На YT-канале «Белсат LIFE» состоялась премьера эпизода «Патриотическое просвещение» абсурдистской антиутопии «Процессы». Роль сумасшедшего и демонического руководителя КГБ исполнил свободный купаловец, заслуженный артист Беларуси Игорь Сигов. О безумии вокруг нас, беспределе власти и патриотизме читайте в большом интервью.
– Ваш персонаж появляется во второй половине серии, и появляется очень ярко. Кроме того, что это глава КГБ, мы ничего о нем не знаем. Кто он в вашем представлении?
– Это все же придуманный персонаж, но который может в итоге появиться, если все будет идти так, как сейчас, когда управлять будут такие люди и воспитывать патриотизм таким образом. Когда мы работали над этим персонажем вместе с режиссером, то вспоминали того военного, который перенял «заряд энергии и бодрости». Это меня подтолкнуло к такому образу сумасшедшего, который искренне верит, что он прав.
Я тоже думал, как бы я для себя его оправдал, почему он такой. Ему нужно бороться со злом. Обычный человек, думающий иначе, – это для него уже зло. И там были споры по поводу того, оставлять ли сцену с расстрелом. Были разные мнения, но я почему-то соглашаюсь, что это должно быть. Об этом надо говорить, ведь мы можем дойти до этого, если мы не остановимся, если не будем понимать, где белое, а где черное.
– Были споры и о том, нужно ли было вообще поднимать такие темы, так как людям до сих пор болит.
– Это хорошо, что болит: значит, вы живые люди. Если бы это не болело, если бы это не цепляло, если бы к этому относились нормально – то это хана! Это означало бы деградацию человечества. Мне кажется, что этот фильм, хоть и через какой-то смех, через какой-то юмор, но он говорит нам: «Эй, люди! Мы можем доиграться!» Конечно, это анекдот, но в каждой шутке только доля шутки. Это дает людям возможность посмотреть со стороны на то, к чему мы можем прийти, если не спохватимся.
– Вы сказали про искреннюю веру своего персонажа в то, что он борется со злом. Но ведь мы видим в сериале тотальную неискренность всей этой системы, фарс, цирк. Получается, они искренни в своей неискренности?
– Ну, кто во что верит. Если ты веришь, что когда тебе дали приказ, ты это делаешь и не задумываешься, почему ты это делаешь, ведь «начальство видит лучше»… Когда пытали людей на Окрестина, они не искренне это делали? Искренне. А некоторым даже нравилось. Они же в это верят, ведь ты преступник для него, ты нарушаешь его спокойную жизнь. Он у власти, он при кошельке, он имеет оружие. Ты не можешь иметь оружия, ты не можешь в ответ выстрелить, а он может и искренне верить, что он прав и наводит порядок.
– Пока писался сценарий, пока снимали, монтировали, он начал в значительной мере претворяться в жизнь. Это уже напоминает документальный фильм. Не страшно ли от этого?
– То, что мы идем к этому, было понятно раньше. К сожалению, это сбывается, оно выходит в реальность. Я не знаю, как это объяснить, страх ли это. Мне не совсем от этого страшно, так как это было предсказуемо. Мы все понимаем, что это неправильно, но как это остановить?
– Для меня страшно, что это зло эволюционирует. И для меня вопрос, почему люди, которые видели много зла, позволяют этому злу существовать.
– Понимаешь, мне кажется, что у нас еще есть вот это: «А что я могу сделать? А что я один могу сделать. Я бы, может, и хотел, но меня скрутят, посадят, расстреляют». Зло надо уничтожать, но всем вместе. Может, на меня сейчас обидятся вольные беларусы… А что, если бы мы не уехали, если бы остались и взяли дубины? Мы могли бы победить?
– Только сообща.
– Только сообща и с оружием в руках. Беларусы на тот момент хотели решить проблему демократическим путем, без кровопролития. Кровь начала литься с другой стороны, в нас начали стрелять. Извините за крамолу, наверное, все же тогда нужно было объединиться всем и применить силу. Конечно, если бы за нами встала хотя бы армия, то сломали бы мы эту систему. Но, увы, получилось, как получилось.
– Это у вас изначально повелось, что вы играете то фашистов, то НКВДшников, то КГБшников?
