«У меня с головы стекала кровь, на Окрестина сотрудники спрашивали у конвоиров: “Зачем вы его привезли?”»
Минчане Андрей и Владислав сейчас живут в Батуми. Надолго ли – мужчины не знают. Но возвращаться в Беларусь они не хотят, потому что не чувствуют себя там в безопасности. Оба прошли через ад первых послевыборных дней в августе 2020 года. Андрея задержали и сильно избили, потом намекнули, что если он напишет заявление, дело могут завести против него. Владислав учился на юриста и бросил учебу, так как «юриспруденции в Беларуси больше нет». Мужчины рассказали «Белсату» свои истории.
«Я выходил, чтобы показать, что мы не испугались и нас много»
Андрею 34 года. Своей фамилии он не называет из соображений безопасности. Также отказывается фотографироваться, так как не исключает возвращения в Беларусь. В Батуми прилетел недавно, пока адаптируется и пытается отдохнуть от постоянного чувства тревоги. Свой рассказ начинает со дня президентских выборов – 9 августа 2020 года.
– Вместе с родителями и друзьями мы пошли проголосовать. С участка не уходили, остались на улице ждать результатов. Вместе с нами еще человек сто стояли. Но вместо озвучивания комиссией протокола в 9 часов вечером приехала милиция и всех разогнала.
Мы тогда с друзьями пошли на Немигу. Разгона, может, и ждали, но такой жести – точно нет. То, что я увидел, меня так поразило, что я начал ходить на каждый воскресный митинг. Хотя до 2020 года политикой я не особо интересовался – начал вникать во время пандемии ковида, когда увидел, что делают, а точнее, чего не делают наши власти. Ложь и равнодушие, а еще и откровенные издевательства с экрана про сало, водку и трактор очень подорвали доверие.
10 августа я был на «Пушкинской». Было ощущение, словно идет война. Я видел парня, которому оторвало ступню, и осталась только пятка, как человека ранило светошумовой гранатой в живот. У силовиков было слишком много спецсредств против безоружных людей.
За попытку защититься сломали палец и разбили голову
– Через Окрестина прошел мой знакомый – вышел весь синий. Я не мог после всего этого не выходить. Я думал, что если не выйду я (и так подумает каждый: останусь дома, пусть другой выходит), то не выйдет никто. Поэтому я выходил. Надо было показать, что мы не испугались и что нас много.
Задержали меня 8 ноября. Тогда не было никаких митингов. Около 11 часов вечером в моем дворе из двух бусов выскочили омоновцы и начали хватать случайных людей. Меня повалили на землю, скрутили, затащили в бус. Было много ругани, никаких объяснений. Чем я виноват? У меня требовали пароль от телефона, потом от «Телеграма». За каждое «не дам» я получал дубинкой. Били по бокам, рукам, ногам.
Когда пересаживали в другой бус, один из них начал бить меня по голове дубинкой. Когда я пытался защититься, он бил с такой силой, что дубинкой сломал мне палец на правой руке, а голову разбил до крови.
Я просил вызвать скорую помощь, но меня увезли на Окрестина. Там сотрудник, который проводил личный досмотр, заметил, что у меня сломан палец. А еще с моей головы все время стекала кровь. Тот сотрудник спросил у моих конвоиров: «Зачем вы его сюда привезли?» Тогда и вызвали скорую и отвезли меня в больницу.
«Не верю в скорую победу. Люди перестали сопротивляться»
– Когда поступаешь с такими травмами в больницу, твои данные в любом случае подают в милицию. Потом меня вызвал следователь и сказал: «У тебя есть два варианта – писать заявление либо не писать. Если напишешь, с большой долей вероятности к тебе придут, к твоим близким и знакомым, под тебя начнут копать». На тот момент я уже знал истории, как на людей, которые подавали заявления, заводили уголовные дела, поэтому решил не писать.
Через месяц-полтора мне присудили штраф по 23.34.
Сейчас я в Батуми, пока отдыхаю. Есть мысли об эмиграции насовсем, но не в Грузию. Буду позже определяться, в зависимости от ситуации в Беларуси. Теперь я там не могу чувствовать себя в безопасности. В жернова системы попадают совершенно невиновные люди, и понимаешь, что и ты можешь снова попасть.
В целом я настроен оптимистично, но не верю, что наша победа будет скоро. Люди перестали сопротивляться. Ходят на работу, со всем соглашаются. Бастовать не хотят. А самые активные, умные, элиты уезжают. А с них же и начинается протест. Если их совсем не останется в стране – будет трудно.
«Первые три дня после выборов не мог спать»
Владиславу – 29 лет. В 2020 году работал таксистом и учился на третьем курсе факультета правоведения в одном из минских вузов. О сути белорусской политики знал из личного опыта – был наблюдателем на парламентских выборах. Но того, что происходило в августе 2020 года, молодой человек не ожидал. Так же, как и Андрей, Владислав отказывается называть фамилию и фотографироваться для публикации.
