Мэр Москвы Сергей Собянин заявил 19 ноября, что большинство уехавших из России москвичей уже вернулись обратно. Очевидно, что чиновник преувеличивает, но некоторый обратный поток точно существует. Одни поверили в конец мобилизации, другие не смогли устроиться за границей. Мы нашли несколько человек, которые вернулись в Россию после экстренного или запланированного отъезда начиная с 24 февраля. Вот их истории.
«Копим деньги и надеемся на чудо»
Барбер Михаил из Екатеринбурга – единственный из нашей четверки героев, который уехал из страны в 20-х числах февраля. Сложный маршрут, полная неопределенность, но через две недели пришлось вернуться.
«Мы с девушкой решили уезжать почти сразу после начала войны: жить в стране-агрессоре, рядом с людьми, поддерживающими войну, было бы очень тяжело. Выбор невелик, решили лететь в Грузию, вроде и о работе уже договорились и жилье вроде было несложно найти. Поехали в Челябинск, оттуда рейс в Бишкек, погуляли по городу и полетели в Тбилиси. Но по прилету в Грузию выяснилось, что из-за большого наплыва эмигрантов цены на квартиры сильно подскочили, да и свободных вариантов мало. Ездили в Батуми, но и там ситуация с жильем сложная. Неделю в Грузии помыкались, с работой не вышло – пришлось вернуться, потому что лететь в другую страну средств уже бы не хватило. Прилетели в Минск – из него был недорогой рейс в Санкт-Петербург, пару дней погуляли по Питеру и вернулись домой».
По словам Михаила, круг общения с 24 февраля значительно сократился. «Но, по крайней мере, не слышу бредовых слов поддержки войны. Те люди, которые были мне симпатичны и интересны, оказались адекватными. Вообще вся эта ситуация показала, кто есть кто», – говорит он.
На работе война тоже сказалась: «Клиентов стало заметно меньше, администраторы делают обзвон тех, кто ходил, но почему-то перестал, и почти 90% из них куда-то уехали. С некоторыми постоянными клиентами я сам перестал работать, потому что они репостят Z. Начальство просило меня меньше репостить в сторис и я стараюсь меньше это делать. Многие отписались от меня и больше не приходят на стрижку. Но, я думаю, большинство из них просто не хотят погружаться в эту тему – такая защитная реакция, что “меня политика не касается”. Увы, именно из-за таких позиций все это и случилось».
Изменился ли родной город? «По сравнению с мартом Z в городе вообще исчезла, остались только обшарпанные в транспорте, которые кто-то явно хотел оторвать. Но стали исчезать привычные атрибуты современной цивилизации – McDonald’s, магазины одежды, привычные иностранные товары в магазинах, а оставшиеся сильно подорожали», – рассказывает Михаил.
До войны он ходил в два тренажерных зала, но после 24 февраля перестал – их владельцы поддерживают войну. По словам уральца, один из этих залов уже закрылся, хотя раньше работал 10 лет.
«Мы все еще ищем варианты эмиграции, но уже не так спонтанно, как в марте, потратив почти все сбережения, – добавляет Михаил. – Если будет хороший, надежный вариант, то будем с девушкой уже серьезно его рассматривать, пока что собираю информацию, копим деньги и надеемся на чудо».
«Весь мир вверх ногами, а здесь все неизменно»
В отличие от Михаила, юрист Алексей из Москвы с февраля надеялся, что его пронесет, а период мобилизации переждал на юге Беларуси – практически случайно, поехав в отпуск к родственникам. Ранее он был у них весной и мог сравнить обстановку.
«Я уехал в Беларусь в запланированный отпуск 12 сентября. Было стремновато – деревня недалеко от границы, от Чернобыльской зоны. Вблизи границы российские войска стоят в данный момент, весной оттуда шло наступление на Киев. Вообще весной там было неспокойно – летали ракеты, ПВО срабатывала, военная база рядом, над огородами и хатами летали вертолеты.
