На Варшавском кинофестивале представили документальный фильм режиссера Веры Кричевской «F@ck This Job», который посвящен телеканалу «Дождь» и его генеральному директору Наталье Синдеевой. После презентации в студию программы «Вот Так» пришла сама героиня фильма, которая поделилась своей реакцией, а также рассказала о теперешних реалиях телеканала.
«Это летопись десятилетия, в котором создавался и рождался “Дождь”»
– Наталья, расскажите, пожалуйста, как вы восприняли фильм «F@ck This Job», и привел ли просмотр его к переосмыслению вами истории телеканала?
– Я его посмотрела в первый раз со всеми вместе несколько месяцев назад на закрытой премьере в Москве и теперь я посмотрела его еще раз на фестивале. Для меня это очень эмоциональное переживание, я пока даже не готова рефлексировать. На фоне эмоций я пока не готова задумываться, так ли все было, правильно или нет.
Для меня этот фильм очень эмоциональный, потому что его делала продюсер и режиссер Вера Кричевская, с которой мы начинали телеканал «Дождь», но потом мы в какой-то момент расстались и не общались некоторое время. И это была ее идея, это ее фильм, она просто пришла и сказала: «Я хочу сделать фильм: про тебя, про «Дождь», про все то, что происходило в стране». И она сделала этот фильм. Это летопись десятилетия, в котором создавался и рождался «Дождь», и все это было в контексте страны. Все, что страна испытывала за эти 10-12 лет, все очень похожее испытывал и телеканал «Дождь». Это жизнь «Дождя» внутри контекста страны.
– Название фильма «F@ck This Job» в журналистских кругах уже стало крылатым, как часто вы лично про себя произносите эту фразу?
– Я ее не произношу, но все время понимаю, что это очень точная фраза, я с этим живу, то есть это фраза про нашу жизнь, про нашу работу, про всех независимых журналистов, причем не только в России. В какой-то момент я подумала, что не могу так говорить про свою работу, я же ее люблю, но люди, которые в контексте, они понимают, о чем речь, что это наше нормальное состояние.
– Что вас останавливает от того, чтобы в какой-то момент не сказать: «Стоп, хватит, хочу спокойствия»?
– Я не скажу, что часто приходит такая мысль. Такие мысли приходили, может, пару-тройку раз за всю историю «Дождя», когда я думала, что, может быть, все. Но есть наша аудитория, люди, которые в тебя поверили, которые с тобой столько лет, которые тебя поддерживают. Ведь «Дождь» фактически существует на 60-70% на деньги зрителей, за подписки, донаты. Это люди, которые с тобой все это время, и когда ты встречаешь тех, кто тебя благодарит, ты понимаешь, что все, что делаешь, это очень важно и нужно.
Второе – это, конечно, сотрудники. У меня очень молодой коллектив, и для половины сотрудников это первое место работы, и это так круто, что они пришли работать и попали в СМИ, в котором нет цензуры, в котором есть свобода, которое очень толерантно, с правильными ценностями. И мне хочется, чтобы все это у них было и дальше.
А третье – мне все равно нравится этим заниматься, мне интересно. Понятно, что ситуация усугубляется, с каждым днем становится все сложнее работать в России, теперь мы иностранный агент. Но мы будем работать столько, насколько нам хватит сил и возможностей. Я верю, что мы все равно прорвемся через все невзгоды.
«Надеемся, что не скатимся в совсем жесткий террор по отношению к СМИ и журналистам»
– Как поменялась ваша работа после признания «Дождя» иностранным агентом?
– С точки зрения работы вообще никак не поменялось: мы как работали, так и работаем, но появилось больше работы у юриста, который следит за этим всем. Экономически по нам это пока вообще не ударило. Пока. Потому что у нас немного рекламодателей, у нас их мало, но они не уходят, они наши, любимые, они с нами много лет. А зрители наоборот, когда все это случилось, поддержали, еще больше людей на нас подписалось, вернулись старые какие-то подписчики, и донаты увеличились. В целом пока ничего ужасного нет, но это ничего не значит, мы внутренне готовы к тому, что дальше будет какое-то развитие событий, потому что теперь такое количество иностранных агентов среди СМИ, что у меня чувство, что вскоре примут какие-то законы, которые в чем-то ограничат нашу работу.
