«Во время прослушивания дрожали коленки». Оперный певец Илья Сильчуков – о работе в «Ла Скала»
Оперный певец Илья Сильчуков в 2020-м был уволен из Большого театра оперы и балета за гражданскую позицию. Сейчас беларусский баритон поет в «Русалке» Дворжака на сцене театра «Ла Скала» в Милане и готовится к премьере «Дикой охоты короля Стаха» в Лондоне. Во время визита «Белсата» в знаменитый театр Илья Сильчуков рассказал Сергею Подсосонному об изменениях в своей жизни, отношении к российской культуре после начала войны и переосмыслении отечественной классики.
– Не так давно в «Ла Скала» в спектакле «Маленький принц» дирижировал Виталий Алексиенок. Сейчас на этой сцене выступаете вы. У беларусов есть чем и кем гордиться.
– Безусловно, это большая честь – петь в исторически театре номер один. Для оперного певца это – оценка качества. Это тот Эверест, к которому каждый из нас всеми усилиями старается подойти.
– Премьера состоялась 6 июня. Как лично вы переживали выход на сцену, где пели самые выдающиеся из выдающихся?
– Более трепетным для меня было петь здесь во время прослушивания на эту партию в конце ноября. Тогда дрожали ножки и коленки: я понимал, что здесь пели во время отбора большие, и слушали их большие, которые писали эту музыку. Нас здесь окружают Верди, Данидзетти, Беллини (разговор происходит в фойе театра, где стоят четыре скульптуры итальянских оперных композиторов: Джоаккино Россини и троих, перечисленных Ильей Сильчуковым. – Прим. Ред.). Ну и обычная ответственность.
– Ответственность и страх, что можно не пройти прослушивания?
– Ну конечно. Все в одной точке встречается: и время, и место. Ты должен быть готов на 150% показать себя с наилучшей стороны. Такая профессия.
– «Ла Скала» – это такая высота, на которой хотел бы побывать каждый: певец – спеть, зритель – посетить. Что после этой высоты?
– После достижения этой высоты нужно появиться на этой сцене еще раз. И еще, и еще, и еще. И оставаться в обойме таких певцов, которые остаются здесь. Это еще труднее. Но буду стараться выступить в главной партии. Партия охотника, с которой здесь выступаю – к сожалению, не центральная, но выступать даже с ней – большая честь.
– Пение – ваша жизнь, ему вы посвятили десятилетия вашей работы. С 2005-го вы – солист Большого театра оперы и балета в Минске. Когда возникла мысль, что вы споете в «Ла Скала»
– Да, в минском Большом театре оперы и балета я провел 15 выдающихся сезонов. Там это была не мысль, а мечта: петь в «Ла Скала». Есть четверка-пятерка театров, где мечтает выступать оперный певец. Кроме «Ла Скала» это – «Метрополитан» [в Нью-Йорке], «Ковент Гарден» в Лондоне и Венская государственная опера. Можно добавить еще Мюнхен и Берлин.
– То есть есть еще к чему стремиться?
– Еще многое предстоит сделать.
– Вы уже должны были раньше петь в «Ла Скала» в опере «Таис», но тогда не получилось. Когда вы вообще впервые услышали об этом театре и захотели в нем побывать?
– Это было, когда я читал книгу воспоминаний Тита Руфа. Его прекрасный – и тембром, и силой голоса – баритон звучал здесь, на этих подмостках.
– Вы были здесь как зритель?
– Нет, не был. Но в 1996-м приезжал в Милан на хоровой конкурс в составе хора «мальчиков-зайчиков» при нашей Академии музыки.
– В 2020-м вы поддержали протесты в Беларуси. Вы спели «Магутны Божа». Это вызывали большие эмоции, так как было чем-то выдающимся. Вас уволили. Прошло три года, и теперь – по иронии судьбы – вы поете в «Ла Скала».
– Это зачастую бывает в жизни. Не думаю, что мой случай особенный. Считаю, что каждый в ситуациях, когда нужно делать какой-то жизненный выбор, должен делать то, что должен делать. Я делал то, что считал необходимым. Молчать, когда нельзя молчать, было неприемлемым для меня. Были сомнения: а что дальше? Мои родители жили в Соединенных Штатах, и некоторые из нашего руководства говорили, что «вот Сильчуков подстрекает вас, а потом уедет».
– Ну конечно, в некотором смысле было куда уехать, но в профессиональном –конечно, трудно. Был коронавирус, гастроли были отменены… Для нашей семьи это, конечно, был идеальный шторм: я не мог выступать в Беларуси, так как был запрет на афишные концерты с моим участием, а за пределами – из-за ковидного локдауна. Ничего не способствовало творчеству – и мы уезжали, потому что нужно было что-то определять в жизни.
– С другой стороны, без Большого театра в Минске не было бы и «Ла Скала»…
– Я очень благодарен своему театру и люблю его. Там я родился как певец, ему я принадлежу, он особняком стоит в моем сердце, передаю искренние приветствия всем моим коллегам из Минска.
– Хотелось бы спеть на той сцене?
– Я верю в то, что не только я, но все мы, кто был уволен, будем петь на тех ступенях еще раз.
– Если отмотать время, сделали бы то же самое?
– Конечно, безусловно. Думаю, что несмотря на всю боль, которую мы почувствовали, мы должны были сделать то, что сделали. Я верю, что эти зерна прорастут.
– Был страх тогда?
– Безусловно. Надо было быть готовым получить по шапке за это. А что делать?
– То есть вы считались с тем, что можете быть уволенным?
– Был такой риск. У нас в стране не любят, когда высказываешь свои мысли, которые не совпадают с официальными. Артист, который не может говорить на сцене о том, что наполняет его сердце, становится частичным артистом, он не будет иметь такого влияния на зрителя.
– Говорят, что потерю 2020-го и войну в Украине очень трудно совместить с культурой. Означает ли это, что российская классика выживет?
– Убежден, что нужно и дальше петь русскоязычную музыку, ее очень много великолепной. Не вижу никакой корреляции с происходящим, с тем, что ее используют в каких-то своих уместных мотивах. Это же не музыканты, это не проблема Чайковского. Точно также я убежден, что мы должны петь немецкую музыку: Шуберт и Бетховен не виноваты в масакре, которую совершил Гитлер в Европе.
– Следующая большая премьера – «Дикая Охота короля Стаха» в лондонском театре «Барбикан», его ставит Николай Халезин. Вам досталась главная партия. Какие ожидания от сентябрьской премьеры?
– Да, я исполняю партию Белорецкого в инсценизации по сюжету Короткевича. Для меня это творческий вызов. Я еще никогда не пел музыки, которую писали специально [для меня].
Перед нашим поколением беларусов стоит задача переосмысления классики. Мы должны находить пути к переосмыслению действительности через классику заново и заново. Каждое поколение должно писать свою собственную песню.
– Под конец нашего разговора: что бы вы сказали беларусам?
– Считаю, что все будет хорошо. Верим, можем и обязательно победим. Нужно всегда верить. Считаю, что это главное. Не надо терять надежды. Надежда есть, она окрыляет. С верой и надеждой будем идти к победе Беларуси.
Разговаривал Сергей Подсосонный. Видео разговора смотрите здесь.
