Доброволец Лахвич: «Беларусы в Беларуси сделают революцию только вместе, и этого «вместе» я не вижу»
Если железный занавес упадет и Беларусь станет частью России, освободить ее будет сложнее. Такого мнения придерживается беларусский доброволец Лахвич, солдат батальона «Литвин» полка Кастуся Калиновского. По его словам, только объединившись, мы осуществим нашу мечту о свободной Беларуси. Война на Украине – единственный шанс на освобождение. Каковы главные чувства беларуса, воюющего с начала войны? Лечит ли время боль утраты братьев и сестер – Ивана Бреста Марчука и Мирослава Мыши Лазовского? Какая главная проблема сейчас на фронте, каковы там настроения беларусов? Подробности – в интервью Сергея Пелясы с «Лахвичем».
— Как давно вы воюете в Украине?
— 6 марта я пересек границу и оказался в Украине. 24 марта я получил военный билет. Первый бой состоялся 1 апреля.
— Почти 21 месяц войны. Больше полутора лет. Как вы себя чувствуете после такого долгого времени?
— Большая усталость, полное выгорание. Вот почему я сейчас в Польше. Не могу сказать, что я боролся каждый день на протяжении полутора лет. Может быть, год. Я чувствовал большую усталость, более моральную, потому что всё это было очень долго и очень давило. Я взял отпуск для себя. Мне жаль украинцев, которые не могут разорвать договор. Пока у меня была возможность, я это делал. Второе – легализация. Беларусу сложно легализоваться в Украине. Мы – страна-агрессор. Я уволился на определенное время. Думаю, мне понадобится четыре месяца на легализацию. Я хотел бы вернуться снова весной, если война не закончится.
— Что самое тревожное в войне? Какая основная проблема там ощущается?
— У каждого своя. Когда ты на направлении, ты чувствуешь стресс. Ты всегда напряжен, потому что этот час, минута может стать для тебя последней. Ты отпускаешь эти мысли и выполняешь задачу. В моем случае я столкнулся с непониманием со стороны своего командира, когда даже в отпуске услышал, мол, зачем ты сюда приехал, ты этого не делаешь, ты этому не учишься. Мне кажется, этот вопрос не ко мне, а к командиру. Почему ты не научил, если тебе что-то не нравится? Позже я перешел и все стало на свои места.
— За полтора года, из которых год фактически, участия в боевых действиях, какая задача была наиболее рискованной?
— Я сказал, что 1 апреля был первый бой, но я не считаю его боем. Это были Ирпень–Буча. 31 марта русские уже ушли оттуда. Нас бросили на помощь. 1 апреля мы вошли в Ирпень и Бучу. Для меня этот день навсегда останется в памяти, потому что, когда наша колонна вошла, люди не успели собрать трупы мирных жителей. Самое ужасное, когда мы встречали людей, переживших эту оккупацию, и в их глазах ничего не было. Только вопрос: для чего это нужно и как жить дальше? Первый бой состоялся 26 мая. Не скажу, что это было страшно. Было интересно, потому что это было впервые. Произошел первый штурм. Взрывы, стрельба. Беларусы все вернулись, были раненые. Украинцы понесли большие потери. Мы выполнили свою задачу. Лежа в окопе под обстрелом, у меня возникла мысль: зачем я сюда приехал? Я приехал из Польши. Я уехал из Беларуси в 2021 году из-за протестов. Мог сесть в тюрьму. Я приехал из страны, где нет войны, где безопаснее. Я сказал себе, что если выживу в этом бою, то вернусь в Польшу. В тот момент мне достаточно было обмануть себя и объяснить, что в Беларуси хаос, есть политзаключенные. Я могу хоть что-то сделать здесь.
Чем меньше оккупантов, тем быстрее Украина станет свободной. Освобождая Украину, я освобождаю Беларусь. Много людей погибло, украинцы, моих братьев. За них нужно отомстить, чтобы жизнь не прошла напрасно. Это был май. Мартовские события были перед глазами. Это не обычная война. Это война-геноцид. Даже русский язык меня теперь раздражает.
— Не было мысли бросить все и поехать в Польшу работать? Не моя война, как говорят? Были ли другие ситуации, которые заставляли тебя бросить все, а ты оставался на фронте?
— Конечно, были. Когда ты так часто испытываешь стресс, тебе хочется уйти от всего этого. Я успокоил себя тем, что впереди освобождение Беларуси, нужно помочь беларусам, которые не могут воевать, которые сидят в тюрьмах. Сильно повлияло еще одно: в начале полномасштабной войны я увидел единство украинской нации, а сейчас в СМИ сильно слышно о коррупции. Лучшие парни и девчонки умирают с 2014 года. В начале полномасштабной войны людей не надо было тащить на фронт. Они сами идут. Когда видишь, что происходит на уровне политиков, что в такое время разворовывают деньги, задаешься вопросом: кто останется?
