То, с чем белорусы столкнулись в августе прошлого года, вызвало шок и непонимание. Такого насилия со стороны силовиков никто не ожидал. Психологи объясняют причины этого насилия и говорят, что диалог в нашем обществе сейчас просто невозможен: силовики считают, что они на войне, а другое мнение для них – неправильное.
Агрессия возникла не на пустом месте, а насилие всегда только растет, утверждает психолог, которая на условиях анонимности согласилась проанализировать ситуацию в обществе и перспективы, которые нас ждут в ближайшем будущем. Продолжаем рубрику «Как жить будем?».
Истоки агрессии и причины насилия
Если смотреть на возникновение агрессии, то это реакция на внешний мир. Психолог обращает внимание, что клиенты с агрессией – это, как правило, люди, сильно обиженные в детстве.
«Это, я бы сказала, «качественные травматики», которые не могли защитить себя в детстве. И сегодня они проявляют агрессию как превентивный удар. И этот механизм у таких людей работает постоянно.
Он идет как оборонительная реакция организма, психики. Проблема агрессии очень остро проявляется у спортсменов, которые занимаются бойцовыми видами спорта, также у милиционеров, военных есть такая же проблема. И человек выбирает эти виды жизнедеятельности не просто так. Спортсмены же обычно накапливают энергию агрессии и потом на ринге выплескивают ее. А у других людей эта агрессия перенаправляется в мир, на окружающих».
При этом не надо путать агрессию и насилие. Собеседник «Белсата» говорит, что избавляться от агрессии можно из-за занятий спортом. А вот насилие – это форма реализации агрессии. И обычно насилие усиливается. Сначала проявляется психологическое насилие, которое перерастает в физическое. И финал может быть роковой. Но пик насилия, который оценим как десятку по десятибалльной шкале, происходит крайне и крайне редко, возможно, в состоянии аффекта.
Насилие при существующем режиме не остановится
Насилие в нашей стране будет продолжаться, считает психолог, так как у силовиков просто нет другого варианта. Уровень насилия, показанный нам, не адекватен в отношении нашей действительности. У нас не было войны, мы же не Сирия, например. Именно поэтому эта демонстрация стала шоком. Люди травмированы. Все мы сейчас имеем травмы свидетелей или непосредственных жертв насилия силовиков. Уровень насилия в стране был на максимуме. После этого предусматривается определенный спад, но потом он шаг за шагом все равно будет расти. Если соорудить цепь последовательности возникновения насилия, то сначала стоит страх, затем агрессия и потом насилие. Мне страшно, во мне рождается агрессия и я выплескиваю агрессию в виде насилия.
Приведет ли насилие к ответственному насилию?
Не всегда так происходит. Жертва начинает бороться в том случае, если понимает, что умирает. В целом жертвам не свойственна агрессия. Обычно жертва ждет вплоть до последнего момента, говорит специалист.
Вообще мирный человек, выросший в цивилизованном обществе, не будет агрессором. Но мы видим, что те, кто совершал насилие, – это люди, которые родились с нами в одной стране, они ходят по одним улицам с нами, они ходили с нами в школу. И мы можем судить о какой-то отрицательной выборке, селекции. Такое ощущение, что этих людей выбирали специально, чтобы они были готовы к такому уровню насилия. У них есть садистские наклонности, их легко определить на тестировании. Поэтому есть ощущение, что таких специально выбирали.
«Более того, насилие сейчас трансформируется. Оно не исчезло, оно на том же самом уровне, но используется не для физического, а для морального уничтожения. А морально искалеченный человек – тоже травмирован, как и физически. Восстанавливаться нужно очень долго и сложно. Поэтому уровень насилия в нашей стране продолжает оставаться на десятке, наш мир просто разваливается. Психотравма – это травма, которая полностью уничтожает наш мир. У граждан нашей страны уже развился посттравматический синдром».
Реальность и утраченная действительность
Люди на свободе адаптируются, пытаются жить обычной жизнью. Но у тех, кто за решеткой, такой возможности нет.
