Журналисты «Белсата» стали одними из первых, кто попал под репрессии разъяренного, напуганного протестами режима. Задержания, пытки на Окрестина, эвакуация из страны, аресты и реальные сроки в колонии. Только за то, что продолжали доносить людям правду о событиях и не позволяли взять и просто «перевернуть страницу». Как белсатовцы жили этот год и что помогает им держаться? Предлагаем три истории наших коллег – с телевидения, сайта и из заключения.
Валерина Кустова, телеведущая, автор программы «Белорус белорусу»: Моя сила – в своем деле и моей дочери
Перед выборами, в конце июня, у меня было очень странное видение. Я жила в Уручье и через окна квартиры увидела, как идут «танки». Это было страшное ощущение звонкой тишины, что теперь все взорвется, как накануне войны. Через несколько месяцев я через окна реально увидела эти «танки»: военная техника ехала запугивать протестующих. В августе была такая эйфория, что многие могли спутать ее с победой. Была вера, что можно все изменить. И с нею нарастало ощущение, что нужно готовиться к чему-то непростому.
Я тогда думала, как можно помочь людям в этой ситуации, как сделать так, чтобы перемены произошли быстрее. Я не хотела уезжать из Беларуси ни при каких раскладах. Вместе с коллегой на лавочке придумали формат новой программы: рассказывать истории пострадавших, семей политзаключенных и предлагать белорусам помогать нашим героям. Так появился проект «Белорус белорусу».
Наша программа выстрелила. На истории всех наших героев откликались неравнодушные белорусы, организации. Помню, как поразило, одна пенсионерка не имела денег, но хотела помочь: она сшила повязки на глаза политическим заключенным, чтобы они в камере могли спать при свете. Эти повязки вкусно пахли лавандой, очень мягкие, красивые и удобные. Мы передавали эти повязки семьям политзаключенных. Также сделали историю с Олей Северинец, и в итоге у нее нашлась очень крутая нянечка для сына Франтишка. В программе, которая пока не вышла, мы долго собирали на коляску для ребенка с инвалидностью: папу посадили по политической статье, а мама осталась с тремя несовершеннолетними детками.
Если кто-то хочет помочь другим белорусам, конкретным семьям, если кому-то самому нужна помощь – пишите нам на belarus2belarus@gmail.com.
Сейчас появилось такое ощущение: где мы вместе, там и Беларусь. Жить, не чувствуя вокруг родины, очень трагично. Я это прекрасно понимаю, так как сама оказалась на месте своих героев. Сначала я помогала людям, потом попала в ситуацию, когда мне самой понадобилась помощь. Проблемы есть, но сейчас я чувствую солидарность и поддержку от других людей. Это до слез трогательно. Я убеждена, что величайшая наша сила – солидарность. Я счастлива, что проект «Белорус белорусу» смог помочь такому большому количеству людей.
В Беларуси на меня завели минимум два уголовных дела. За якобы организацию и финансирование массовых беспорядков. А вторая статья – за якобы неуплату налогов с якобы финансирования массовых беспорядков. Это абсурд. Но это 5-7 лет за решеткой.
Когда ко мне пришли силовики, я как раз вышла в спортивный зал с одним рюкзаком и 70 рублями в кармане. И больше домой уже не вернулась. Мои друзья просто заставили меня эвакуироваться в Польшу. Это было физически и морально непросто. Через леса, реки, несколько дней без сна. Спасибо большое всем моим друзьям, правозащитникам, команде «BY_help», «BySol» за помощь. Организации, которые помогают белорусам за границей, – это настоящие волшебники. Я была очень растеряна, возникли вопросы с жильем, легализацией. Но самым страшным было то, что со мною не было моей дочери. Самый страшный момент был, когда в Белостоке я ждала автобус, которым ее должны были привезти: автобус приехал, все вышли, а моего ребенка нет. Ее не пропустили через границу. И это стало мощным ударом для меня. Пришлось разными другими путями перевозить ее в Польшу. Спасибо большое Агнешке Ромашевской-Гузы, также и благодаря ее усилиям мой ребенок со мной. У дочки большая травма. Она до сих пор просыпается по 6-8 раз за ночь, иногда кричит, иногда разговаривает, иногда зовет меня. А днем часто рассказывает сказку, как девочка летела самолетом, ехала поездом и автобусом и все искала свою маму.