— Такой естественный отбор наоборот. Лучшие умирают, а худшие остаются. Во время всех войн Речи Посполитой и ВКЛ с Москвой гибли лучшие сыновья, дворяне и рыцари.
— Ты рискуешь своей жизнью, а потом понимаешь: что останется, когда ты умрешь? Когда я был на войне, я хоронил великих командиров, очень близких людей. Волат, Брест, Мышь. Мы столкнулись с тем, что сейчас нет таких авторитетных людей, которые могут повести в бой. Брест командовал моим первым штурмом. Мы не так боялись, потому что он был рядом. Это была большая потеря. Я видел, что люди уходят. У меня неделю была истерика, я не мог перестать плакать. Нам тогда дали отпуск, потому что у нас не было командира. Это все накопилось, и ты думаешь: какое будущее, если мне здесь так плохо? Ты все равно себя ломаешь, ведь никто, кроме нас. Почему я хочу вернуться на войну? Тех, кто не хочет, там не будет.
Мне очень стыдно, что мою страну оккупировали. Коллективная ответственность. Я несу ответственность за то, что ракеты летят из Беларуси. Я принимаю это. Я истекаю кровью, а потом хочу смыть этот позор. В начале войны я не думал, ехать или нет. Я думал, как приехать. Я прибыл 26 февраля с беларусским паспортом на украинскую границу, пограничник меня не пропустил. Я снова поехал в Польшу, и тогда формировалась беларусская рота. Я плакал, когда приехал в Украину.
— Ты затронули тему погибших беларусов. Брест – Иван Марчук, Мышь – Мирослав Лозовский и десятки других. Что это за чувство: ты знал их, был с ними, а теперь их нет? Это время исцеляет?
— Нет. Любой близкий человек – это потеря. Но честно: я не оплакивал смерть Бреста. Я был на позиции. По рации передали, что, скорее всего, Брест 200-й. С дрона при съемке сказали, что он еще дышит. Мой командир, который был рядом со мной, сказал, чтобы у нас не было никаких иллюзий. Тут возник вопрос: а что дальше? У нас тогда был кризис, и вопрос был в том, как его решить. Дело было не в том, погиб Брест или нет. Дело пошло немного дальше. Приоритетной задачей является продолжение борьбы. Но как только мы приехали с позиций, у меня была истерика почти неделю. Потом пришло чувство огромной утраты. Самое страшное – это удар по генофонду. Детей у Бреста не было.
— Как сейчас выглядит ситуация на фронте? Я не имею в виду стратегически, мы это знаем. Какие настроения преобладают среди беларусов? Все чаще появляется информация о том, что украинская армия начинает испытывать кризис морального духа. То, на чем и держалась первые полтора года. Все это подчеркивали, что это главная сила. Моральный дух не может работать вечно. Нужно оружие, поддержка. Как это выглядит с точки зрения беларусов?
— У каждого своя психика. Я знаю, что там достаточно боевого духа и люди знают, зачем они туда поехали. Это единственный шанс освободить Беларусь. Если железный занавес упадет и Беларусь станет частью России, спасти ее будет еще труднее. Все к этому идет.
— Боевого духа хватает, но чего не хватает? Часто говорят, что на войне всегда чего-то не хватает. Боеприпасы, одежда, еда.
— Мне хватало всего. Вы можете пойти на склад и получить все, что вам нужно. Я знаю, что полк собирает деньги, вещи, но чего именно не хватает, не знаю. Может быть, кому-то чего-то не хватает, они покупают больше. У меня есть канал на YouTube, я пригласил Волколака, довольно авторитетного человека. Им не хватает машин, ремонта, они сами скидываются, ведь мы там получаем зарплату.
— Но это неправильно. Транспорт предоставляют волонтеры или беларусы. Автомобили лучше или хуже. А вот обслуживание, запчасти ложатся на ваши плечи. Позывной – Лахвич. Похоже, вы родом из деревни Лахва Лунинецкого района. Я из Лунинца.
— Точно. Вы первый человек, который знал, что это за имя. Там родились мои отец и дедушка.
— Последние полтора года ходило много слухов о том, что полк Калиновского сейчас войдет в Беларусь, все силовики разбегутся, а Лукашенко улетит в Дубай или Китай. Как вы относитесь… не к тому, произойдет ли это, а к распространению такой информации? Реальная ли это перспектива или ложная мечта, к которой не следует привязываться?
— Я не хочу оставить беларусов, живущих такой надеждой, без надежды. Не все так просто. Общество должно понять: беларусы в Беларуси совершат революцию только вместе. Я не вижу этого «вместе». Мы не можем объединиться даже во время войны. Я смотрю на наши демократические силы, которые не могут объединиться. Я думаю, что у нас есть шанс, как только беларусы в Беларуси восстанут, как только мы перестанем тянуть одеяло на себя. Мы добьемся успеха, если будем едины. Шанс есть, главное захотеть.
Интервью вышло в программе «ПроСвет» 24.11.2023