Пока я был в отпуске, началась мобилизация. Естественно, возвращаться и не подумал, остался у родственников и очень этому рад. В Москве началась паника, все стали уезжать за границу, побросали хорошую работу, жилье… Я чувствовал себя в безопасности вдали от этого всего. Читал новости, но было непривычно, что задержался и пришлось свыкаться с деревенской жизнью. Не было привычной московской суеты, да и паники при выходе из дома. Я в деревне за полтора месяца восстановился, набрался сил.
В город ездил в магазин или погулять, россиян почти не видел. Ну, есть машины с российскими номерами. Насколько я знаю, у военных есть установка не светиться. В лесу, прямо в Чернобыльской зоне, люди их видели, а по городу нет. Весной было иначе – танки ездили, военные с оружием заезжали в магазины. Сейчас спокойнее.
Вернуться пришлось из-за работы: месяц я работал удаленно, но работы было мало, а потом руководство сказало, что надо в офис выходить. Да и более-менее все утихло. В Москве ничего не изменилось, разве что люди поуезжали, но общий настрой остался прежним – безразличный (например, среди моих коллег, которых это не затронуло). У многих мнение: «Ничего не изменишь, это всё политика, мы не знаем, кто прав, а кто виноват». У людей такая пассивно-нейтральная позиция. В целом, по Москве Z-тематика изначально не сказать что была повсюду. Реклама с военными на остановках – и всё. Как будто бы ничего и не происходит. Весь мир вверх ногами, а здесь все неизменно, хотя и непредсказуемо. Наверное, в Западной Европе так же».
«Мне сказали: “Или уедешь по-тихому, или тебя с позором выгонит дисциплинарная комиссия”»
Еще один москвич – географ Антон – тоже уезжал не спонтанно. Он называет историю своей жизни в Европе краткой и с нелепым финалом. Он столкнулся с «новой этикой» и разочаровался в образе ЕС.
«Еще до начала текущих печальных событий я собирался поступать в европейскую аспирантуру. События февраля вынудили меня ускорить свои поиски. Очень хотелось учиться в Католическом университете Лёвена, но я туда написал уже после 24 февраля и ответа не дождался. Затем всплыл вариант с Университетом Коменского в Братиславе, туда удалось поступить. Собрав кучу документов и получив визу, 12 сентября я приехал в Словакию.
С одной стороны, ярко выраженной русофобии я не встретил нигде. Некоторые люди (например, офицер полиции, принимавшая документы на ВНЖ) были очень радушными и с теплотой вспоминали о своих поездках в Москву или Питер. Кто-то был просто нейтральным, но на обострение после слов “Я из России” не шел никто.
С другой – гладкими полтора месяца, что я был там, тоже не назвать. Счет в банке россиянам можно открыть только после получения ВНЖ (и то, с российским паспортом может понадобиться несколько походов в разные банки или даже в разные отделения одного и того же банка: где-то счет откроют, а где-то нет). Для сравнения: гражданам Украины для открытия счета достаточно паспорта. Без банковской карты жить можно (у меня получалось), но очень неудобно – в кошельке всегда куча мелочи, а вишенкой на торте стали стиральные машинки в общаге, которые к оплате принимают только карточки. Пришлось просить одного знакомого из Армении платить за меня, а ему отдавать наличными. Ну и никакой билет на автобус/поезд/самолет, как привык в России – в несколько касаний на экране смартфона – без банковской карты не купишь, приходится по старинке ездить на вокзал.
Все шло неплохо до тех пор, пока моей коллеге с кафедры не понадобилось обвинить меня в харассменте, которого я не совершал. Я женат и верующий – мне в голову никогда бы не пришло приставать к женщине. Но со мной не стали даже разбираться, сказали: “Или уедешь сам по-тихому, или тебя с позором выгонит дисциплинарная комиссия”. Многие друзья советовали мне брыкаться и бороться, но после такого количества грязи, которое на меня вылили, сил и желания у меня совершенно не было. Была ли это провокация или просто воспаленное воображение коллеги – я не знаю, но итогом стало мое возвращение домой. Вся эта история далась мне очень тяжело, я уезжал в подавленном состоянии, из которого, признаться, до конца не вышел до сих пор.
