О чем говорят жертвы. Голоса насильников в документальном спектакле «Родные люди?»
Каждая третья белоруска живет в ситуации физического, психологического или экономического насилия. Такие данные предоставляют активистки общественного «единения «Радислава», которые последние 15 лет помогают женщинам в кризисных ситуациях. По данным исследования социологов НАН РБ, каждая вторая белоруска по крайней мере однажды подверглась тому или иному виду насилия. За этими цифрами стоят реальные истории, которые можно услышать в спектакле «Родные люди?».
Как возникла идея спектакля и зачем на публике рассматривать чужое «грязное белье». Актеры Лаборатории социального театра ECLAB Артем Лобко и Павел Андреев, рассказали Belsat.eu, ради чего начали со сцены гворить голосами агрессоров и насильников.
Как вы подошли к теме насилия в семье и почему родные люди у вас под вопросом?
Павел: В основу спектакля заложены интервью женщин из «Приюта», переживших домашнее насилие. «Приют» – это безопасное место, организованное общественным объединением «Радислава», что последние 15 лет помогает женщинам в кризисных ситуациях.
Вы сами были в «Приюте», разговаривали с женщинами?
Артем: Мы не были, но были другие участники спектакля, они присутствовали на групповой терапии, где женщины рассказывали свои истории. Парнем туда нельзя. Раньше я брал интервью у одной из героинь, еще перед первой версией постановки, полтора года назад. Сейчас тот эпизод также есть в спектакле. В первой версии я транслировал историю женщины, и это была форма монолога. Теперь я тоже читаю в этом же куске, но уже в роли агрессора.
Почему была изменена первая постановка?
Артем: Первая постановка была, скорее, дипломной работой выпускников ECLAB. Мы собрали материал, трансформировали в пьесу. Потом мы долго редактировали этот материал, работали над формой. Режиссер Валентина Мороз хотела превратить документалку в художественную пьесу. Позже у нас появился новый драматург Леша Чиконас, который привел пьесу в законченную форму.
Были случаи, когда героини отказывались публично рассказывать свои истории, просили снять историю с показа?
Павел: В спектакле мы не используем реальных имен. Некоторые женщины просили убрать куски из текста, но никто не отказывался полностью. Героини приходили к нам на читку. И это было для них испытанием. Хорошо, что их сопровождал психолог. Несмотря на то, что они уже пережили опыт, проговорили, поработали и отрефлексировали.
Но, когда слышишь историю со сцены, – это возвращает, это очень травматично. Спектакль – это триггер, который заставляет вновь пережить тяжелые эмоции.
У вас есть интервью агрессоров?
Павел: «Родные люди?» – это более игровая пьеса, документальные конструкции, с рефлексией. У нас нет голосов агрессоров, и мы не можем быть объективны. Знаем историю только со слов жертвы.
Артем: Там не стояла камера, мы не знаем, как было на самом деле. Только как видела это жертва, как вспоминает это и что говорит. Отсутствие голосов агрессоров вызывает много споров. Не то чтобы это их оправдало, но это было бы дополнительное мнение, дополнительная оптика.
Как вы чувствуете себя, когда играете в роли агрессора?
Артем: Если играть согласно художественной логике, должен быть конфликт и раздражитель. Конфликт как бы есть, но раздражителя нет. Все равно повествование идет от главной героини, она рассказывает. И ты просто влетаешь в эту историю, а потом стремительно исчезаешь.
Павел: Я не изображаю реального человека, я трансляция воспоминаний героини. Я додумываю, здесь нет намека на объективность со всех сторон, это только личный опыт и переживания героинь.
Если вы гворите о необъективности своей роли, не пытаетесь ли вы оправдать агрессора, так как, мол, его голос не представлен?
Артем: На практике выходит наоборот. Трудно говорить за свой кусок, но, глядя на Пашу, понимаю, что он не пытается смягчить. Трудно защищать того, кто делает такие вещи, для этого не остается места внутри. Недопустимо применять насилие, ни в какой форме.
В моем куске есть момент с диктофоном, о психологическом насилии. Когда за женщиной следили. Был постоянный сбор информации. Потом женщину заставляли пересказывать разговоры по телефону, а насильник сверял по тексту каждое ее слово. Даже если о слежке было всем известно, этот человек продолжал издеваться, заставляя произносить еще раз все действия.
Еще пару лет назад о насилии в семье не говорили публично. Этот спектакль помог вам переосмыслить опыт прошлого, который сейчас вы считаете травматическим?
Павел: Я много об этом думаю, разговариваю со своей девушкой. Это помогает отрефлексировать и выбрать свою позицию, которая дает почву под ногами, по крайней мере мне. Я не так сильно травмирован, чтобы говорить о серьезных проблемах. Возможно, поэтому мне проще справиться со своей ролью. Меня не били, я не бил, скажем так.
Артем: Мне так повезло вырасти в семье, где не было насилия. Я рос в деревне, где насилие все равно было рядом. В деревне в целом все эти «традиционные ценности» в порядке вещей. Нет примера, как можно жить иначе. Там принято считать, что ты заложник своей судьбы, ничего сделать не можешь – уйти или уехать. Пока ты растешь, наблюдаешь со стороны. Не вмешиваться в события, которые происходят, модель с детства. Как говорили – сами разберутся.
Работа над спектаклем изменила меня, я переосмыслил свое поведение не только относительно девушек, но и людей в целом. Процесс изменения начинается с самого себя. Осознание трагедии прорывает жизнь в безопасной оболочке.
Постановка как-то повлияет на ситуацию с домашним насилием?
Артем: Я не питаю иллюзий, что на спектакль придут агрессоры. Но люди начнут говорить об этом, обсуждать после спектакля, со своими друзьями.
После спектакля будет дискуссия. Нам всем есть что сказать, но почему-то мы молчим. Одна из целей театра начать говорить о проблеме, создать дискуссию, чтобы нарушить робкое молчание.
Премьерные показы документального спектакля «Родные люди?» пройдут 18 и 19 декабря в «Moving Art Factory».
ЛП/АА, belsat.eu