С середины июня я в Польше, окончательного осмысления произошедшего у меня еще нет. Я абсолютно не представляю свое будущее здесь, я мыслю его в своей свободной Беларуси.
Мария Гриц: Это большая честь – работать сейчас в белорусской журналистике
Прошлым летом казалось, что все это шал и государственное насилие не может продолжаться долго. Позже произошло мое задержание на женском марше в Минске, сутки на Окрестина, хотя у меня на тот момент была полуторагодовалая дочь, и, согласно закону, меня должны были отпустить. Говорят, от тюрьмы никто не застрахован, но я думала: я – законопослушный журналист, у меня два образования, в смысле – тюрьма? Но случилось все: и нахождение за решеткой, и давление, и вместе с тем ощущение большой солидарности, помощь от незнакомых людей.
До выборов я была в декретном отпуске. Я не ожидала перемен. Но то движение, которое началось, придало мне надежду. Была такая адреналиновая волна, что мне хотелось делать хоть что-то. Мне посчастливилось вернуться утром 10 августа о стелы, и я постоянно думала, что я могу сделать. Несколько первых дней я просыпалась в 5: 00, чтобы объезжать морги, крематории, кладбища. Ходила информация, что были убиты 100 человек во время протестов, я их искала. Познакомилась с очень хорошими людьми, которые роют могилы.
Единственное, что я умею профессионально делать, – это писать, так я неожиданно для себя вернулась в журналистику. Белсатовцы давно были под прессингом государственной власти, моих коллег много раз задерживали, они платили большие штрафы за сотрудничество с каналом, у нас конфисковали столько техники, что можно открыть, наверное, два магазина конфиската. Раньше люди закрывали на это глаза, воспринимая нас просто как отчаянных журналистов. Когда начали задерживать и садить всех, пришло понимание, что такое может произойти с каждым. Такая горькая наука всем. «Белсат», из-за того, что давно страдал от государства, сумел очень достойно пройти через все испытания. На каждом уровне выработаны механизмы помощи коллегам, решения многих вопросов. Взаимопомощь просто немыслимая!
Работа независимых журналистов стала заметной и очень уважаемой за этот год. Когда говоришь, что ты работаешь журналистом в независимом СМИ, – видишь столько уважения в глазах людей! И действительно, мы верим в свою работу, готовы идти до конца и многим пожертвовать ради общей цели.
В июле этого года состоялся черный четверг, когда по всей стране пришли за белсатовцами. Я уезжала из Беларуси ночью, без какого-либо плана на будущее. Но благодаря помощи коллег я пережила этот переезд и теперь я в Киеве.
Мне было очень страшно, что у меня заберут ребенка. И это, пожалуй, единственная причина, почему я уехала. За себя не было особо страшно. После Окрестина я знала: да, это ужасно, оскорбительно, но я смогу это вытерпеть. Но я не выдержала бы, если бы у меня забрали ребенка. Во время суток мне мерзостно намекали на это: мол, у тебя же есть дочь, помни о ней. Я чувствовала себя очень пакостно, это такая вина уцелевшего, когда ты в безопасности, а другие люди остались в Беларуси.
Мы выезжали летом, с небольшим чемоданом на двух человек. Первое время у нас была нянечка, которая откликнулась, чтобы нам помочь, и она собирала нам вещи: ребенок должен быть одет! Поэтому у дочки лучший гардероб, чем у меня. Я долго не могла ничего делать, потому что мне казалось, что все вот-вот закончится, это не может продолжаться долго, что это дело даже не дней, а минут. Я долго не распаковывала чемоданы, не подключала украинской мобильной сети. Этакий синдром замороженной жизни.
Оказалось, я очень привязана к дому. Хотя раньше думала, что готова к любым приключениям. Нет, только к хорошим… Купила себе здесь цветы, как дома у мамы. Купила тут у бабули вкусные яблоки, наковыряла семечек и отложила в семена. Я в Минске посажу возле своего дома.
