Физик-ядерщик Андрей Ожаровский: «Кризис радиоактивных отходов от АЭС неизбежен»
Каждый час работы атомной станции увеличивает риски и нагрузку на будущие поколения. Уже сейчас про печальный опыт в этом плане могут рассказать немцы, которые «разгребают» ошибки своих «дедов» из 1970-х. Беларусь пока в начале этого пути. Кроме этого, сегодня атомные объекты создают дополнительные серьезные уязвимости в случае вооруженных конфликтов.
Такое мнение в интервью «Белсату» высказал физик-ядерщик Андрей Ожаровский. К 37-й годовщине аварии на Чернобыльской АЭС мы поговорили с ним о том, какую опасность несут в себе объекты атомной энергетики в новых геополитических реалиях, что представляют из себя могильники для ядерных отходов, почему все варианты для их размещения в Беларуси плохи, с какими отходами будут иметь дело беларусы и кому будет принадлежать плутоний, полученный из отработанного ядерного топлива БелАЭС.
«Любая страна, на территории которой находится АЭС, более уязвима для террористической атаки и военной угрозы»
– Захват украинских АЭС российскими военными и проведение вблизи них боевых действий остро поставили вопрос о безопасности и возможности ядерного шантажа со стороны государства-агрессора. Как не допустить ядерную катастрофу? Или в данном случае «сила в силе» и мы обречены на диктат государства с «ядерной дубинкой»?
– Мир до сих пор в шоке: никогда раньше не было такого, что военные действия не просто проходят рядом с действующей атомной станцией, а сама работающая на всех мощностях АЭС в результате силового захвата с применением тяжелого оружия переходит из-под контроля одной страны к другой. Кризис Запорожской АЭС показал, что атомная энергетика создает дополнительные уязвимости, не связанные с авариями, радиоактивными отходами, а другого типа: любая страна, на территории которой находится АЭС, более уязвима для террористической атаки и военной угрозы. Поэтому военное руководство таких стран должно настаивать на их закрытии.
Возьмем страны, где станции находятся на берегу моря: Франция, Швеция, Финляндия. Хорошо подготовленная группа террористов, диверсантов, высадившись с моря, берет опасный объект под свой контроль и может диктовать свои условия. Германия свои атомные станции закрыла, Литва свою Игналинскую станцию закрыла и новой не строила – там нет такой уязвимости. Эти страны доказали своим примером, что это технически возможно. Безъядерная Германия продает электричество в ядерную Францию. Цена на электричество там не выше, чем в соседних странах. Лучшим подарком к очередной годовщине аварии на Чернобыльской АЭС стал бы отказ от ядерной энергетики.
«Идея “закопать и забыть” популярна во многих странах». Почему это плохо?
– В настоящее время отработанные ядерные отходы с БелАЭС хранятся на территории станции. Активно ведутся разговоры о строительстве хранилища для захоронения ядерных отходов на территории Беларуси. Какие вызовы и угрозы это влечет за собой?
– Слава Богу, рассыпалась в пух и прах сказка, которой кормили беларусов: мол, Россия построит в Беларуси атомную станцию и заберет все отходы. Беларуси придется искать место для долговременного размещения радиоактивных отходов. Как это будет выглядеть, мы пока не знаем. Могут начать строить глубинное захоронение – это плохое решение. Могут построить поверхностное захоронение – это тоже плохое решение. А какое хорошее? Его нет.
БелАЭС построил «Росатом», посмотрим, как в России с захоронением отходов. Старые хранилища радиоактивных отходов, которые построены в 1950-1960-е годы, протекают. Хотя есть те, кто говорит, что они простоят сотни лет. Например, город Обнинск, где размещается хранилище самой первой советской атомной станции. В городе Электросталь есть завод по фабрикации топлива, где делают ядерное топливо в том числе для БелАЭС. И там огромная территория загрязнена. С территории предприятия рядом с могильником протекает ручей, который загрязнен на несколько километров. Цифры загрязнения сравнимые с чернобыльскими. Новосибирск, Кировочепецк, Белоярская АЭС – перечень городов с протекающими старыми могильниками можно продолжать. Поэтому когда беларусам будут говорить, что у «Росатома» есть положительный опыт в этом вопросе, нужно вспомнить хотя бы эти примеры. Хотя есть могильники, которые не протекают.
Хорошо, что в Беларуси начались обсуждения, что делать с отходами, где должна размещаться площадка для их хранения. Первый блок БелАЭС работал только 50% времени, но за этот период успел наработать тонны опасных веществ. Поиск места для размещения, самого способа долгосрочного обращения с радиоактивными отходами – вещь довольно конфликтная. В России подобные поиски сталкивались даже с экологическими бунтами: никто не хочет жить рядом с могильниками.
