«Условия, как в средневековье. Сторонников власти здесь нет». Могилевский активист – о «химии» в Крупках
Активист из Могилева Станислав Павлинкович попал на «химию» за оскорбление судьи. С 29 марта он отбывает наказание в исправительном учреждении № 39 в Крупках, что в Минской области. Он рассказал «Белсату» об условиях быта и отношении к политическим заключенным, а также о цвете выданной ему бирки.
История с уголовным преследованием Станислава Павлинковича началась в прошлом году. В мае 2020 года он получил 15 суток административного ареста за кормления голубей в центре Могилева. За пару дней до освобождения активиста снова осудили – уже за неповиновение милиции: наказали штрафом и сутками. Суд проходил тайно, даже Павлинкович не знал, зачем его вывезли из изолятора. У Станислава сдали нервы, и он на эмоциях высказался о решении судьи Оксаны Ратниковой. За это 29 октября 2020 года могилевчанина осудили на три года ограничения свободы в исправительном учреждении открытого типа. Вследствие амнистии срок уменьшили на 1 год. Станислав публично извинился и попытался обжаловать приговор, но судья Максим Курпаченко решения не изменил. Так 32-летний мужчина оказался в Крупках.
«Склонен к экстремистской деятельности»
4,5 года Станислав Павлинкович работал на Могилевском металлургическом заводе, где получил производственную травму ноги. Последние 3,5 месяца был на больничном, сейчас ему трудно передвигаться. Активист отправлял письмо в Департамент исполнения наказаний с просьбой оставить его в родном городе. Он надеялся, что наличие стабильной работы и необходимость долечивать ногу повлияют на решение, однако получил отказ.
«Они аргументировали это тем, что направляют меня в спецучреждение для предупреждения преступлений, на которые я якобы способен. Я был в инспекции Ленинского РОВД Могилева, где мне недвусмысленно намекнули, что почти никого из политических в своем городе не оставляют. За исключением, если у человека есть на иждивении родственники».
Первые несколько недель Станиславу запрещали самому покидать здание комендатуры, выпускали только под охраной. На каждый выход нужно подать заявление, которое должны подписать два лица: комендант и руководитель ведомства.
«Сначала десять дней я был на карантине. Работу нашли через три недели пребывания в Крупках. Все это время меня никуда не выпускали, на медкомиссию в больницу и ближайший продовольственный магазин ходил под конвоем. Недавно просил, чтобы отпустили в город на четыре часа, но отказали в устной форме, мол, маловато времени нахожусь. То есть нерабочие и карантинщики де-факто лишены свободы. Знаю одного человека, которого выпустили в город только после трех месяцев».
Почти сразу Станислава поставили на профилактический учет как «склонного к экстремистской деятельности», хотя у него не было взысканий. Могилевчанина вызвал к себе оперативный работник и предупредил, что решение уже принято, и что никаких последствий не будет, кроме дополнительных профилактических бесед.
«Он намекнул, что все «политические» получают такой статус. Здесь кроме меня еще два человека с политическим мотивом в деле. Меня вызвали на комиссию, дали бумагу. Я подписал, но оставил замечание, что не согласен, так как не считаю себя виновным. Копии мне не выдали».
Станислав слышал, как в колониях политических помечают разноцветными бирками, однако сам в Крупках с таким не сталкивался.
«Бирок других цветов нам не выдавали. Однако есть неудобство: я и другие политические ребята спят на втором ярусе. Для меня это проблема, так как у меня больная нога, а кровати старые, лестницы нет. В целом же есть негласное правило: если нормально вести себя, не ссориться, не пить, приходить на построение, к тебе нормально будут относиться. Здесь все все понимают».
За сацыяльнымі сеткамі мужчыны пільна сочаць, праглядаюць, што ён посціць. Кіраўніцтва прасіла актывіста «не весці ніякай агітацыі».
«Бытовые условия ужасные, как в средневековье»
Комендатура по вопросам надзора за условно осужденными находится в бывшем военном городке. Двухэтажное кирпичное здание – бывший офицерский корпус, в котором сейчас одновременно отбывают наказание около 70 человек.
