Получится ли обменять политзаключенных на снятие санкций? Как еще их можно освободить? Что известно о психологическом давлении на политзаключенных? «Белсат» спросил ою этом об этом Дмитрия Щигельского – некогда психиатра, а ныне представителя полка Калиновского.
В 2001 году минский психиатр Дмитрий Щигельский опубликовал «Историю болезни Александра Лукашенко» – он заявил, что Лукашенко давно поставили и подтвердили диагноз «мозаичная психопатия». После публикации врач был вынужден покинуть Беларусь. Через 20 лет Щигельский стал политическим представителем движения «Супраціў» («Сопротивление»), к которому присоединились хакеры-киберпартизаны. Сейчас Дмитрий Щигельский – представитель полка имени Кастуся Калиновского, подразделения беларусов, воюющих за Украину. «Белсат» записал беседу с ним в Центральном парке городка Ирпень под Киевом – недалеко от Бучи, города-символа российских зверств во время войны в Украине.
– В Норвегии на Всемирном форуме за свободу выражения мнений – World Expression Forum – выступила Наталья Пинчук, жена Алеся Беляцкого. Она заявила, что контакт с режимом Лукашенко возможен только после освобождения всех политзаключенных, а до этого нет смысла вести с ним переговоры и торговать свободой людей. Согласны ли вы с такой твердой позицией? Что будет, если провести обмен – освобождать отдельных политзаключенных взамен за отмену или ослабление санкций?
– Если разменивать некоторых политзаключенных на некоторые санкции, то, скорее всего, санкции закончатся, а политзаключенные останутся. И не факт, что их станет меньше. Возможно, их станет больше.
– Что сейчас можно сделать, чтобы помочь освободить политзаключенных или снизить уровень пыток в беларусских тюрьмах?
– Снести режим Лукашенко. Взять Минск, взять власть, построить там нормальную демократическую национально-ориентированную страну и освободить политзаключенных. Другого пути я не вижу. Единственная возможность может быть, в которую я не очень верю, это то, что вы спрашивали в предыдущем вопросе: это возможность ставить твердые условия о том, что любые контакты только после освобождения всех политзаключенных.
– Есть ли признаки, что в беларусских тюрьмах, СИЗО и на Окрестина задержанных и осужденных по политическим делам людей пытаются сломать именно психологически, сделать их безвольными, неспособными к какой-либо общественной активности?
– Психологическая работа велась всегда. Насколько я знаю, там есть довольно неплохие специалисты именно в психиатрии, психологии, которые работают с политзаключенными. И не только в тюрьмах, но также с теми, кто находится на свободе – для вербовки, для того, чтобы перетащить их на сторону режима, изменить их ценности, изменить их взгляды. И они были всегда, это не новая практика, это практика, которая существует с 1990-х годов как минимум.
Они не становятся достоянием общественности, потому что это довольно тяжелые кейсы, когда люди проходят через пытки, когда у людей меняется многое. И по понятным причинам это ни они сами, ни их родственники, ни их родные – у них нет желания выставлять это на суд общества и говорить об этом прессе. Но такие кейсы были и они есть. В последнее время значительная часть процессов такого рода направлена на то, чтобы прежде всего перевербовать человека и перетащить на сторону режима. Мы видим это на примере Воскресенского, мы видим это на примере Протасевича, но это только наиболее известные примеры.
– Знаете ли вы людей, которые именно в результате репрессий, пыток лукашенковских силовиков стали на сторону вооруженных формирований в Украине? Насколько режим Лукашенко сам мотивирует беларусов идти готовиться к боевым действиям, идти в партизаны?
– Да, знаю. Такие случаи есть. Я не буду говорить, был ли это результат пыток, или просто репрессий, или заключения, потому что это очень личные вопросы, и не всегда их корректно задавать людям. Но люди, прошедшие через репрессии, прошедшие через задержание, прошедшие через отсидки – да, они встали на сторону [вооруженных формирований в Украине], и такие примеры есть. Фактически, с 2020 года режим Лукашенко не оставил других возможностей.
Я всегда говорил, в 2020-м, 2021-м, говорю сейчас и буду, скорее всего, говорить дальше, пока ситуация не изменится: у тех беларусов, которые остались в Беларуси, осталось фактически три пути. Путь № 1 – уехать. Путь № 2 – смириться. Путь № 3 – бороться. При чем мы видим, что все другие средства борьбы были использованы, и они не дали результата. Таким образом, режим не оставил другого выхода.
Еще раз, три варианта: уехать, смириться-приспособиться или готовиться к серьезной борьбе, в том числе к вооруженной.
belsat.eu /ИР
