В год выборов belsat.eu проводит цикл интервью с бывшими кандидатами в президенты, в котором они анализируют свои компании, рассказывают, как сложилась их жизнь после, и делают прогноз на будущее. С Александром Милинкевичем, который баллотировался в 2006-м, мы поговорили про его семью, обе Площади, ошибки оппозиции и Россию.
– Интересный факт из вашей биографии: ваш прапрадед и прадед участвовали в восстании Калиновского. Есть какое-то семейное предание, связанное с этим?
– Мне было 9 лет, когда дедушка ушел, поэтому не так много знаю, отчасти от мамы. Их всех выселили из деревни, которая называлась Зуброво. Участие их могло быть разным: могли бороться с оружием, могли показывать повстанцам тропинки, где можно спрятаться. Таких людей тоже наказывали за помощь: кормить, скрывать повстанцев. Но они были осуждены.
– Что с ними случилось?
– Полная конфискация имущества. С землянки начинали.
– В 20-е годы ваш дедушка занимался независимой деятельностью, белорусской культурой. Можете рассказать подробнее, что он делал?
– Дедушка умер после того, как Хрущев прочитал свой известный доклад о развенчании культа личности. Поэтому раньше он очень мало говорил о своей деятельности пробелорусской. Он был активистом ТБМ, создавал белорусское движение в деревне Бершты [на Гродненщине. – Belsat.eu] и окрестностях. Он даже сначала поддерживал партизанку белорусскую против поляков. Это было начало 20-х годов, Польша образовалась, Беларуси не удалось свое государство построить. Он даже ездил в Литву и договаривался, чтобы оттуда привозить взрывчатку, оружие… А по лесам сидела молодежь, партизаны, так как хотели белорусской независимости. Если она не удалась, хотели, чтобы хотя бы культурная автономия была. Но потом и это стало нереальным. Он сам позже отсидел два года за деятельность в Обществе белорусской школы. Это уже в 30-е годы.
– Имея таких предков, вы с детства воспитывались в такой среде или со временем пришли к осмыслению важности независимости Беларуси?
– Знаете, в семье, конечно, родителям было что рассказать. Но представьте себе, что люди, которые учились в Варшаве, работали с Янушем Корчаком, а потом приехали в 39-м году в Гродно, где должны были работать в русской школе. Ну как на них смотрели? Как на западных интеллигентов в шляпах.
Отца большевики два раза водили на расстрел. Страх в семье был очень большой, всегда были узелки под кроватью на случай, если ночью придут и заберут. В Гродно забрали почти всю интеллигенцию!
И я вдруг в классе восьмом задал себе вопрос, а потом родителям задавал. А почему так? Вот смотрите: у русских такая история, столько героев, всех побеждают, создали такую супердержаву. У поляков – такая история – боролись всю жизнь, в культуре столько сделано, а у белорусов ничего нет, только с Октябрьской революции начинается. Вот я думаю, что этот вопрос многие белорусы задавали. И я родителям задавал, ну и постепенно получал ответы. У отца была прекрасная коллекция открыток старых, гравюр, книг, но показывал он это уже позже. Нам страх трудно представить, в котором они жили…
– А если у вас уже сформировались взгляды? Когда был переломный момент, поворотный пункт?
– Была такая организация классная в Гродно – «Факел», как в Минске «Толока», но гродненская. Это уже конец 80-х, перестройка – вот там я, конечно, формировался. Ну и я имел такое счастье абсолютно свободно, свободно с 85-го по 94-й год делать на телевидении передачу об истории Гродненщины. Абсолютно без цензуры. Это была очень популярная передача и она привела меня в политику. Я стал известным в Гродно, медийной личностью. И если выбрали уже новый исполком, это был 90-й год, конец перестройки, перед самой независимостью. Меня выбрали (тогда выбирали) заместителем председателя по социальным вопросам – культура, образование.
– Вспомните свои эмоции, когда вы узнали, что Советский Союз прекратил свое существование.
– Никто не верил, что это возможно. Понимаете, колоссальная армия, одна из самых больших в мире, ядерное оружие, КГБ, власть жестко держала идеологию. И вдруг такая страна бах – и ни один человек не выходит и не протестует, мол, давайте сохраним. Я был счастлив, честно! Ведь я уже знал, что Беларусь стопроцентно должна быть независимой. Не все так думали, боялись. Помню, доценты некоторые на работе говорили: «Господи, да мы же ничего не умеем делать! Мы номера на машины не сделаем, так как это делается в России». Ну вот такой уровень мышления, что никак мы не продержимся без этого центра. Но мы были уже людьми со знанием истории, ее трагических и героических фигур – это вдохновляло. Был праздник.
– Когда праздник закончился для вас?
