«Зуб за зуб? Конечно!» Светлана Курс об ответственных за смерть Пушкина и «правильном» трауре по художнику
В итогах недели с Сергеем Подсосонным писательница Светлана Курс рассказывает о дружбе с Алесем Пушкиным, значении его творчества для искусства и том, что могут сделать беларусы после смерти художника.
– Кем Алесь Пушкин был и есть для вас?
– Алесь Пушкин – один из тех малозаметных людей, которые одновременно составляют основу нашего существования потому, что беларусскость в его картинах приобрела бесконечное измерение, сделала современным наше романтическое средневековье. Вспомните его мальчиков в беретах с перьями, его рыцарей и прекрасных дам. В то же время он осовременил беларусский язык, литературу и культуру при помощи перформанса и современных видов искусства. Благодаря Алесю беларусскость стала многоплановой и несоизмеримо большой, которая не забивается в свой маленький беларусскоязычный этнографический уголок. Его фактически за это и убили.
– Художник всегда остается человеком культуры, остается в своем творчестве. А кто для вас Алесь Пушкин как человек?
– Это был очень сложный человек. Есть вещи, о которых я даже не могу рассказать, но могу намекнуть о том, насколько большим колодцем был этот человек. Ведь рядом с его улыбающимся выражением лица, его бытием, это был жесткий человек в глубине. Ему было близко не только добро, но и зло. Ему были близки страсти людские, включая темные страсти. Уверена, что он сталкивался со смертью очень близко. Было бы клеветой говорить о каких-то вещах, но в тоже время мы не знаем, что он делал в Афганистане, он мне этого не рассказывал.
Я никогда не старалась узнать, что он делал в личной жизни, могла только догадываться. Я видела в нем человека, у которого нет ни одной плоской черты, он был многомерным в добре и зле, он был во всем велик, и именно поэтому его творчество так волнует, потому что это был очень искренний человек. Как вам сказать? Вот «Парфюмера» читаешь – страшный роман, но и великий тоже. Вот и Алесь создавал впечатление человека великого и неплоского. Он был для меня очень важен, хотя последние годы мы не общались.
– Вы сделали пост, в котором говорите, что в ваших отношениях не было запретных тем, так как «вы наткнулись друг в друге на тяжелое темное ядро цинизма и, вероятно, силы». Что вы имеете в виду?
– Вот именно это и имею: мы знали, что такое зло, что оно сидит в нас очень сильно. Мне казалось, что ему приносит большое наслаждение, когда он говорил мне довольно тяжелые вещи, что он не мог меня шокировать. Обычно я тушуюсь, когда разговариваю с людьми, а с ним – нет. Когда он наносил мне словесный удар, я всегда давала ему ответ. Лучше всего я помню очень долгий зимний разговор, когда мы гуляли по трем минским паркам. Мы говорили о сексе, жестокости, садизме, убийстве, измене и ее различных соизмерениях – как в личной жизни, так и измене государству, стране, себе и так далее. Это была лучшая прогулка в моей жизни. Это лучшая и, вероятно, самая страшная прогулка в моей жизни. Вороны сидели на белом снегу, мы ходили вокруг [здания] Министерства обороны, в том числе на улице Красной, где оба ходили на радио. И это было очень важно для меня.
Еще очень важно было, что Алесь Пушкин присутствовал в тот страшный день в Лошице, когда мой маленький сын чуть не утонул. Там бежит очень быстрая речка, а Феликс был маленький. Я разинула рот, разговаривала с Алесем, а Феликс поскользнулся на камнях и тонул. Я его достала в последнюю минуту. И мы [с Алесем] смотрели друг на друга, успокаивали друг друга. Феликс выжил. Но этот маркер остался на наших отношениях с ним, которые никогда не были телесными, сексуальными или дружескими, – это были отношения двух людей, которые могут не видеться годами, а потом встретятся и начинают говорить, как будто виделись вчера. Те маркеры, которыми он обозначил мою жизнь, для меня остаются очень важными.
– Алесь был был для вас воином или художником? Выезжая из Украины, он знал, что его могло ожидать, он не был наивным человеком и понимал, что палачи ему не простят, но поехал. Может, это был своеобразный ужасный, но перформанс?