– У меня, видимо, такая фактура, обычно это были фашисты. Мне нравилось играть отрицательных персонажей, они более богатые, более яркие. Зло – оно же всегда не одной краской писано. Герой – он сразу герой, он правильный. Но даже когда я играл фашистов, я подходил с той точки зрения, что это прежде всего люди. Я пытался разобраться, почему они такие, это очень интересно.
Нас так учили с самого начала, что для того, чтобы сыграть персонажа (неважно, доброго или злого), нужно задавать себе вопросы о нем. Это помогает сделать образ персонажа совершенным.
– Вы из Полоцка, там довольно много воинских частей, много играли офицеров. А хотели ли сами быть офицером?
– Мама хотела, чтобы я был офицером. Она очень любила военных, влюбилась в отца, потому что он как раз был военным. Очень уважали офицеров, так как это было достоинство, справедливость и выправка. Это были люди правильных идеалов. На сегодняшний день настоящих офицеров, которые бы остались верными этому в той степени, в которой я это понимаю, – их, к сожалению, осталось мало. Настоящие военные обязаны защищать, а не убивать, это их обязанность. Если офицер позволяет себе не защищать, а нападать, тем более на безоружного, то о каком достоинстве мы говорим.
В школе я был отличником боевой подготовки, хорошо стрелял, знал устав, мне нравилась служба, много занимался спортом. У нас в восьмом классе была игра «Зарница», и меня там поставили командовать в Полоцке на площади. При всем этом я очень уважаю оружие, отношусь к нему с уважением, так как понимаю, на что оно способно. Поэтому для меня персонажи военные довольно естественные.
– Офицеры в сегодняшней современной Беларуси – кто они ?
– Они офицеры номинально. Я даже не знаю, как сказать, потому что я знаю многих офицеров, которые, кажется, нормальные и адекватно все понимают, но что им мешает быть офицерами в той степени, как мы с тобой их понимаем, не знаю.
– Последние полгода в Беларуси возникли обязательные военно-патриотические лагеря, на каждом празднике оружие, детям в руки дают орудия, которыми можно убивать людей. Вы упомянули «Зарницу». Как то, что было в вашем детстве, отличается от сегодняшнего?
– У нас была начальная военная подготовка, в основном это была базовая подготовка к службе в армии. По моему мнению, каждый мужчина должен владеть оружием, во всяком случае, знать, с какой стороны к нему подойти, так как, к сожалению, приходят времена, когда нужно защищаться.
Но меня обескураживает то, что сейчас на этих «патриотических воспитаниях» на деток надевают наручники и говорят: «Видишь, если ты плохо будешь себя вести, то будет тебе вот так». Они начинают учить детей, что если ты будешь идти против власти, то будет так, а если за власть – то будет хорошо.
Это не патриотическое воспитание, это воспитание рабов. И «Процессы» собственно об этом. Мы идем к этому семимильными шагами. Сценарий не до конца же из головы взят, к этому есть все предпосылки.
– Патриотическое воспитание в той форме, в которой оно существует в современной Беларуси, может быть эффективным?
– Мне кажется, что детей от этого надо беречь и спасать. Вливать пропаганду старшим детям не имеет смысла, ведь они уже понимают, где добро, а где зло. А вот с малышами, у которых идет патриотическое воспитание, которые еще не сформировались, а, не дай Бог, еще и родители поддерживают власть и направляют детей к такому патриотизму, может быть проблема. Может вырасти поколение, как сейчас в России, которое идет убивать украинцев. Мир перевернулся, и это может стать реальностью беларусской. Будет расти поколение, для которого «убей другого, ибо ты не согласен им» станет нормой.
– Можно ли вообще назвать это патриотизмом?
– Патриотизм – это когда мне не приказывают поднимать флаг, а когда я сам хочу это делать. Когда я в своей стране, когда я чувствую защиту, имею свои права, когда мне нравится здесь жить. И флаг я поднимаю, не потому что праздник, а потому что я хочу, чтобы у меня он висел, хочу подниматься каждое утро под гимн Беларуси, который мне нравится, который является гимном моих людей, тех, которыми я горжусь, – вот это патриотизм.
Lauren / ЮК belsat.eu