«Ситуация стремная, но не критическая». Как украинские солдаты в донецкой Марьинке готовятся к российскому вторжению
Эксклюзивный репортаж Оксаны Гриценко и Анастасии Власовой для «Белсат» из городка Марьинка Донецкой области, Украина.
Вечером после боевого дежурства снайпер с позывным Хан курит и рассуждает о войне. «Ситуация стремная, но не критическая», – говорит он о российских войсках, сконцентрировавшихся на украинской границе. В городке Марьинка Донецкой области, как и в других местах по линии фронта, украинские солдаты и гражданские думают о том, будет ли наступление со стороны России. И если будет, то где именно.
С конца марта Россия начала стягивать войска к границам с Украиной, а также в аннексированный Крым. По оценкам Жозепа Борреля, главы дипломатии ЕС, по состоянию на 20 апреля возле границы с Украиной было уже 100 тысяч российских солдат. Это больше, чем в 2014 году, когда Россия начала войну на Донбассе.
Разделенный войной Донбасс называют самым вероятным местом для вторжения. Кроме того, может быть удар из Крыма с захватом Херсона, атака Одессы с моря или даже вторжение через север Украины, куда российские войска могут войти из России или Беларуси.
«С Беларуси могут наступать вполне», – говорит Хан и связывает это с российско-беларусскими учениями Запад-2021, запланированными на сентябрь. «На сегодняшний день там [в Беларуси] уже порядка 15-18 тысяч личного состава [российских войск]. Плюс во время учений они могут завести еще 15-20 тысяч», – считает Хан.
Хану 50 лет, и это уже пятая его война. Он воевал в Приднестровье и Чечне на стороне России, в Югославской войне на стороне Хорватии, а также был военным наемником в Африке. Татарин по национальности и потомственный военный, он родился в Челябинской области, первые годы жизни провел в Германии, где служил его отец, рос в Одессе. Хан учился в Суворовском училище и до распада СССР служил в Иркутске, откуда вернулся в Украину. Он считает себя украинцем, а Одессу – своим домом.
Хан говорит, что присоединился к Евромайдану из-за неимоверной коррупции при президенте Викторе Януковиче. «Я занимался бизнесом и видел, как начали заносить деньги. Это была просто катастрофа! Чемоданами носили. Откаты достигали 50-60 процентов».
В январе 2014-го он с друзьями из Одессы поехал на Майдан в Киеве, а потом с лета – на войну на Донбассе. Из-за возраста ему четыре раза отказывали в военкомате, и до 2015-го он воевал волонтером, что делали многие в начале войны. Хану пришлось прекратить общение с родственниками в России, а также бывшими сослуживцами, которые воевали с противоположной стороны. Он стал для них врагом.
В брошенном доме, где квартируют военные, по телевизору показывают фильмы про Вторую мировую. В новостях говорят о том, что это Украина собирается напасть на ДНР и ЛНР. В Марьинке, как и по всей линии фронта, не работают украинские телеканалы, и солдаты смотрят новости по российскому или сепаратистскому телевидению. Украинские власти так и не смогли построить вышку, которая бы перебивала телесигнал из Донецка. С радио та же история.
На стенах – плакаты о вреде алкоголя и о бойце из другой бригады, который перебежал в январе на вражескую сторону из-за алиментов и непогашенных кредитов. На солдатских кроватях дремлют коты. В Марьинке, как и везде по Донбассу, много брошенных животных, и они прибиваются к военным.
Хан говорит, что с 2017-го украинская армия начала получать качественное оружие и обучение от инструкторов стран Запада. «Винтовки у нас хорошие – американские и украинские UR-10. Войска более-менее подготовлены, это уже не 2014 год».
С 2015-го линия фронта практически не движется. Это позиционная, окопная война, где гибнут в основном от минометных обстрелов, мин и снайперских пуль.
Хан говорит, что, начиная с февраля, со стороны Донецка начали действовать более подготовленные и оснащенные снайперы. «Я более чем уверен, что это россияне. Специфика работы, уровень очень высокий», – говорит он.
Снайперы противника используют дорогие приборы для обнаружения оптики и таким образом вычисляют местонахождение украинских снайперов. Также у них есть боевые лазеры, которые сжигают сетчатку глаза и ослепляют украинских бойцов. Хан говорит, что в больницах сейчас лежат ребята с пораженными глазами.
У Хана две контузии и пластина в плече. Он плохо спит и курит до двух часов ночи.
