«Свет вырубился прямо во время показа». Татьяна Гацура-Яворская о беларусских фильмах в Украине
Извне фильм «Кураж» о беларусских протестах кажется плохо совместимым с украинским большим экраном, но активистка и правозащитница Татьяна Гацура-Яворская устроила его показы сразу во Львове, Киеве и Одессе. Это был фестиваль документального кино «1084. На границе» – живые показы в украинских городах и онлайн-программа из преимущественно украинских лент для беларусских зрителей. 1084 километров – такова протяженность границы между нашими странами. О том, как украинская публика реагировала на беларусский «Кураж» и какая Украина была показана беларусским зрителям – в нашем разговоре с Татьяной.
– Каково это – организовывать показы при нестабильном снабжении электроэнергией?
– Все уже придумали до нас: когда вырубается свет, включается генератор. Во Львове мы проскочили, так как было еще начало ноября, но в нескольких случаях в Киеве и Одессе света не было уже с самого начала, а на дополнительном показе «Куража» в Киеве оно вырубилось прямо во время фильма. До показа может быть трудно добраться, потому что, когда вырубают свет, его нет вообще – черный город, только фары машин горят. Достаточно неуютно, идешь, будто не в городе, но когда добираешься – внутри все как обычно: горит свет, тепло.
– Такие обстоятельства повлияли на количество зрителей, как думаешь?
– В Киеве люди иногда не могли купить билетов: на онлайн-платформе так и писали, что в городе на 70% отсутствует электричество, купить билет невозможно. Непонятно, сколько зрителей в таких ситуациях готовы прийти в последний момент. Такие обстоятельства, конечно, влияют и на настроение. Когда люди ловят электричество, чтобы зарядить телефон или включить стиральную машину – это условия, с которыми считаешься и понимаешь, что может и не получиться. Но что делать – ждать, пока война закончится?
– Показы «Куража» о протестах в Беларуси состоялись в трех городах. Как все прошло, не тревожно ли было показывать фильм во время войны?
– В Киеве не было волнений, так как помимо фильма мы организовали встречу с бойцами полка Калиновского, то есть показали не просто кино о протестах, но и что есть беларусы, которые умирают за Украину. Ожидали, что пройдет гладко, так оно и было. На дополнительном показе мы спросили, сколько в зале беларусов и украинцев – беларусов было меньшинство. Хорошо помню выступление украинки, которая сказала, что ничего не знала ни о протестах, ни о том, как беларусы помогают Украине, и что такие фильмы нужно показывать на телевидении широкой аудитории. В Одессе, что меня удивило, был один военный и много молодежи – пришли ребята где-то двадцати лет. И во Львове, и в Киеве, и в Одессе все говорили: мол, мало знали, надо об этом больше рассказывать.
– Знаю, что ты представила фильм в афише как «Кураж», потому что было неловко переводить его на фоне войны как «Смелость». Это было оправдано в результате?
– Помню, одна девушка после показа сама использовала слово «смелость», мол, не ожидала, что беларусы такие смелые. Когда украинская аудитория знакомится с нашей ситуацией, та больше не выглядит для них так стереотипно, как это казалось весной в СМИ и соцсетях: выходили с шариками и снимали обувь, чтобы встать на скамейку. У тех, кто посмотрел «Кураж», уже другое восприятие. Наверное, если бы я еще раз делала афишу, перевела бы так же. А уже после просмотра можно говорить о смелости.
– У нас выработался «стереотип» об отношении украинцев к беларусам сегодня. Возникали ли у тебя проблемы во время организации фестиваля?
– Вообще не было. Если не считать, что во Львове нам не разрешили сделать выставку плакатов Цеслера на открытой площадке – сослались на военное положение. Но из разговоров с украинцами знаю, что с запретом на мероприятия в городском пространстве сталкиваются все. Зато, когда я обращалась к украинским режиссерам за фильмами для показов для беларусской аудитории, они были очень открыты. То же самое с платформой Takflix – они были заинтересованы и поддерживали нас.
– Выставку Цеслера вы в итоге все равно сделали?
– Да, в Одессе. Кстати, если говорить об электричестве, здесь была проблема, ведь в первое время выставка проходила в музее, а если нет света, музеи закрываются – это связано с вопросом безопасности, там же хранилища. Люди приходят, а выставка закрыта, и когда будет свет, неизвестно. Тем не менее, посетители доходили, мне запомнилась женщина, которая фоткалась на фоне Луки с красным носом. А после выставку перевесили в театральное пространство ТЭО, где проходили показы – там она офигенно смотрелась. Я разговаривала с одесситами и мне запомнились комментарии вроде «Так а почему у вас не получилось, нужно было пару коктейлей Молотова» (смеется).
– Насколько упомянутый мной стереотип о негативном отношении к беларусам в Украине подтверждается твоим опытом?
– В моем опыте коммуникации с украинцами негативные разговоры случаются на волонтерской линии, да и в принципе, я считаю, стереотип жив. У меня был случай в воинской части, куда я ваки (аппараты для вакуумной терапии ран – авт.) привозила: врач из Бучи сказал, что от беларусов ничего не возьмет. После меня повели к командиру, который подписывал бумаги о принятии волонтерской помощи, и у нас был разговор минут на 30 о том, почему беларусы сейчас не могут сопротивляться. Надо объяснять и рассказывать, что сегодня внутри Беларуси, хотя сама я уже долго не там и теряю об этом представление.
– Думаешь, фестивалем ты расширила понимание беларусской ситуации, хотя бы в небольшом кругу?
– В небольшом кругу, я уверена, да – тех, кто пришел, и близких, кому можно рассказать. Они поговорили с беларусами, видели беларусов, узнали о полке Калиновского и гуманитарной помощи от беларусов – все это аргументы, которые можно использовать. Но это капля в море, будем честными, на какую-то систему изменений мы не можем влиять, а нужна именно системная работа, не только нашей инициативы. Даже тогда объяснение, что есть диктатура, а есть народ, займет много месяцев или даже лет.
– Удалось ли тебе на показах собрать деньги на вакуумную терапию ран?
– В трех городах мы собрали 1000 евро – считаю, это нормально. На онлайн-показах мы даже не предлагали делать переводы, так как это опасно.
– В программе для беларусской аудитории были преимущественно украинские ленты. По какому принципу ты ее составляла?
– В первую очередь хотелось показать, что война началась не 24 февраля: у нас было много фильмов, которые дают понимание, чем живет украинское общество после 2014 года. Например, «Явных признаков не наблюдается» Алины Горловой, рассказывающей о женщине из ПТСР, которая служила в ВСУ, а впоследствии адаптировалась к обычной жизни в обществе. К тому же, были картины о свежих событиях после 24 февраля, остаток программы – просто о людях, о местах в Украине.
– Большую ли аудиторию фестиваль собрал в Беларуси?
– Скромнее, чем мы ожидали, хотя были и фанаты, которые посмотрели все фильмы, писали и благодарили. Возможно, причина в том, что фестиваль совпал с чемпионатом мира по футболу, а может – в теме Украины, из-за которой на платформу даже страшно заходить.
– Расскажи о команде, которая помогала делать фестиваль.
– Команда – это собутыльники, если говорить полушутя (смеется). Мне помогала львовская тусовка и пара человек вне ее, но все беларусы. К кому я пойду со своими идеями – конечно, к близким людям, с которыми переживаю войну вместе. Мы дружили и помогали друг другу, а когда возникла идея, они тоже загорелись – и фестиваль мы открыли именно во Львове. Это идейные люди, которым миссия фестиваля оказалась близкой.
Стефания Полянская /ИР belsat.eu