Я видел обсуждения в СМИ насчет того, чтобы строить беларусский могильник на территории Чернобыльской зоны отчуждения. Это плохая идея, но я понимаю, почему атомщики с ней носятся: там людей уже отселили, нет жителей, которые могли бы возмущаться. Вероятно, что именно такое решение и будет принято. Почему это плохо? Люди, которые станут строить могильник в Чернобыльской зоне, будут находиться на опасной территории, облучаться. Сейчас радионуклиды, вышедшие 37 лет назад из аварийного реактора ЧАЭС, находятся в более-менее связанном состоянии в почвах. Если это всё начать ворошить, пригнать тяжелую технику, строить прямо на загрязненных территориях, это приведет к подвижности опасных веществ. Изменится карта загрязнения территории, радионуклиды могут попасть в реки. Любое строительство в зоне отчуждения приведет к дополнительному облучению людей, повышению старых, чернобыльских рисков. Упомянем также риски, связанные с транспортировкой радиоактивных отходов к месту захоронения – в практике случались аварии.
Второе решение, о котором меньше говорят – площадка возле БелАЭС, в Островецком районе. Это тоже плохое решение. Какое хорошее? Вообще этих отходов не производить. Любая точка не будет давать 100%-й гарантии, любая геологическая структура нестабильна, когда мы говорим о сотнях, тысячах лет. Для любой структуры – гранит, соль – есть факторы риска. Таким образом, каждый час работы атомной станции сегодня увеличивает риски и нагрузку на будущие поколения.
– Что из себя представляют могильники?
– «Росатом» строит могильники в Озерске для отходов комбината «Маяк» и в Уральске для отходов предприятия по обогащению урана. Это поверхностные пункты захоронения: 4 метра глубиной и 4 метра над землей, бетонные сооружения, которые засыпаются песком и глиной, сверху кладется еще один бетонный монолит, который также засыпается землей – создается холм. Говорится, что это простоит 300 лет. Вместе с тем в документах «Росатома» указано, что при неблагоприятном стечении обстоятельств протечки могут начаться уже через 100 лет.
Создавая радиоактивные отходы и не имея инженерно подтвержденного устойчивого решения этой проблемы, мы перекладываем ее на будущие поколения. Если даже могильник протечет не через 5-10 лет, а через 150, кто будет нести за это ответственность? Идея «закопать и забыть» популярна во многих странах. Однако это не гарантирует изоляции отходов от окружающей среды на весь срок, который они представляют опасность.
Атомщики не хотят оставлять отходы на поверхности, так как они видимы, их нужно охранять, и это еще одна точка уязвимости в случае военных конфликтов и террористических атак. И главное – это дорого.
– Как другие страны решают подобную проблему?
– В начале атомной энергетики казалось, что отходов мало, были малопонятны их свойства, так как еще не произошли аварии на могильниках. В 1970-х была уверенность, что в будущем, в 2000-х, проблема отходов уж точно будет решена. Тогда существовала варварская практика выливать жидкие радиоактивные отходы и затапливать твердые в моря. Были выделены, оговорены места захоронения в Атлантическом, Тихом океанах, ядерные государства имели право затапливать там свои ядерные отходы. Позже в мире запретили размещать в морях и океанах любые отходы, выгружаемые с судов.
От такой практики отказались и начали думать, что делать. Все варианты были плохие. Вариант отправить в космос не работает, потому что слишком дорого, и нельзя исключить риск аварии при взлете ракеты. Рассматривали для захоронений Антарктиду как континент, где никто не живет. Но слава Богу, договор об Антарктиде это запрещает. В итоге мировая атомная промышленность вышла с лозунгом «закопать и забыть». Но научные исследования показали, что это не работает.
В мире нет согласия: если закопать, то в какую породу? Финляндия, Швеция и Россия говорят – лучше гранита никакая другая порода для этих целей не подойдет. С бытовой точки зрения закопать в гранитную скалу – это хорошо, гранит прочный. С геологической точки зрения в случае землетрясения скала может разломиться. Как оказалось, любая гранитная скала размером более 2 км пронизана трещинами. Сейчас две страны, Финляндия и Швеция, решили строить могильники в граните, и для них огромной проблемой было найти точки без трещин в гранитных блоках, чтобы туда забурить контейнеры с отходами.