Рано утром солдаты едут на стрельбище, невзирая на моросящий дождь и размокшую глину под ногами. Улегшись на туристических ковриках, снайперы отрабатывают навыки стрельбы. Их мишени нельзя увидеть невооруженным глазом, они целятся на расстояние около 1000 метров.
«Такие тренировки нужно проводить минимум два раза в неделю, чтобы не потерять навыки», – говорит инструктор с позывным Добрый.
Доброму 49 лет, он из города Покров Днепропетровской области. Бывший майдановец, он был добровольцем в батальоне «Айдар» до того, как перейти в вооруженные силы. Добрый гордо демонстрирует казацкий чуб под своей шапкой и говорит, что не стоит предаваться унынию из-за российской угрозы.
«Что они [россияне] делают? Они нарываются, – говорит он. – Но у нас есть четкие протоколы действий. Мы повышаем боеготовность. Тренируемся при любой погоде».
Солдаты говорят, что украинская армия – это около 240 тысяч человек, к которым могут присоединиться до 1 млн резервистов. Если Россия решится на наступление, это будут тяжелые бои и огромные потери с обеих сторон.
«Да как они [россияне] смогут удержать захваченные территории? Они и кусок Донбасса удержать не могут», – говорит солдат-стрелок с позывным Патрик (от «патриот»).
Патрику 33 года, он родом из русскоязычной Одессы, два года назад решил перейти на украинский, чтобы его маленькая дочка тоже училась говорить на родном языке. Он сам – член волонтерской Украинской добровольческой армии (УДА), которая откололась от Правого сектора, одного из немногих добровольческих батальонов, не влившегося ни в ряды армии, ни полиции. Хотя еще в 2015-м добровольцев стали отводить с первой линии фронта, «добробаты» продолжают воевать на передовой бок о бок с регулярными войсками.
Патрик долго сомневался, стоит ли ему идти в вооруженные силы из-за распространенной там бюрократии. В конце концов решился при условии, что это будет работа на результат, и рад что попал к снайперам.
Патрик несколько лет был в самообороне Одессы, говорит, что это все еще очень пророссийский город. Даже в прифронтовой Марьинке местные более проукраинские, чем там, считает он.
Жители Марьинки не любят говорить о политической принадлежности, но часто вспоминают бои в городе, вплоть до малейших подробностей и точных дат.
До войны Марьинка была пригородом Донецка. Здесь останавливался городской транспорт, и многие местные регулярно ездили в Донецк на работу или за покупками.
В 2014-2015-м Марьинка несколько раз переходила из рук в руки. Город обстреливали из градов. В бывшем здании милиции на центральной площади зияют огромные дыры. Местные говорят, что украинские военные стреляли по дому из танка, чтобы выбить засевших там сепаратистов.
В 2020 году жизнь для марьинцев немного наладилась. Обстрелы были почти не слышны, благодаря перемирию, которое длилось с июля по январь. «Кто-то вернулся, кто-то жилье восстановил. Не хотелось бы, чтобы все возобновилось», – говорит пенсионерка Вера Мокрая, 58 лет.
В 2014-2015-м Вера Мокрая часто ночевала в подвале. В ее дом, где жили квартиранты, попал снаряд. По счастливой случайности людей тогда там не было. Мокрая говорит, что к хорошему привыкаешь быстро, и, пока не было обстрелов, она привыкла к тишине. «Когда в конце февраля звуки стрельбы возобновились, то стало страшно. А раньше тишина наоборот нас настораживала», – говорит она.
В Марьинке, куда ни глянь на улице, увидишь военных. Местные не обращают на них внимания. Дети бегают с мячом мимо солдат, идущих на задание. По улицам разбросаны кабели от стационарных телефонов. Военные пользуются ими как наиболее безопасным методом связи, ведь мобильный сигнал легко перехватить.
Солдаты и местные относятся друг к другу насторожено. У многих жителей Марьинки родственники или друзья воюют на стороне сепаратистов. Телевидение транслирует кремлевскую пропаганду, но люди еще с начала войны стараются доверять только своим глазам, зная, что новости врут.
Солдаты вспоминают, что недавно местный дед украл у них стол со двора. Когда его разыскали, стол уже пошел на дрова. Инцидент замяли с помощью вопроса о Крыме.
«Мы ему: дед, говори чей Крым, – вспоминает 48-летний снайпер с позывным Каба. – Он отвечает: наш. Мы тогда спрашиваем: а кого ты называешь «мы»? Он отвечает, что украинцев. Так и разошлись».
Оксана Гриценко и Анастасия Власова для belsat.eu