– И то, и другое – а зачем это отделять? Он был очень мужественным и смелым человеком. Он и до этого многое в жизни прошел, если изучать его биографию. Его мужество было бесконечно. Мужественный, жестокий, прямой, но попутно и Великий инквизитор тоже.
Тот, кто его знал, мог иногда и спасовать перед ним, и быть недовольным некоторыми вещами. Ему было за что и в морду дать время от времени. Короче говоря, когда он ушел, в этом смысле ушла целая вселенная, но не до конца, естественно, потому что чем больше человек, тем больше он оставляет после себя.
Возьмем одну из его убийц, госпожу Бондареву. Она может только разрушать. Она может разрушить памятник Гениюш, она может разрушить жизнь Алеся Пушкина, а создать она и все это кубло убийц не могут ничего. Как писал Толкин, «зло может только искалечить, а создать ничего не может». Пусть бы они занялись чем-то лучшим.
– Есть Бондарева. Есть еще профессор Гродненского университета, которая написала экспертизу о нацизме на его полотне. Есть прокурор, судья, вертухаи, тюремщики. Простить?
– Нет, зачем?
– Зуб за зуб?
– Да. Конечно. А иначе они будут лезть все время. Если это возможно, то в 90% случаев нужно руководствоваться справедливостью и инструментами цивилизованных людей. Но я также одобряю методы «Моссада» или украинской разведки, которая убивает летчиков и офицеров, которые бомбардируют их страну, если не могут дотянуться до них инструментами справедливости.
– В Украине убивают россияне, а у нас беларусы убивают беларусов.
– Это не беларусы, а люди «русского мира». Есть много свидетельств, что они не понимают или не хотят понимать и оспаривают беларусский язык и традиции. Они Алеся убивали за это, говоря «говори на нормальном языке». Они в кабинетах держат даже не портреты Лукашенко, а Путина и самостоятельно напечатанные Z. Какие же это беларусы, извините? Это янычары, «русский мир». Просто Украина оккупирована одним образом, а мы другим. Есть определенная часть наших сограждан, которая к нашему миру уже не принадлежит, которая наш мир ненавидит. Я считаю, что это такая же оккупация и такой же «русский мир», как на Донетчине.
– Вы пишете: «Любить Беларусь опасно для жизни». Это означает, что это не последнее убийство, и жертвы еще будут.
– Сегодня кто-то умирает в тюрьме, я в этом убеждена. Мы не знаем, что они делают с тысячами заключенных. Мы Бабарико не видели после жестокого избиения. А Тысев, которому сейчас деньги собирают? Мало того, что генетическая болезнь его в крюк гнула – так они его по больным костям били и поливали его холодной водой.
– На выходных на Подляшье прошел фестиваль «Тутака», состоялся театральный фестиваль купаловцев – везде вспоминают Алеся Пушкина, минута молчания везде. Но много недовольных, которые пытаются узурпировать вопрос траура и говорят, что устраивать фестивали нельзя. А как надо?
– А на чем объединяться? Мы объединяемся вокруг хороших вещей. Собраться на пикник, пойти на совместный обед, быть вместе – заниматься благотворительностью, делать искусство, а завернуться в черный мешок и сидеть осунувшись… Знаете что? С 1995-го в течение 20 лет я не жила, а существовала, так как беларусские дела меня внутри пережигали. И кому от этого было лучше, что 20 лет жизни я прожила на сниженном эмоциональном фоне? Чтобы выжить, надо было пить. Многие люди попивают и сейчас – это можно прочитать с лица. Потому что им тяжело. Надо выплывать на свет.
Мне кажется, что я с родным братом поссорилась, потому что он молчит. Я написала ему отчаянное письмо, чтобы сходил к доктору и поправил таблеточками фон. Он оскорбился. Но я это прошла, ходила на терапию полгода. Я очень благодарна своему врачу, что несмотря на то, что мы находимся в кошмарной ситуации (даже те, кто счастливо живет в безопасной стране), мы имеем возможность поддерживать свой эмоциональный фон и имеем возможность творить не назло Бондаревой, а на благо Беларуси и для собственного наслаждения, потому что созидание – лучшее, что мы можем сделать.
– Если бы вы могли сказать Алесю Пушкину что-нибудь, что бы вы сказали?
– Well done. Хорошо сделано, брат. Спасибо тебе.
Беседовал Сергей Подсосонный