Еду можно приготовить на кухнях. Их две, на первом этаже есть две плиты, на втором – три. Станислав отмечает, что плиты электрические и долго нагреваются, часто портятся. На всех рассчитан один туалет – три унитаза и три писсуара. Здесь же курят. Умывальников в комнатах и кухне нет. Чистить зубы и мыть посуду приходится в умывальниках в душевой, а душевая – одна 4-местная. Кухня и душевая открыты в течение нескольких часов три раза в день и только до 20:00. Стиральной машины нет, все стирают руками тоже в душевой. Холодильник в каждой комнате, но маленький и старый.
Помыться – большая проблема. Горячая вода нагревается в бойлере, который очень медленно работает. Когда утром все идут на работу, вода быстро заканчивается и появляется только после обеда.
«Представьте себе: люди в поле работают до 20:00, возвращаются поздно. Помыться трудно, так как не все успевают, воды нет, а еще надо же еду сделать. Иногда идут на уступки и держат эти помещения открытыми чуть дольше».
На днях Станислава и его соседа неожиданно перевели в 6-местную комнату, хотя раньше они жили только вдвоем. Места очень мало, один шкаф на всех. На холодильнике, подоконнике, столе и тумбочках не может ничего лежать кроме маленьких предметов, поэтому вещи приходится сдавать на склад. На соседей Станислав не жалуется, конфликтов нет, несмотря на скромные условия, которые Станислав описывает как ужасные.
«Условия, как в средневековье. В комнатах ремонта, похоже, никогда не было. Ободранные обои, кровати старые двухэтажные сетевые и на пружинах, очень неудобные. От подъема до отбоя запрещают лежать и сидеть на кроватях, такое правило, но если в комнате два человека и один стул, то один человек все же может на него сесть».
Правила внутреннего распорядка
Подъем у осужденных в 6 утра, ложиться спать нужно в 22 часа. Коменданты проверяют комнаты каждые несколько часов, даже ночью – не припрятаны ли где запрещенные вещи. Днем во время обхода нужно встать и назваться – сказать имя, год рождения, статью, срок пребывания. После отбоя нужно выключать свет и желательно не пользоваться телефоном.
На построение нужно выходить четыре раза в день – дважды по утрам и дважды по вечерам. Тех, кто стоит на профилактическом учете, иногда дополнительно тремя звонками вызывают отметиться у дежурного. Пока никаких дополнительных профилактических разговоров со Станиславом не проводили, но начали чаще проверять комнату.
Каждый арестант обязан дежурить дневальным. Заключенных распределяют на различные хозяйственные работы: одни моют пол, другие – окна, душевые, убирают кухни.
«По правилам внутреннего распорядка, туалеты должен убирать каждый, кто дежурит. Однако туалеты моет только специально обученный человек. Если арестант будет мыть туалеты, то будут проблемы с репутацией, а если попадет в тюрьму, то попадет в соответствующую камеру и будут иметь «низкий социальный статус». И никто там не будет разбираться, заставляли ли его, или сам согласился».
Работа и свободное время
В Крупках отдел кадров исправительного учреждения устроил Станислава сантехником в местном ЖКХ. Рабочий день – с 8:00 до 17:00. Платить, говорит Станислав, будут очень мало, но работа наиболее приемлемая, потому что у него стоит металлический гвоздь в ноге, и он не может поднимать и носить тяжестей. Заключенным дают дополнительное время на то, чтобы доехать и вернуться в комендатуру. Если до места работы далеко, то арестантам отводят больше времени на возвращение, чтобы они могли зайти в магазин или решить дела в городе.
Заключенных устраивают на низкооплачиваемые должности. Станислав перечисляет Дзержинскую птицефабрику, местный агросервис, свалку. Город маленький, работы нет даже для своих, что говорить о нас, добавляет он. Сперва тем, у кого есть специальность или квалификация, пытаются найти работу по профилю. Если таковой нет, предлагают, что есть. От работы нельзя отказаться, иначе оформляют взыскание. Максимально может быть три взыскания. После четвертого возбуждают уголовное дело по статье 415 за уклонение от отбывания наказания.
