Главный драйвер возвращения – жилье. Что подталкивает украинцев ехать на родину во время войны
Украинская журналистка Елена Бабакова в разговоре с «Белсатом» анализирует, с какими проблемами сталкиваются беженцы из Украины в зарубежье и почему все чаще принимают решение возвращаться домой.
– С какими сложностями сталкиваются беженцы, оказавшись за границей?
– Мне кажется, ответ на этот вопрос очень сильно зависит от того, какой человек приехал как беженец. Есть ли у него какой-то высокий социальный капитал – члены семьи, близкие друзья, которые, например, уже живут в одной из стран ЕС. Это сразу абсолютно меняет ситуацию. Ведь есть какой-то конкретный человек, который, возможно, может даже на машине приехать и забрать тебя прямо под пограничный КПП, который может тебе дать место, где ты будешь жить. Это сразу по-другому устанавливает твои социальные связи, у тебя есть с кем поговорить, у тебя есть у кого спросить: куда мне пойти, как мне организовать свою жизнь, где что купить, как найти врача.
Еще другая ситуация, когда люди перешли границу и сразу оказались в орбите гуманитарной организации. Они сразу стали частью организованной программы помощи, которая предусматривает пусть не индивидуальное, но организованное массовое заселение, продовольственную помощь, помощь с одеждой, вещами. В самой плохой ситуации – люди, уехавшие в результате обстрелов, которые просто не имели возможности собрать необходимые вещи. В самой плохой ситуации оказываются те, кто не сразу попадает в организованные программы помощи, у кого нет знакомых и друзей, на помощь которых они могут рассчитывать.
Если мы говорим о тех, кто приезжал в Польшу и Европу в первые недели после начала масштабного российского вторжения, это конец февраля – начало марта, то многих из этих людей мы можем назвать превентивными беженцами. А начиная с конца марта и в апреле приезжали люди из регионов, где непосредственно шли боевые действия. Люди, чьи дома были просто разрушены. У них физически не было возможности собрать необходимые вещи.
– С какими именно проблемами они могут столкнуться?
– Есть перспектива краткосрочная, среднесрочная и долгосрочная. Если мы говорим о краткосрочной перспективе, то первая проблема – место проживания.
Если мы говорим о странах, граничащих с Украиной: Польше, Венгрии, Словакии – здесь проблема насыщенности рынка жильем всегда существовала и для местных жителей. Даже если мы посмотрим на ситуацию в Польше. Здесь молодым людям очень трудно рассчитывать на свое жилье, трудно взять ипотеку. Беженцы в такой ситуации еще более уязвимы. К тому же, существенное число новоприбывших в большие польские города, такие, как Краков, Варшава, Гданьск дополнительно подняло и без того высокие цены на аренду. За двухкомнатную в месяц – около 700-800 долларов, это может себе позволить киевский, львовский и днепровский средний класс, приехавший со сбережениями. Понятно, что для людей из маленьких украинских городов это просто не вариант.
В среднесрочной перспективе набор проблем уже другой. В первую очередь – доступ к системе образования. Многие женщины, многие беженцы приезжают с детьми школьного возраста. Сам факт, что страны – члены ЕС открывают бесплатный доступ к системе образования, это очень важный жест, но он не снимает некоторых практических вопросов. Учителя со знанием языка, так называемые межкультурные ассистенты, которые помогают в интеграции этих детей в отдельных классах, это также определенные законодательные вопросы. В польской школе по закону нельзя учиться на украинском языке и по украинской программе. На украинском языке по польской программе может учиться нацменьшинство. Но беженцы – это не нацменьшинство.
Вторая среднесрочная проблема – это доступ к системе здравоохранения. То есть, опять же, директива Совета Евросоюза, которую государства сейчас имплементируют в виде законов, которые принимаются на местах. Польша такой закон приняла еще в середине марта, она планирует бесплатный доступ к системе государственной медицины. Но опять же, если мы посмотрим на польскую ситуацию, здесь с таким доступом не очень хорошо и что касается самих граждан Польши. Безусловно, скорая помощь работает. Если вы очень тяжело больны, вас прооперируют, вам окажут помощь. Однако чтобы попасть, например, к эндокринологу или невропатологу в той же Варшаве, нужно ждать месяцами. Поляки находят выход в в частных клиниках. Но, например, консультация эндокринолога за 300 злотых (70-80 долларов), опять же, разве по силам для украинок с маленькими детьми?
Мы приходим к рынку труда – долгосрочные вызовы. Ведь очень долгое время в западных странах существовал такой консенсус, что экономическая миграция – это что-то одно, а миграция беженцев – что-то другое. Соответственно, в отношении их должна быть какая-то различная интеграционная политика. Ведь предоставление статуса беженца как раз и связано с тем, что государство должно позаботиться о жилье для этого человека, о помощи.
Если мы посмотрим, например, на социологический опрос, который в Польше проводила «EWL Group», это большая компания, которая занимается рекрутингом иностранных работников, более 60% украинских беженцев говорят о том, что они бы хотели найти работу в Польше, чтобы себя содержать. 20 % говорят, что у них есть сбережения. Остальные пока в прострации. Так вот, здесь мы приходим к такой проблеме, как спрос и предложение. Европейское общество сейчас переживает и старение населения, и депопуляцию. То есть, рабочие руки нужны. Но вопрос в том, какие руки. Например, на польском рынке труда до начала полномасштабного вторжения было около 200 тысяч вакансий, это были вакансии преимущественно в строительстве, в ІТ, в инженерии, в логистике, в транспорте. Насколько это подходящие места работы для мам с двумя маленькими детьми? У меня по этому поводу есть сомнения.
Мы видим, что сейчас растет число тех, кто едет обратно домой. Мое впечатление от разговоров с людьми, что главный драйвер возвращения – все-таки жилье. Работа где-то вот уже на каком-то втором, третьем месте.
АМ/АВ belsat.eu