«Здесь приведу только пример Маши Колесниковой, которая молодец, она за свою действительность держится благодаря музыке. Это единственный способ выжить. Ведь это помогает ей сохранить свою психику более-менее стабильной. А вот я не вижу, что Степан Латыпов остался в реальности. Силовики стремятся заменить реальность человека на другую, на которую он начинает реагировать неадекватно. Его действия – они неадекватные».
Что касается дела Андрея Зельцера, то тут психолог видит больше вопросов, чем ответов. Специалист обращает внимание, что на видео Зельцер не в состоянии стресса. И это неестественно, это какая-то игра, такая ситуация вызывает недоверие. У Зельцера нет мимики, нет реакции. Даже если предполагать, что он был жертвой, которую довели до того, чтобы дать силовой ответ, то все равно было бы более рационально для человека, который способен думать, просто стать возле стенки с руками над головой, чтобы сохранить свою жизнь. В этом деле напрашивается вывод, что произошло самоубийство чужими руками.
А как же совесть, чувство стыда и ответственность за насилие?
У силовиков нет чувства стыда за насилие, которое совершали и совершают, говорит собеседник «Белсата». Психолог предлагает смотреть на ситуацию шире. Вот пример: есть человек, который вырос где-то в провинции. Детство прошло, скажем, так себе. Мама была жертвой отца, который злоупотреблял алкоголем и мог распускать руки. В итоге у человека большое желание уехать как можно дальше от этого места. И этот человек, который часто сталкивался в детстве с насилием, едет в Минск, поступает на службу в силовые структуры. А тут насилие – это легально.
«Более того, я, наблюдая за силовиками, не видела много людей с критическим мышлением. А стыд, вина и совесть – это самокритика, критическое мышление. Поэтому откуда может возникнуть чувство стыда, если человек не понимает, что он сделал что-то не так. Я могу предположить, что среди них существует дедовщина, какая-то форма насилия, так как насилие силовики совершали так, как будто отработали это сотни раз».
В общем, у силовиков своя реальность. Они не живут нашей реальностью. Тот же ОМОН, например, подвержен очень сильной идеологической обработке. Им объясняют, что есть такое мнение, а все прочее – неправильно. А с учетом отсутствия критического мышления они не могут думать и делать выводов. Кроме того, пропаганда очень точечно бьет по базовым потребностям человека.
«Им говорят, что не будет безопасности, а это самая важная базовая потребность. Пугают силовиков и тем, что у них не будет зарплат, соответственно – не будет еды. Говорят, что будут убивать их детей. В итоге все это заводит очень сильный страх. И даже если раньше кто-то из них могут анализировать и думать, то когда включается страх, мозги исключаются. И этот уровень страха подпитывают. В итоге силовики оказались словно на войне. Они так мыслят. Их готовили к этому. Поэтому они считают, что правы и предпринимают правильные меры. Этот мы не воюем, но мы их враги. И даже девушки с цветами – для них враги. Поэтому мы недооценивали ту сторону, ситуацию. Мы хотим диалога и готовы к нему, никто не собирается что-то разваливать. Но с другой стороны с нами воюют. Получается конфликт установок. Поэтому они считают, что категорически правы».
Что будет дальше?
Каждая существующая система стремится к развитию. Ради этого развития системе нужны новые люди, идеи, ресурсы. Система со временем должна отказываться от некоторых устаревших устоев, и это нормально. Но последние 27 лет система не развивалась. Мы видим просто переставление элементов системы, чем создавалась иллюзия развития. Но иллюзия не даст результатов. Если система не привлекает что-то новое в себя, она стагнирует и разваливается. Раньше или позже существующая система в Беларуси развалится. Люди, работающие в системе, уходят, увольняются. Соответственно, точек опоры системы становится меньше. Поэтому нам нужно время.
«Все в любом случае изменится. Нацию невозможно остановить. И возникает вопрос: А что будет с теми людьми, которые не имеют критического мышления? Эти люди на войне уже почти полтора года. Но кто их будет социализировать, адаптировать, лечить? Я точно не буду».
Психолог подчеркивает, что не обязана помогать каждому, потому что она не медик. Но высказывает также мнение, что адаптация силовиков, каждый из которых будет с военным посттравматическим синдромом, – в интересах общества.
СК belsat.eu
