Польская этнограф Анна Энгелькинг более 15 лет исследовала белорусскую деревню и ее жителей. В итоге возникла монография в 800 страниц под названием «Колхозники». Книга о людях, которых в собственной стране стыдятся и не хотят услышать, но которые являются неотъемлемой частью нашей идентичности.
Мир вокруг колхозника
[vc_single_image image=”1″ img_size=”large”]
Профессор Анна Энгелькинг начала исследовать белорусскую деревню в 1993 году. Это была очень интенсивная работа: небольшие, 6-10 человек, группы проводили исследования по методике Малиновского – когда исследователь максимально приближается к сообществу, которое исследует, видит его изнутри. «Этнограф не может превратиться в одного из тех, кого исследует. Но в этом процессе понимания можно очень далеко зайти», – говорит госпожа Энгелькинг.
Насколько далеко? Значительно дальше лубочной картинки, где деревенская старушка поет на диктофон исследователю народные песни. Здесь открываются семейные тайны, вырывается боль воспоминаний о коллективизации, раскулачивании, войне и новом – советском – крепостном праве, и наконец, развале СССР.
– Не бывает так, что незнакомому человеку в первые полчаса все рассказывают. Но если это знакомство развивается, то люди начинают говорить о вещах личных и о тех ужасах, что они пережили. И иногда ты – первый человек, которому это говорят, и первый, кто готов выслушать.
– Казалось бы, даже глава страны – из той же группы. У нас президент-колхозник. Но и этого недостаточно, и внешний мир, который видит колхозник, для него, наверное, скорее враждебен, чем дружелюбен?
– Это вопрос – видят колхозники внешний мир или несколько миров. С одной стороны, у всех есть дети и внуки в городе. И это части внешнего мира, который в определенной мере освоен. Но с их перспективы все еще существует эта оппозиция «деревня-город». И мир вне деревни воспринимается как мир, который «не работает», в смысле – не работает руками. Мир, который считается лучшим. Тот, к которому всегда устремлены надежды тех, кто хотел бы добиться большего успеха. С другой стороны, это мир власти, которую воспринимают в большой степени в архаических категориях. Когда-то был далекий, хороший и даже божественный правитель-царь, которому плохие бояре мешали. И этот образ во многом актуален и сегодня. Это чудесный президент, который нас понимает и платит нам пенсию, всегда старается, чтобы у нас был хлеб на столе и чтобы не было войны. А если присмотреться к власти низшего звена, то это по большому счету такие плохие чиновники. В основном воры и пьяницы.
[vc_single_image image=”3″ img_size=”large”]
«Прэдсядацель» и колхозный космос
– Наверняка не всегда так. В вашей книжке есть даже стихотворение, записанное на Могилевщине: Ідзе па полі старшыня, / Усюды дбайна аглядае, / ідзе ў промні заўтрашняга дня / Зямная сіла прарастае.
– Да! Но тут председатель скорее – не внешний мир, а внутренний. Ведь это колхоз. Здесь мы говорим про доброго пана, про «прэдсядацеля».
– Но «прэдсядацель» – тоже присланный, назначенный кем-то сверху. Как бы хорошо колхозник не работал, председателем он не станет.
– Часто это люди из той самой среды, из деревни, получившие образование в аграрных университетах. Они, управляя этими колхозами, в большей мере искренне работают в пользу колхоза. Очевидно, чтобы показатели были выполнены. И это все вписывается в существующую схему, имеющую сильный патриархальный аспект. Люди их воспринимают по традиционному образу доброго пана. Для меня это было шоком и откровением. Когда я только организовывала исследования, то в голове у меня был очень негативный образ колхоза. Такого советского учреждения, которое эксплуатирует людей, а люди ненавидят колхоз.
– А это не так, ибо «без колхоза нет жизни» – так в вашей книжке называется целый раздел …
– Все взаимосвязано: колхозники зависят от руководства колхоза. Но есть и чувство, что это некое общее дело, на которое все вместе работают. Они искренне заботятся о том, чтобы земля плодородила. И даже многие вещи они готовы делать для колхоза добровольно. А «прэдсядацель» – тоже понимает, что если не заботиться о людях, то те не будут работать. Это существенный, хотя и не до конца осознанный аспект функционирования этого института.
– [жена председателя] «кагда он работаў, то знаў толька калхоз. Толька на ноч прыхадзіў. Очань многа ездзіў, всево дабіваўся. Нікагда людзі без зарплаты не сядзелі. І о нём нічога плахова не скажуць, патаму што был поўнасцю аддан рабоце. […] Он очэнь скромный, так я яго пахвалю. Усё што ў нас ёсць пастроена – пры ім. Все яго ўважалі, і ў раёне, і тут. Ён лучшый у раёне. Школу пастроіў. Заслужаный работнік сельскага хазяйства раённага маштаба. Я яго і мала відзела, ён предан рабоце, Яму памагалі учоныя.
– [председатель] Гэта не глаўнае.
– А што глаўнае?
– [председатель] Штобы меншэ ўмірала і большэ раждалась. А большэ нічэво не нада. […] Смысл жызні – для чаго-та жыць».
* книга «Колхозники» полна цитат белорусских сельчан, которые приводятся без изменений – наряду с заимствованными из русского, украинского и польского языка словами.
– Один «прэдсядацель» выбивает из райисполкома помощь, берет в лизинг немецкие комбайны, а другого в конторе и не увидишь. Обоих, конечно, в разной степени – но уважают. Как такое может быть?
– Я это вижу как определенный космос, определенный образец порядка. Я не знаю, были бы в состоянии колхозники представить себе деревню без пана. Это как было до войны – кто-то помнит, кто-то знает из рассказов, что к пану ходили жать, или пасти коров, или собирать свеклу. И за это что-то получали – какие-то деньги или какие-то вещи. Всегда, со времен барщины и позже была эта модель поместья. И после отмены барщины царём, когда получили свои наделы, поместье где-то неподалеку было. Мир деревни всегда состоял из крестьян, помещиков и еще евреев. Это третий участник отношений – торговец и посредник, который покупал-продавал и вводил элемент рыночного хозяйства. Это веками функционировала и осталось в головах – такая концепция мира. И поэтому «прэдсядацель» занимает в этой системе именно такое место. Он играет роль пана, каков бы ни был. Так и паны были разные – добрые и жестокие.Еще для меня стало открытием, когда начал разваливаться стереотип советского колхоза, что когда людей спрашивали о председателе: «а какой ваш прэдсядацель?», то слово, которое чаще всего использовали, было слово «хороший». Стих, который вы цитировали, написал школьный учитель. А председатель этот – фантастический, чудесный человек.
Во второй части «Колхозной Атлантиды» читайте про то, почему Сталин не заменил Бога, как Горбачёв превратился в мифического героя и почему красть у колхоза – не грех.
В третьей – чем белорусская деревня на западе отличается от восточной и кому надо поставить памятник в центре Минска.
Дмитрий Егоров, belsat.eu
