«Купалинка» – песня протеста? Группа «Dee Tree» о новом альбоме, этно-соуле и «исполкомовском сознании»
Белорусская соул-группа Dee Tree на прошлой неделе выпустила мини-альбом «Усю восень», в котором смешались народная музыка, стили XX века и современное звучание. Песни они посвятили «белорусам, победившим страх и равнодушие».
Вокалистка Лера Деле и барабанщик Юрий Зверев рассказали «Белсату» о новых песнях и о своем восприятии ситуации в Беларуси. Альбом «Всю осень» можно послушать на всех популярных цифровых площадках.
Что это за жанр
Свой второй альбом группа собиралась выпустить еще в прошлом году. Юрий рассказывает, что почти сразу после выхода первого альбома «All Is 111» летом 2019 года группа начала думать о следующей пластинке, но «попытка второго альбома номер один» не вышла: искали «более живое» звучание, устраивали выступления. Только год назад, когда Юрий встретился возле кафе с басистом Филиппом Петченко, он предложил записать песню «Дубрава» – и постепенно идея разрослась до четырех белорусскоязычных треков. Да запись затянулась на год: собирались сделать за лето, не успели, начался политический кризис, группа частично разъехалась. Лера и Юрий теперь в Берлине.
Если первый альбом можно было описать просто как англоязычный нео-соул, со вторым тяжелее. Лера объясняет, что дистрибьюторы требуют назвать жанр музыки, которую распространяют, а такие альбомы, которые не вписываются в конкретный жанр, может быть проблематично «адресно» доставить слушателю. Музыка, говорит она, действительно должна быть категоризирована, так как «без категорий люди просто потеряются».
«Альбом у нас не был объединен стилем, – объясняет Юрий. – Песни быстрее объединились вокруг фактора белорусского языка. Совершили желание оставить такой маленький след на белорусском языке. С точки зрения музыки это четыре абсолютно разных трека: два трека акустические, «Дубрава» – этно-драм-энд-бэйс, «Алина» – возле хауса, хаус-диско. Если честно, я не думал об этом, когда записывали».
Откуда посвящение белорусам
Альбом «Усю восень» группа посвятила белорусам, «решившимся, победившим равнодушие и страх, тем, которые узнали друг друга летом и осенью».
«Каждый народ проходит свой путь в борьбе за право людьми зваться, – говорится в описании мини-альбома. – И, к сожалению, ни для кого он не был быстрым и простым. Мы друг у друга есть, и нас много, на увиденное невозможно снова закрыть глаза, а о понятном – забыть».
Песни группы не похожи на то, что обычно называется «протестной музыкой»: звучат добродушно, а в текстах нет отсылок к современным событиям. Как такая музыка соединилась с таким посылом?
Лера рассказывает: еще года три назад ее не особенно волновала белорусская культура. Она не понимала «прикола» того, когда люди с гордостью поют свой гимн или вывешивают флаги на балконах, не говорила с гордостью «я белорус», а говорила просто «я из Беларуси». Теперь же то, что она чувствует, лучше отразит плакат с протестов «Я узнал, что у меня есть огромная семья», говорит она.
«Я часто сталкивалась с тем, что называли «белорусским менталитетом»: что-то такое исполкомовское, зажатое, «как бы чего не вышло», – объясняет она. – Когда же в 2020 году все произошло, когда люди вышли на улицы, когда произошли протесты, я поняла, что многое из этого «менталитета» – это наследие советской системы, которая фильтровала таких людей. Я поняла, что настоящие белорусы не такие: нормальные, адекватные и классные люди, и их очень много».
Стихи Коласа и Купалы в школьной программе ее не особенно впечатляли, теперь Лера говорит, что понимает: «Они чувствовали именно то же, что и люди сейчас». И в массовом сознании теперь появилась более сильная связь с теми поэтами и теми словами, считает она. Поэтому альбом посвятили не столько протестам, сколько «белорусской идентичности, проснувшейся ото сна».