Я никогда не снимала жилья. В Киеве пришлось все искать, и я нашла худшее жилье на свете. Я жила с тараканами, черной плесенью, хозяин еще и вызвал на меня полицию, так как моя прекрасная нянечка припарковалась не там, где ему хотелось. Но через некоторое время мы переехали, сейчас в основном устроились. Дочь ходит в детский садик, а я работаю. Но проездного до сих пор не приобрела.
Я не просто скучаю по Беларуси. Это как хотеть есть, но ты не можешь наесться, постоянно ощущаешь голод и жажду. Эта грусть постоянно со мной на фоне. Бывают дни, когда накрывает, я не могу даже выйти из дома. Как, я выйду – и не в Беларуси, в другой стране? Через дня два делается как будто терпимо. В Киеве есть станция Кловская. В один из таких плохих дней я взяла маркер и дописала «Ш», поэтому ехала до станции «Шкловская».
Меня спасает наша группа белсатовцев в Киеве. Там супертеплая тусовка. Это огромная радость, когда есть люди, которые с тобой в одном информационном поле, в такой же ситуации, переживают ту же боль, что и ты.
В белорусском хабе в Киеве я и Екатерина Водоносова решили устроить колядки для детей белорусов, которые были вынуждены уехать. Разработали сценарий, будет печенье, пение, музыка, чтобы хоть на денечек детки вспомнили, что они детки. Ведь сейчас более взрослые дети видят, с какими проблемами, финансовыми трудностями сталкиваются родители, и это тоже на них давит.
У меня вид на жительство, который выдается на год. И опять же, большая радость, что я работаю на «Белсате», так как у нас здесь есть корреспондентский пункт: местные коллеги помогли со всем – документами, легализацией… Есть еще сообщество, которое помогает репрессированным журналистам: мне помогли со страховкой и всеми формальностями, потому что я понятия не имела, как это все организовано.
Перед декретом у меня были мысли уйти из профессии. Теперь же я понимаю, как классно, что у меня есть эта работа, я чувствую себя очень нужным человеком. Каждый текст, который я пишу, каждое интервью, которое беру, – это маленькая песчинка в огромную дюну информации, которая засыпает пропаганду. Это большая честь – работать сейчас в белорусской журналистике. Люди уже понимают, насколько ценно иметь различные источники информации. У нас налажено очень крутое сотрудничество с аудиторией: люди присылают видео, снимки, дают нам комментарии. Это такой горшочек, который постоянно варит. Я в восторге от того, насколько наши читатели солидарны с нами.
У меня очень мало планов на будущее: это не имеет особого смысла. Как будет дальше, думаю, даже хрустальный шар или самый крутой аналитик не ответит. Но у меня есть один план: когда придет наш день победы, я брошу все свои вещи, все, что приобрела здесь, оставлю хозяйке квартиры, возьму ребенка на руки и пойду в сторону белорусской границы.
Екатерина Андреева, получила 2 года колонии за стрим с площади Перемен после убийства Романа Бондаренко
Игорь Ильяш, муж Екатерины: Проявления солидарности не позволяют ей превратиться в номерок на телогрейке.
2020 год был очень сложный, эмоционально напряженный и тяжелый. А 2021 год оказался еще более тяжелым. Перед выборами было ощущение какого-то цунами, которое сильнее нас, что на нас движется нечто абсолютно историческое, эпохальное. В первые недели августа я понимал, что ситуация может дойти до состояния, которое мы имеем сейчас: когда все уничтожено, в том числе право и закон. Но в чем мы с Катей ошибались, так это в сроках: я давал на этот процесс больше времени. В июле Катю задерживали за стрим и отпускали через несколько часов, а через несколько месяцев за это давали уже два года колонии.
То, что Катя не уехала, было вполне естественным для нее. Журналистика для нее – важная часть жизни, тождества, личности. И уехать в такое время, в момент, когда в стране происходят исторические события, возможно, самые важные за четверть века, было бы для нее даже не изменой профессии, а изменой самой себе, собственным идеалам. Поэтому это был осознанный выбор – работать до того момента, пока можно. Для Кати так и случилось: ее стрим 15 ноября фактически был последним стримом в Беларуси. После этого работать «в поле» стало невозможно.