27 октября я выехал на автобусе в Варшаву, 28-го добрался из Варшавы до Бреста и сел на поезд в Москву. Кто-то советовал ехать в Казахстан из-за рисков с мобилизацией, но я не стал – осталось совсем немного денег, не было с собой зимней одежды и, конечно, очень хотелось увидеть жену.
В Москве показалось, что я будто и не уезжал. Честно говоря, был рад вернуться в большой город. В нем все то же самое, что и в начале осени; единственное, что почему-то бросилось в глаза – цена на “Доширак” уже 69 рублей!
Моя система ценностей, конечно, немного изменилась: если раньше я верил, что в Европе есть свобода и там будет легче дышать, то теперь понял, что европейские власти “воюют не туда”. Ни один человек не должен быть заложником своего паспорта как минимум потому, что свою родину он не выбирал и те препоны, которые европейские власти ставят гражданам РФ, не вызывают никакого желания верить в то, что они хотят нам добра».
«Я в России ощущаю себя гостем»
Петербуржец Дмитрий, у которого собственное дело – единственный из нашей четверки, кто целенаправленно уехал из-за мобилизации. Ему принесли повестку.
«Уехать я хотел всегда – и гомофобные законы, и ситуация в стране накалялась. Когда началась война, захотелось уехать еще сильнее, но решиться было сложно, ждал какого-то толчка. Началась мобилизация, купил билет, но опять не смог решиться – родители, кошка, друзья, работа, страшно же это все бросать. Сдал билет, а на следующий день Финляндия закрыла границу [для россиян с туристическими визами]», – рассказывает он.
Решимости Дмитрию придало государство: «Через неделю пришла повестка и я вечером купил билет через Стамбул в Амстердам, потому что там друзья. Я думал остаться там беженцем. Спустя три дня после покупки билета и получения повестки улетел, причем вылетел нормально, хотя трясло – боялся, что не выпустят и уведут».
Но сомнения его не покидали даже после благополучного вылета: «Во время ночевки в Стамбуле пришли уже другие эмоции: что же я натворил, столько денег потратил, все оставил там, что делать дальше? Было одиноко и даже голодно, потому что почти не было лир. Номер в отеле был прокурен насквозь, это тоже давило. Наутро вылетел в Амстердам. Там было дождливо, но мне полегчало. Долго, с пересадками добирался до друзей, были проблемы с покупкой билетов, но все хорошо.
Первую неделю постоянно были мысли: что я наделал? зачем я тут? Поскольку работаю на себя, еще до повестки заметил, что клиентов становилось меньше – многие уехали, а другие стали сильно экономить. А стоило мне уехать, сразу все начали мне писать, оказалось, что ждут. Я гуляю по Амстердаму, хочу перекусить в кафе или купить новые вещи – но российские карты в Европе не работают, можно рассчитывать только на наличные, и в итоге не мог себе позволить какие-то траты. Еще я до отъезда почти год не виделся с родителями… В общем, решил вернуться, купил билет в бизнес-классе – лететь в ад, так уж бизнесом!»
Дмитрий отмечает, что поначалу и на родине были те же чувства: «Первые ощущения по приезде: какого хрена я вернулся? Но через пару дней подуспокоился. Прошло уже недели две, я в России ощущаю себя гостем – такое классное чувство! Страна не изменилась, разве что стало больше агрессии, люди стали нервные».
Как и Михаил из Екатеринбурга, Дмитрий уверен, что его возвращение на родину временное.
«Надеюсь, получится уехать попозже, уже более подготовленным, – говорит петербуржец. – Я раньше был шопоголиком, снимал стресс через покупки всякой фигни. Теперь не хочется тратить, зато продаю ненужные вещи. В Нидерландах я общался с юристом, через знакомых нашел. Оставалось только позвонить по определенному номеру, податься на убежище и шестеренки бы закрутились. Нужно было лишь решиться. Здесь ко мне из военкомата вроде бы никто больше не приходил, а в почтовый ящик я уже не смотрю и на звонки с незнакомых номеров не отвечаю».
Иван Алексеев, belsat.eu