Почему «Купалінку» пели в окружении ОМОНа
На одном из женских маршей Лера оказалась в окружении ОМОНа –сначала все кричали, а потом протестующие начали петь «Купалинку». Лера рассуждает: «”Купалінка” – это одна из тех песен, которые все знают, она очень красивая и «женская», «народная» (сейчас известна обработка народной песни, сделанная сто лет назад поэтом Михаилом Камышом и композитором Владимиром Теравским).
«Ты не споешь «Тры чарапахі» в окружении ОМОНа, – говорит Лера. – А в этой песне воплотилось то же чувство, которое бывает, когда тебя окружает ОМОН: ты чувствуешь себя беспомощным, но одновременно вы все вместе. Мне кажется, из-за этого чувства песня и была написана».
В том, что «дочка ў садочку ружу поліць, ручкі коліць, слёзкі пралівае», Лера слышит жалобу от столкновения человека с «позицией слабейшего», но то, в каких обстоятельствах ее исполняли, сделало песню «не страдальческой, а объединяющей».
У музыкантов есть ощущение, что в целом национальные и народные мотивы в нынешней Беларуси становятся протестными.
«Это произошло не сейчас и не год назад, это, мне кажется, лейтмотив политики если не последних 27 лет, то большей части этого времени, – говорит Юрий. – Поэтому да, сейчас это особенно остро, когда дошло до того, что в поезде запрещают читать на белорусском языке книги».
Лера дадае: песни, которые сочиняют люди государственных структур, кажутся ей чудовищно некачественными. Люди «с горисполкомовским сознанием» создают «какого-то странного мутанта, который вызывает неоднозначные эмоции», не могут создать красоту, поэтому ненавидят тех, кто может. А красивое творчество могут делать только люди со свободным сознанием. Народные песни – это «красота, которая прошла через века и стала еще красивее», поэтому она ненавистна людям «горисполкомовского сознания», резюмирует она.
Будет как в КНДР?
С ненавистью к тем, кто может создавать прекрасное, Лера связывает и закрытие негосударственных креативных учреждений, как культурный хаб «ОК-16», бар «Хулиган» или стартап-хаб «Imaguru».
«Плоды свободного сознания творческих людей – это что-то очень неприятное для людей с государственной идеологией, поэтому они это просто уничтожают», – заявляет Лера.
Уйдет ли белорусская культура в фактическую или внутреннюю эмиграцию в таких условиях, или будет развиваться в знак протеста?
Юрий говорит, что развитие с точки зрения протеста может быть, но он не видит возможности развития «в простом смысле, с точки зрения эволюции». Последние 10 лет власти хоть и не создавали условий для культуры, но по крайней мере не особо мешали, но сейчас уже не так.
«Сейчас, в условиях таких репрессий я могу вспомнить только то, как развивалась культура в 1930-е годы в СССР, – говорит он. – Не могу вспомнить каких-то прорывных моментов. Когда над людьми нависла опасность, не до культуры».
Лера соглашается с Юрием: когда сажают даже за комментарий в Telegram, «фактически выбираешь, хочешь ты свободно выражаться или хочешь быть на свободе, балансируешь между этим». Если так будет продолжаться – «ну, в Северной Корее тоже есть какое-то творчество», говорит она, и белорусская культура тоже может стать такой.
Но она не верит, что репрессивные условия могут продолжаться долго: уже не то время, «идеология так уже не работает», а люди имеют разные источники информации.
Юрий же вспоминает пример Украины, где после революции 2014 года был «культурный взрыв», когда «победило что-то хорошее»:
«Я думаю, что если это произойдет в Беларуси, а оно произойдет обязательно, будет мощнейший рывок, несмотря на трудности с кармической точки зрения, на перестроечные моменты. Если не подавлять культуру, будет снова очень быстрый подъем, и, возможно, на гораздо более высоком уровне, чем было в августе».
АА/ИР belsat.eu