Независимые журналисты причастны к пробуждению общества. Их героический труд открыл глаза многим людям, для которых это стало точкой отсчета, они начали понимать, что происходит в стране, и иначе относиться к журналистам. Раньше никогда такого не было: к тебе подходят на улице, благодарят за работу, говорят что мы их герои. Люди поняли важность правды.
Во время задержания Катя успела позвонить мне: шепотом сказала, что силовики уже за дверью квартиры, в которой они прятались. Позже Катя писала в письмах, что момент задержания, когда в квартиру вломились 10 человек с оружием, был самым эмоционально тяжелым за все это время. Она страдала от шока больше, чем от факта своего пребывания в тюрьме, позже долго прокручивала это в голове.
Первые месяцы она была в тюрьме Жодино. Перед судом Катю перевели на Володарку, где, как она писала, были лучшие условия и компания. Катя там сидела с единомышленниками и коллегами. За несколько минут до оглашения приговора она успела передать через адвоката несколько слов о том, что люди за свои убеждения получали по 25 лет, а ей грозит всего два года. «Я это переживу, это не страшно». Катя тогда как раз читала «В круге первом» Солженицына.
Из писем я видел, что она восприняла приговор нормально. Ей было важно, что появилась определенность. Первые письма после приговора были очень бодрыми и уверенными в себе. Но со временем появилась усталость. Тебе необходимо 24 часа в сутки быть во враждебной среде, что требует постоянной мобилизации. Это изматывает. Я чувствую у нее эмоциональное выгорание и усталость. При этом Катя продолжает быть уверенной в себе, что пройдет этот путь так же достойно, как шла раньше.
Сейчас в колонии Катя работает швеей третьего разряда. Смену деятельности восприняла с юмором: как писала, это очень медитативное занятие. Она раньше никогда не шила, но быстро научилась.
Катя получала в течение года журналистские премии и награды. Первые полгода она очень эмоционально реагировала на все проявления солидарности. Писала, что, узнав о получении премии «За отвагу в журналистике», чуть не расплакалась. Она, когда только пришла в профессию, читала про эту премию и мечтала, что однажды ее получит. Катя отмечала, что проявления солидарности не позволяют ей превратиться в номерок на телогрейке, помогают чувствовать себя личностью даже в таких условиях.
Это остается важным для нее и сейчас. И не менее важно это для нас, ее родных и близких, ведь мы видим, что о ней не забывают. Я регулярно сталкиваюсь с тем, что ко мне на улице подходят незнакомые люди, жмут руку, просят передать привет Кате, слова поддержки, что она герой. Родители жены тоже с этим сталкиваются. Солидарность создает определенную атмосферу, которая помогает держаться всем – и Кате, и нам.
Катя писала в письмах, что стала более сдержанной в поведении. И это вполне естественно. Катя очень открытая, искренняя, всегда стремилась делиться эмоциями и мыслями с людьми. Такое в тюрьме не приветствуется. Ей было трудно корректировать свое поведение, больше закрываться.
Помню, когда у нас было долгосрочное свидание, ее привели ко мне в комнатку: Катя была очень зажата, говорила, что за это время отучилась от того, что ее могут обнять. Но буквально через час она стала такой же, как до ареста. Меня это вдохновило. Да, все эти драматические события сказываются на человеке, но их последствия можно относительно просто убрать, всего лишь нужно быть рядом с теми, кто тебя любит. Думаю, мы скоро пройдем период возвращения в нормальное состояние. Наша любовь, которая никак не разрушилась из-за этого тяжелого пути, – это то, что помогает ей держаться, является источником вдохновения, сил, уверенности в себе.
В следующем году Катя должна выйти на свободу. В первый момент, естественно, бросимся друг к другу, будем обниматься, целоваться, нас будет не оторвать друг от друга. Я недавно пересмотрел фильм «Кролик Джо-джо». Мы с Катей смотрели его еще до ее ареста. В финальной сцене, когда закончилась война, еврейская девочка выходит к мальчику, они смотрят друг на друга и начинают танцевать. Я сейчас как раз пишу письмо Кате и вспоминаю этот момент: когда все закончится, нам нужно будет это повторить. Главным будет ощущение, что мы возвращаемся к нормальной жизни, и от этого захочется танцевать.
СП/ДБ belsat.eu