«В целом никого не волнует, за какой счет ты будешь жить. За комендатуру нужно платить 56 рублей в месяц. Когда мало получаешь или у кого большие неоплаченные алименты, тем почти полностью списывают зарплату, и они уходят даже в минус. Ты должен платить, работаешь или нет. Знаю, что в Минске за проживание платят 15 рублей. А тут оплачиваешь свет, воду, централизованного отопления нет, отопление на дровах, к тому же зарплату кочегару платим».
Заниматься в комендатуре, когда не работаешь, нечем. Больше всего Станиславу докучает скука. В субботы в актовом зале читают лекции на различные социальные темы – например, вред алкоголизма или важность работы, смотрят фильм по теме. По воскресеньям после лекции, говорит Станислав, включают пропаганду на БТ.
«Главная проблема – здесь скучно. Я хотел поскорее пойти на работу, потому что мозг закипал, когда сидел на месте, ведь ежедневно – день сурка. Встаешь в 6 утра, убрался, обед, в телефоне посидишь. Очень скучно, нечего здесь делать, постоянно в одном месте. Домой могут отпустить на выходные – в субботу утром выезжаешь, возвращаешься в воскресенье вечером. Но надо заслужить, иметь хорошие характеристики. Есть система поощрения – участие в мероприятиях, бесплатная работа в комендатуре. Но даже если будешь делать это, не факт, что позволят».
«Таких мест не должно быть»
Мы задаем Станиславу главный вопрос – в чем он видит смысл такого наказания?
«Такие учреждения, как Крупки, не перевоспитывают, это потерянное время, пережиток Советского Союза. И таких мест не должно быть. Их даже в России нет. На свободе можно больше зарабатывать, а здесь принудительно и резко вытягивают и направляют на низкооплачиваемую работу. Люди остаются без средств на существование».
Могилевчанин говорит, что заключенные в таких учреждениях не любят жаловаться и спорить с руководством, так как хотят скорее оказаться на свободе. Каждые 4-6 месяцев приезжает комиссия, которая проводит аттестацию арестанта. Если у человека нет нарушений и взысканий, администрация и комиссия подают ходатайство о замене режима на более мягкий или на условно досрочное освобождение.
«Большинство хочет спокойно отсидеть и выйти по условно досрочному. Хотя в таких местах сторонников власти нет вообще от слова совсем. Они все против. Но мне, даже если и не будет взысканий, условно досрочное освобождение не светит. Никто по условно досрочному из политических не выходит».
Станислав отмечает, что, чтобы выжить в таких условиях, важно получать не только деньги, но и корреспонденцию извне. До активиста за этот месяц дошло только одно письмо [на момент публикации статьи Станислав сообщил еще о 8 письмах, которые пришли в один день 28 апреля. – Замечание belsat.eu]. Зато посещений не ограничивают. Родственники и друзья могут приезжать к заключенным, но желательно до 17 часов.
«Принял испытание, как должное. Не собирался из Беларуси уезжать. Пройду и выдержу его, раз уж выпала такая участь на мою судьбу. Значит, все не зря».
Неписаные правила
Станислав также делится важными правилами и лайфхаками, которые действуют среди арестантов.
- В туалет нельзя входить с посудой, даже чашкой.
- С пола в туалете, если что-то падает, поднимать ничего нельзя.
- Нет «смотрящих» и «общака», но желательно делиться едой, продуктами.
- Драк и краж нет, в таких местах такое поведение не приветствуют.
- «Химия» – не место начинать дружбу. Но надо быть в нормальных отношениях со всеми.
Написать Станиславу Павлинковичу можно по адресу: Исправительное учреждение открытого типа № 39, 222002 Крупки-2, Крупский район
ДР/ИР belsat.eu