– Праздник закончился. И тоже никто не верил что, мы думали, что уже пришла свобода, независимость Беларуси полная и перспектива построения европейской страны. И вдруг случился этот откат, который у нас сегодня. Это, конечно, трагедия большая.
Я понял это, когда увидел собрания Лукашенко в Гродно. Я был тогда в исполкоме заместителем председателя и по службе приходил смотреть, как проходят эти собрания. Я видел слезы на глазах женщин и мужчин, когда те слушали Лукашенко. Он без сомнений талантливый популист, и я чувствовал, что он выиграет эти выборы.
– А что он говорил в Гродно во время предвыборной кампании?
– Он говорил, что вернемся в Советский союз. Обещал, что будет как в Советском союзе и даже лучше. Он же шел как реформатор. Положение экономическое было тяжелое, так как реформы белорусские не двигались и даже плохих реформ, как в Москве, не было, все просто сидели, ждали и боялись.
– Кампания 2001 года. Как вы оказались в команде кандидата Семена Домаша и почему?
– Он очень надежный руководитель. Умел работать, требовал, но никогда никого не оскорбил, никогда не повысил голос, никому не тыкал и все говорили, что с ним сложно работать, но надежно. Еще он умел защитить своих (так как горисполком был такой более демократичный) от облисполкома. Такой себе отец строгий. И еще он был реформатором. Это был проевропейским человеком, насколько возможно было тогда.
Почему я стал у него руководителем штаба? Потому, что я его уважал. Я и до сих пор считаю, что из всех кандидатов он был самым перспективным, лучшим для Беларуси. Его поддержала значительная часть номенклатуры и у него была огромная поддержка в регионах. Домаш возглавил «Региональную Беларусь», он был суперкандидатом. Ну а потом произошла трагедия. Домаш дал слово, что снимется, как и Гончарик, и остальные, когда единственным выберут другого кандидата.
– А кто должен был тогда назвать?
– А вот вопрос! Не успевали уже сделать конгресс и тогда решили, что пять человек – демократические кандидаты включительно с Домашем – как только соберут подписи, садятся и определяют, кто единственный. Сели в комнате в Доме ветеранов, такая «тайная вечеря». Выбирали по пяти критериям. И по четырем Домаш железно был лучшим: больше всего подписей, самая большая география, самая большая инициативная группа, самый низкий отрицательный рейтинг, а потом дошли до пятого критерия, а пятый критерий – деньги.
Каждый должен был сказать, сколько у него есть на следующий этап, на агитацию. Действительно, у нас не было много денег. И остальные кандидаты сказали: «Знаешь, Семен, ты хороший мужик, но у Гончарика больше средств, значит, компания будет лучшей. Мы за Гончарика».
– Назовите три основные ошибки вашей избирательной кампании 2006 года.
– Я мог бы начать с того, что было супер, но давайте с ошибок, хорошо. Я не боюсь об этом говорить. Самой значительной ошибкой было то, что в штабе были лидеры политических структур, а должны быть политтехнологи. Кроме того, следовало из известных людей создать совет, а мы зациклились на коалиции. А еще мы хотели поставить палатки в первый день, но посчитали, что площадь оцепят и не позволят нам туда попасть. Когда молодежь уже потом попыталась пронести палатки – их не пропустили. Так в первый день мы не смогли закрепиться.
В ночь после выборов у нас были сведения, что получили около четверти голосов [по объективным, не фальсифицированным подсчетам. – Belsat.eu]. Это успех, но недостаточный, чтобы говорить, что у нас украли победу.
И когда зовешь людей на площадь – несешь огромную ответственность. Там было много молодежи… Я знал и не сомневался, что могли стрелять. Ведь тогда никто не играл с Европой, были нефть и газ из России, был самый пик экономики Лукашенко. Я горжусь тем, что мы не пошли по городу, ничего не брали штурмом, так как были бы жертвы, кровь. А как потом смотреть в глаза людям, их родителям, если ты позвал и не защитил?
– Площадь 2006 года имела реальный шанс на победу. Возможно ли было добиться смещения Лукашенко с поста? Или это было проявлением гражданской позиции типа «демонстрации семерых» в Москве в 1968 году?
– Когда мы начали кампанию, верили, что шанс есть, что мы чувствуем настроения общества. Но, знаете, как это у белорусских демократов, мы контактируем больше со «своими», близкими по духу людьми… Для нас истинным вдохновением было то, что произошло в Киеве, в Тбилиси [имеется в виду первый Майдан и Революция Роз. – Belsat.eu] – мирные цветные революции. Сегодня, после стольких лет, я понимаю: шанса на мирную революцию у нас не было.
– После 2006 года некоторое время вы были самым узнаваемым, топовым политикам. Почему вы больше не баллотировались в президенты?
