах в Беларуси, он жил в Амстердаме, работал программистом и до событий 2020 года продолжительное время не участвовал в беларусском активизме. Приехал в Беларусь он только в сентябре. Мы все уже устали, а он приехал с огромной энергией. Его задерживали на Партизанском марше и на площади Перемен. Рубашко – флегматичный и рефлексивный человек, он много читал. Хорошо зарабатывал, и для него было нормально отдать половину зарплаты, если кому-то нужна помощь».
«За границей мне не надо было думать про деньги, я могла выбрать любую страну»
«Когда я уезжала, то не думала о том, где и как я буду жить, что я буду есть. Я не думала про деньги. Анархистское движение – это международная сеть, поэтому я чувствую себя безопасно. Я знала, что мне везде помогут. Я могла выбрать любую страну, и выбор опирался на количество беларусских активистов вокруг. Я хотела продолжать что-то делать, а не просто жить хорошо в какой-нибудь Германии.
Пока я занимаюсь беларусской темой и не хочу погружаться в местную. Пока есть “капитал”, его нужно использовать, чтобы быть эффективными. У меня нет патриотического сентимента, привязки к месту. Скорее, это сентимент угнетения – меня и остальных людей. Я родилась в Беларуси, и у меня есть право на жизнь, на работу и право там жить так, как я хочу. Я чувствую, что я предала всех людей, которые остались, потому что у меня была такая привилегия. А у многих людей нет ее. Пока для меня это эмоциональный и личный контекст».
Александр Белов и Евгений Рубашко летом 2021 года приезжали в Варшаву повидаться с друзьями. Но через 10 дней вернулись в Беларусь – это был их осознанный выбор. А через некоторое время к ним домой пришли сотрудники ГУБАЗа. На видео, которое выложили сотрудники государственных органов, видно, что задержание было жестким. Тем не менее, «покаяльных» слов в сюжете не прозвучало.
Лера с ребятами обсуждали то, что нужно записать свое «покаянное видео» заранее. Но так этого и не сделали.
«Саше Белову можно было ночью позвонить и попросить о помощи – он всегда отзывался. Кремень, показаний не давал вообще. Он раньше был антифашистом–МТЗ-шником. Сначала он присоединился к ФНБ [инициатива «Еда вместо бомб» – прим. ред.] и работал в благотворительном проекте KaliLaska. На момент задержания он отрабатывал распределение после университета. Вообще он в любой момент мог уехать – у него была карта поляка», – рассказывает Лера.
Школа Анархизма
В Варшаве Лера с другими активистами ведет лекции в Школе Анархизма. В Беларуси был похожий, но закрытый проект «Анархо Университет». Анархисты сами занимались своим образованием.
«Мы видим, что интерес к нам есть, но никто не понимает, что у нас в головах. И плюс мы закрытое сообщество. К нам приходят беларусы – думаю, те, которые не ходят на мероприятия диаспоры. Сюда люди ходят не социализироваться, а за интеллектуальным контекстом. Это около 20-30 человек. Мы столкнулись с тем, что не можем получить помещение у диаспоры, и поэтому обратились к местным анархистам, они дали нам помещение. Вы можете посмотреть записи наших занятий на youtube.
На своих уроках мы не говорим о том, как поднять беларусский протест. Мы не имеем морального права говорить, что делать людям в Беларуси, потому что мы не там.
Сейчас время фантазировать о том, что и как могло бы быть по-другому. Нужны обсуждения, пока нет возможности активно протестовать».
Сейчас время фантазировать
«Я никогда не боялась, что если меня посадят, то родители будут платить за меня, возьмут кредит. Я всегда знала, что у нас [анархистов] есть такие структуры. У обычных беларусов не было таких. А потом появились кассы солидарности [дворовые сборы для единомышленников – прим. ред.], фонды помощи и т.д.
Конечно, плохо, что посадили Тихановского и Бабарико, но для протеста это был плюс. Протесту стало неоткуда ждать указаний. Я не ожидала, что Лукашенко уйдет – уже 4 раза видела, что он не уходит. И у меня не было большого энтузиазма. Я приходила поддержать или сделать лекцию, законнектиться с людьми.
Я почувствовала подъем солидарности. И 9 числа шла и понимала, что я не боюсь. И на воскресных маршах я ощущала, что пока я там, весь мир просто замирает, и мне ничего не грозит.
Можно сидеть одному и о чем-то 10 лет мечтать. А можно со своим другом обсуждать, думать, читать про политику, разочаровываться – и в следующий раз быть лучше подготовленными. Мой самый большой страх в том, что люди будут деморализованы настолько, что перестанут что-то делать. Они попробовали – это закончилось очень плохо. Может быть, в следующий раз люди изначально начнут действовать иначе. Например, выберут другой способ протеста изначально.
Протест был очень эмоциональным. Хорошо, когда к эмоциям “примешиваются” знания», – подводит итог Лера.
АГ belsat.eu