Другие страны, например Германия, выбрали для захоронения отходов соляные пласты. Немецкий могильник Asse-2, который теперь протекает, был сделан на глубине 700-900 метров в старой соляной шахте. У немцев в 1970-х было логически неверное суждение: если соль за миллионы лет не размылась, то и за следующие миллионы лет не размоется. Но это неверно. Климат меняется с ускоренными темпами, меняются режимы осадков, течения наземных и подземных рек, и немцы сегодня столкнулись с проблемой – их хранилище находится в аварийном состоянии. ФРГ тратит колоссальные средства, чтобы решить эту проблему, которую в 1960-1970-е годы заложили их деды.
Третий вариант – глины. Его выбирают Бельгия и Франция. Глина пластичная, гидроупорная, вроде как хорошо. Но геологи вам скажут, что не бывает больших участков глин без песчаных прослоек, а значит, есть риск их обводнения. Контейнеры с ядерными отходами должны сохранять герметичность на протяжении столетий и даже тысячелетий. Даже нержавеющая сталь за это время заржавеет, это любому химику понятно.
Таким образом, не нашлось такой геологической структуры, породы, которая не вызывала бы вопросов у специалистов. Закопать – это краткосрочное решение, которое передает проблему будущим поколениям. Даже в США не решен этот вопрос в долгосрочной перспективе. Кризис радиоактивных отходов от АЭС неизбежен, в отличие от возможности аварии. Да, реакторы несут опасность, но ректор может работать и не взорваться. Но любая атомная станция при работе производит радиоактивные отходы, с которыми нужно что-то делать.
Перспективы просты: нужно последовать опыту Германии, Литвы, Италии и отключать атомные станции. Сейчас эксперты говорят о сокращении атомной энергетики в мире – до 5% к 2050 году. Останутся страны, в которых есть АЭС: в основном те, кто обладает ядерным оружием.
БелАЭС как катастрофа сама по себе
– С какими отходами придется иметь дело беларусам?
– В первую очередь, с отходами атомной станции. Здесь будет огромное количество штатных радиоактивных отходов. Кстати, для газообразных радиоактивных отходов могильников нет. Есть трубы, через которые они выбрасываются, они хорошо очищены, но не на 100%, потому что дорого. «Росатом» не хочет повышать степень их очистки. Это опасно, так как люди, находящиеся в 50 метрах и ближе, будут получать дополнительное излучение через вдыхаемый воздух. Твердые средне- и низкоактивные отходы – от них обычно отмахиваются, говорят, что они менее опасны. Но это не так. Низкоактивные отходы самые опасные, потому что их много. Высокоактивные отходы можно упаковать, разместить в построенном хранилище и следить, чтобы контейнеры не протекали в течение сотен-тысяч лет. С низко- и среднеактивными отходами так не получается. Для них, скорее всего, будут предлагать курганные могильники.
Отработанное ядерное топливо – один из самых опасных радиоактивных отходов. Оно содержит большое количество недовыгоревшего урана и образовавшийся в нем плутоний. Готовится межправительственное соглашение между Россией и Беларусью о том, чтобы этот опасный радиоактивный отход приехал на время в Россию, чтобы российская атомная промышленность извлекла из него уран и плутоний. Формально уран и плутоний будут принадлежать Беларуси. Плутоний имеет военное значение. Химическое извлечение плутония из отработанного ядерного топлива сложная, но вполне решаемая задача и для Беларуси. Поэтому что будет с отработанным ядерным топливом – пока неясно.
«Переработка» отработанного ядерного топлива – неправильное слово. Правильней говорить «извлечение урана и плутония» из топлива, в процессе которого объем радиоактивных отходов увеличивается. Например, в Финляндии или Швеции извлечение плутония запрещено. Отходы БелАЭС от такой переработки обязаны будут вернуться в Беларусь по действующему российскому законодательству.
БелАЭС сегодня – это опасный радиационный объект, который производит радиоактивные отходы. Беларуси в следующие десятилетия неизбежно придется вкладывать миллиарды в строительство объектов по обращению с радиоактивными отходами. Или не строить такие объекты и получать загрязненные реки и озера. С экономической точки зрения это катастрофа вместе с необходимостью выплачивать России кредит. С политической точки зрения АЭС еще больше привязывает Беларусь к России: зависимость от российского уранового топлива, российских специалистов, без которых поддерживаться в рабочем состоянии АЭС в Островце не может. «Росатом» любит шелест денег и свою выгоду от станции он получил. Все деньги осваивал «Росатом» (правда, делились чем-то с беларусами, так что кто-то заработал на этом). А вот все остальные получили Дамоклов меч над головой, который висит на ниточке.
СП belsat.eu