Сначала я хотел участвовать в выборах 2010 года, так как следовало использовать мой большой рейтинг. Но окончательно отказался от этой идеи, когда понял, что никого не объединить. В условиях авторитарной страны должен быть единый, которому доверяют. Я говорил коллегам, что мы делаем ошибку и разрушим все, что построили, но они мне говорили: «Ты сделал ошибку, что не двинулся с Площади, не пошел завоевывать свободу».
А я до сих пор считаю – мы тогда остановили множество провокаций. Даже накануне 19 марта я лично в одном посольстве прекращал провокацию.
– А можно подробнее? В посольстве какой страны?
– Не хочу. Не время. Я в мемуарах напишу.
– Во многих интервью вы говорили, что «У Москвы на каждых выборах были здесь свои кандидаты». Назовите этих людей.
– На выборах 2001 года Домаш был пробелорусский, проевропейский, прореформаторский – ну никак не соответствовал Москве. Гончарик подходил больше.
– А в 2006 году?
– Конечно, Козулин. И он не скрывал этого. И когда Козулин пошел на Окрестино 25 марта [требовать освобождения задержанных. – Belsat.eu] – это была демонстрация духа. Но возможно ли было кого-то освободить? Я сразу сказал тогда, что это провокация, так как в результате посадки Козулина прервался диалог с Европой. Российский след здесь неизбежен, ведь Козулин выполнял стратегию, которая писалась в Москве.
-В 2010 году, по вашему мнению, в чем была провокация?
– Еще более эффективная – битье стекол в Доме правительства. В 2010 году она привела к тому, что диалог с Европой исчез полностью, оппозиция села в тюрьму, а Лукашенко стал более слабым для интеграции.
Знаете, когда оппозиция выводит людей на площади, она должна уметь нейтрализовать провокации, иметь отряды самообороны. В 2010-м ни у одного кандидата не было отрядов, которые взяли бы провокаторов, бьющих стекла, да и отдали бы милиции.
9 гадоў таму, 19 снежня 2010 г, адбылася Плошча 2010.У акцыі ўзялі ўдзел па розных падлікахад 15 да 100 тысяч беларусаў.Вось, як гэта было:
Opublikowany przez Белсат TV Czwartek, 19 grudnia 2019
– Исходя из ваших слов, битье стекол в Доме правительства – российская провокация против Лукашенко. Но не кажется ли вам, что Лукашенко изначально собирался разгонять Площадь?
– Во власти были тогда разные точки зрения. Часть убеждала Лукашенко, что для продолжения диалога с Европой очень важно не трогать людей, а часть предложила зажать все. И Москва в этот момент просто использовала белорусские спецслужбы – не знаю, сознательно или за деньги. Нас предупреждали из Москвы близкие к силовым структурам люди, что будут такие провокации.
– Можете сказать, кто предупреждал?
– А вы считаете, человек выживет после этого?
– Приказ все же отдавал Лукашенко…
– Лукашенко. Но его спровоцировали, зная его характер.
На этих выборах то же самое может случиться. И если власть и оппозиция не будут готовы нейтрализовать провокации – грош нам цена, мы проиграем Беларусь. Войдут миротворческие силы, чтобы навести здесь порядок.
– В конце нулевых – в начале десятых вас критиковали за предложение диалога с властью. А сегодня лидеры мнений, популярные блогеры и журналисты высказываются в таком же русле, что диалог нужен. Не кажется ли вам, что происходит капитуляция гражданского общества перед властью?
– Это не капитуляция, это здравый смысл. Просто здравый смысл. Есть угроза России, в чем сегодня никто не сомневается. Есть часть власти – пробелорусские, проевропейские люди и есть часть, которая любит Москву, потому что любит Советский Союз. Власть разделена так же, как и оппозиция: там одни за диалог, их большинство, а есть те, кто против, более радикальная оппозиция. Я считаю, что нужно вести диалог с властью, с той группой, которая хотела бы, чтобы Беларусь была независимой.
Мы не будем друзьями. Но мы оппоненты, а не враги. Мы партнеры в определенных вещах, важных для Беларуси.
– Если в этом году будут сведения, что результаты выборов сфальсифицированы, оппозиция должна организовывать Площадь?
– Оппозиция может организовывать Площадь, если она чувствует, что пользуется серьезной поддержкой, которая сделает эту Площадь относительно многочисленной. Если выйдут сто человек или тысяча человек – значит, свободные выборы не особенно нужны людям.
Да, Лукашенко виноват, но общество также несет большую ответственность, так как большинству даже непонятно, что это такое [свободные выборы. – Belsat.eu]. Большинство думает, что это беспорядок. И вот это понимание нужно строить долго. А за независимость надо бороться день и ночь.
Беседовала Екатерина Андреева/МВ, belsat.eu