– Не боитесь ли вы, что отдельных сотрудников признают иностранными агентами, ведь тогда это уже будет совсем другая ответственность?
– Это риск, это неприятная перспектива, и мы думаем, что такое может случиться. Один наш – журналист Даниил Сотников – был признан иностранным агентом, но не за работу в «Дожде», а за работу с другим проектом. Это, конечно, не очень приятно, но уже такое количество хороших людей, наших бывших сотрудников, стали персональными иностранными агентами, что мы все друг друга как-то поддерживаем, подсказываем, что делать. Телеканал не бросит своих сотрудников, продолжит помогать им. Но это очень неприятно, и, да, это такой один из сильных плохих факторов.
– Существует ли сейчас в России журналистская солидарность? Чувствуется ли, что независимые СМИ готовы вступиться друг за друга?
– В целом сейчас солидарность выше, чем она была раньше. И сейчас по поводу этого закона об иноагентстве и в поддержку петиции против него мы провели большой марафон «Агенты людей». Практически все независимые СМИ, которые остались, объединились в этот марафон, и это было прикольно: мы все друг другу помогали, друг про друга рассказывали.
– Отреагировали ли власти на ваш марафон?
– Про реакцию на марафон я пока не знаю, но на петицию отреагировали. Нескольким фондам, которые подписали петицию, позвонили и спросили, почему они это сделали. Официально Песков сказал, что возможно будет изменение закона, но мы в это не верим. Я думаю, они могут сделать еще хуже.
– Насколько для вас возможен белорусский сценарий в отношении независимых СМИ?
– Мы следим за вами внимательно и в ужасе думаем, что повторяем за вами, но с легким запозданием. Нас ждет такой же сценарий, как и вас. Думать так не очень хочется, стараешься искать надежды, поэтому не загадываем, работаем по возможности. Надеемся, что не скатимся в совсем жесткий террор по отношению к СМИ и журналистам.
– Как вы поддерживаете своих сотрудников на фоне такой реальности?
– Им не надо ничего говорить. У нас есть главная внутренняя мотивация: то, что мы делаем, это мега важно, и это осмысленно. Ребята понимают, что их материалы кому-то помогают, особенно это касается ситуаций в провинции, поэтому основная мотивация у всех – это важность нашей работы.
«Самое жесткое мое требование к редакции – это соблюдение нашего законодательства»
– Насколько в теперешних реалиях можно оставаться объективным?
– У меня глубокое убеждение, что в фактах надо сохранять объективность, а в эмоциональном отношении мы все субъективны. Можно быть субъективными и эмоциональными. Нам часто говорят, что мы не показываем вторую сторону, но вторая сторона просто не приходит, поэтому мы и не можем подать ее позицию.
– Есть ли грань между собственной позицией и активизмом, как ее не перейти?
– Я считаю, что в ситуации, когда идет давление на СМИ, когда нас, людей, которые по-другому думают, мало, не надо стесняться и бояться занимать активную позицию и быть практически активистом, даже если ты журналист. Я считаю, что это честно. Но это мешает. Когда ты занимаешься уже не журналистикой, а фактически правозащитной деятельностью, то вполне себе ты очень часто активист. Просто потому что без явной позиции и ее демонстрации очень сложно быть правозащитником и добиваться чего-либо. Я считаю, что активизм в наших условиях вполне может быть.
– Как в такой ситуации не перейти границы того, что можно сказать?
– Ты не знаешь, в какой момент ты перешел условный флажок, из-за которого ты потом можешь всего лишиться. Самое жесткое мое требование к редакции – это соблюдение нашего законодательства. А его очень сложно соблюдать, у нас сейчас такое количество ограничений, и достаточно сложно их все держать постоянно в голове, но это единственное мое требование. Очень сложно не нарушать, но надо его не нарушать, надо за этим следить, а все остальное – делать то, что должны.
ВК belsat.eu