– 9 августа я пытался попасть к стеле, но не успел – там уже было перекрыто. Мы с друзьями и людьми, которые просто, как и мы, вышли на улицы, шли в сторону стелы на крики «Жыве Беларусь» по проспекту Победителей, по которому внезапно перестали ездить машины. Вдруг подъехали красные бусы, из них выбросили светошумовую гранату. Было очень страшно. Но мы шли. А потом заметили, что со стороны стелы спустились силовики со щитами. Так нам отрезали путь. Но мы видели и слышали, как там все сверкало и гремело.
В тот вечер меня поразила техника для разгона. Смотрел и не верил – они что, этим ковшом людей будут разгонять? Моя кровь бурлила, хотелось что-то делать. Я не мог понять: как это? Мы же люди, и они тоже люди!
Первые три дня после выборов я не мог спать. Засыпал на пару часов, просыпался, садился в машину и ехал к друзьям думать, что делать дальше.
А когда слушал своих пассажиров, которые почти все были протестно настроены, я начинал верить, что вот-вот – и все изменится. Не изменилось.
«Я ходил на каждый митинг и не понимал, как можно было не ходить»
– На следующий вечер на «Пушкинской» я попал в настоящий ад. Я пришел, хоть 9-го мне было страшно, но злость на несправедливость перекрывала весь страх.
Я увидел, как силовики могут стрелять в людей, в машины. Моему другу осколок попал в живот. Я лично не видел, но слышал, как кричали: «Пропустите, везем человека без ноги».
Люди большую часть времени спокойно стояли, но в какой-то момент из толпы полетели коктейли Молотова, и я даже радовался, ведь это казалось справедливым ответом. Впервые в жизни я радовался чему-то подобному. Сейчас официально мы имеем почти 700 политзаключенных. А сколько тех, кого официально не признали? Пострадали тысячи людей. Сейчас жертв больше, чем могло бы быть, если бы год назад люди поднажали.
Я ходил на каждый митинг. Со дня рождения срывался и ехал на митинг. Я не понимал, как можно было не ходить.
Меня ни разу не задержали, хотя пришлось убегать от жестокого разгона. Во время одного из митингов нас окружили. Справа со двора вылетели светошумовые гранаты. Убегать было некуда, но я побежал и сумел спастись.
В Беларуси больше не мог ни учиться, ни работать
– Еще в прошлом году я учился на 3 курсе на юриста. Когда все началось, появились сомнения: зачем я учусь, какая тут может быть юриспруденция, если тут все делается так, как скажут сверху? Я ушел и на учебу не собираюсь возвращаться, пока у нас не будет нормальной настоящей юриспруденции в стране. Также я не мог работать, и не понимаю до сих пор, как можно работать и таким образом поддерживать своими налогами систему.
Я прилетел в Батуми в марте на первом самолете, как только открыли Грузию, сняли карантин.
Возвращаться не собираюсь, пока дома такая ситуация. И уход Лукашенко для меня не победа. Ведь там, наверху, все такие, и убирать надо всех, не только его. Нужна полная люстрация.
Я был наблюдателем на парламентских выборах в 2016 году. И тогда я своими глазами увидел правду. Насчитал я одно количество людей, которые пришли, а когда итоговую цифру озвучили совсем другую, я многое узнал о нашей системе. Понял, что вот так у нас выбирают всех, кто там сидит на должностях. Они гнилые все.
В Грузии перестаешь бояться полицию
– В Грузии мне нравится из-за ощущения свободы. Хотя здесь не рай. Экономически трудно, это не Европа. Здесь плохо с работой. Однако у меня получилось – работаю водителем.
Я здесь проехал много деревень, и в каждой деревне, даже там, где дорог почти нет, все бедное, но там есть жизнь. Там много людей, животные. У нас же в деревне увидишь одного-двух дедушек-бабушек – и все. Никто не держит коров, свиней. Деревня умирает. А здесь – жизнь. Это впечатляет.
Здесь перестаешь бояться полицию. Ты их видишь, и у тебя внутри ничего не сжимается от чувства опасности, ты не ожидаешь, что тебя сейчас запакуют. Хотя в самом начале еще на автомате их боишься, и этот страх я видел не только в себе, а и у других белорусов. На одной акции, помню, когда мы стояли с флагами, подъехала полиция. Я видел, как люди напряглись, кто-то начал отходить, кто-то – объяснять, что мы здесь ничего плохого не делаем, а Грузию очень любим и за все благодарим. А полицейские выслушали и спрашивают: «Чем мы можем вам помочь?» Представляете шок белоруса? Полиция спрашивает, чем может помочь. После таких случаев начинаешь понимать, какой должна быть настоящая полиция, которая служит народу.
Анна Гончар/АА belsat.eu
