«Абы кому памятники не отбирают». Власти Беларуси боятся Ларисы Гениюш, заявил ее внук
Две недели назад в Зельве тайно демонтировали памятник Ларисе Гениюш. На днях исполнилось 40 лет, как не стало поэтессы. Ее внук Михаил Гениюш поговорил с «Белсатом» о том, можно ли «запретить память», убрав памятник. Наш ведущий Сергей Подсосонный съездил к нему в деревню на Подляшье близ беларусской границы – там сельчане все еще разговаривают по-беларусски, как и сам Михаил. Беседу показали 9 апреля в передаче «Неделя».
Лариса Гениюш (в девичестве Миклашевич) родилась в 1910 под Волковыском – по Рижскому миру эти земли вошли в состав Польши. Вышла замуж за Янку Гениюша, который поступил в Карлов университет в Праге – с 1937 года жила в Чехословакии. Когда Советы по сговору с нацистами разделили Польшу, отца Ларисы Гениюш арестовали и расстреляли, а мать и двух сестер выслали в Казахстан.
Во время Второй мировой войны Лариса Гениюш была назначена генеральным секретарем правительства Беларусской Народной Республики в эмиграции. После войны Ларису Гениюш с мужем арестовали и пытали советские каратели, сослали в лагеря в Коми. Семью Гениюшей освободили и «частично реабилитировали» только в 1956-м, но не разрешили вернуться в Чехословакию. Гениуши поселились в Зельве, жили под наблюдением Комитета государственной безопасности.
Заключенные называли поэтессу «мать», позже «бабушка». Ее настоящий внук Михаил Гениуш говорит:
«Когда другие люди ее так называли, очевидно, она такой была для них. Она умела жить с людьми. Она любила людей. Она их не сегрегировала: для нее неважно было, имеет кто-то высшее образование или не имеет. Для нее человек был человеком. Она в человеке видела прежде всего человека. Она всех любила, всем помогала, со всеми жила в большом согласии. Этому тоже научила и меня».
«Теплая, любимая, – так Михаил Гениюш описывает бабушку. – Сделала из меня человека такого, каким я есть сейчас».
Когда Ларису и Янку Гениюшев арестовали в Чехословакии, чтобы выдать Советам, их 12-летнего сына Юрку удалось переправить к родственникам в Польшу. По освобождению родителей Юрка нередко приезжал в Зельву. Там родился и Михаил Гениюш, бабушка его воспитывала до четвертого года жизни. После он не мог часто ездить к бабушке, но бывал у нее каждый год. Внук всегда ждал поездок к бабушке, и она к этому готовилась:
«Она мне готовила вещи, которые я любил есть, вещи, которыми я любил играть, – вспоминает Михаил Гениюш. – Знала, что я люблю собак, тогда всегда была в доме какая-то собака, в сарае был кролик или свинка морская. Она старалась, чтобы я хорошо там себя чувствовал. Старалась делать все, чтобы я был счастлив».
Долгое время для Михаила Лариса Гениюш была просто бабушкой: он вспоминает, как она держала его «подальше от политики», в письмах писала ему стихи о зверях, рисовала животных.
«Иногда в этих стихах были разные такие темы, которых я не до конца понимал, – вспоминает Михаил. – Но она мне пыталась внушить, что я должен быть порядочным человеком, что я должен любить свой язык, что я должен любить свой край и что я должен любить правду».
Он не сразу осознал, что его бабушка – выдающаяся поэтесса. Хотя когда он приезжал в Зельву, Лариса Гениюш всегда читала ему все новое, что писала:
«Я не все до конца понимал, но она очень любопытной была: как я на это реагирую и что я обо всем этом думаю, – рассказывает Михаил. – Я смотрел на это все детскими глазами, так что это было то, что может сказать ребенок. Может, она пыталась посмотреть, поймет ли такой ребенок, как я, то, что она пишет, настоящий смысл».
У бабушки и дедушки в Зельве бывало много известных людей, со многими познакомился и Михаил: рассказывает, что помнит Владимира Короткевича, Дануту Бичель-Загнетову, Василя Быкова… Он вспоминает, что празднование дня рождения бабушки продолжалось два, а иногда и три дня, так как одни гости приезжали, другие уезжали: «Сидели, беседовали, читали стихи».
«Наверное, не было слышно в этом никакого акцента политического, – говорит внук поэтессы. – Это была такая радостная атмосфера, человеческая. Так, как бы встретились с тобой приятели, которые долго не виделись и не могут с тобой наговориться, нароадоваться встрече».
Гениюши в Зельве жили небогато. Михаил говорит, «такие были времена». В доме не было водопровода – надо было приносить из колодца. И надо было топить печку, носить дрова или торф. Но бабушка, говорит он, всегда могла найти то, чего не было в магазине, и у бабушки он ел чуть ли не больше, чем дома: всегда был «какой-то окорочок, какое-то филе, какая-то печеная утка или мясо кролика». Внук любил сгущенное молоко – так всегда оно было у бабушки. Всегда были любимые конфеты, бабушка постоянно пекла внуку различные торты.
Только позже, побывав в Праге, Михаил узнал, какая была пропасть между жизнью в Советской Беларуси и в некогда свободной межвоенной Чехословакии. И когда бабушка приняла условия жизни в БССР, дедушка все время хотел вернуться в Прагу хоть на день, рассказывает внук.
«Лариса Гениюш, после того, что прошла, старалась, чтобы ничего не пропадало, – вспоминает внук. – Она использовала продукты, которые имела, максимально. Очень ценила. Помню, как мне рассказывала, что когда она вернулась из лагеря, она не могла наесться: думала, что кто-то у нее это заберет. И так и осталось, что очень ценило еду и что с ней связано».
Но о заключении она рассказывала нечасто, внука защищала от этих своих воспоминаний. По словам Михаила, «временами случалось» только, что-то говорила о пережитом, и очень при этом волновалось.
«Написание стихов – это была ее потребность внутренняя, это изнутри у нее исходило, – говорит он о бабушке. – Людей она любила потому, что она имела такой характер, что очень любила всех людей и очень дружелюбно ко всем относилась. Поскольку что не могла воспитывать своего сына, она очень-очень любила беседовать и быть с внуками. Это для нее было очень важно. Она всегда готовилась, очень сильно ждала встречи со своими внуками».
Последний раз он видел бабушку за год до ее смерти – ему тогда было 18 лет. Михаил Гениюш учился в Ольштыне, не сумел попасть на похороны – шел 1983 год, пересекать границу Польши и СССР было проблематично. На похороны поехали отец, мать и брат Михаила.
После смерти бабушки и дедушки Михаил Гениюш не бывал в Беларуси почти 20 лет, но после 2010-го приезжал не раз. Всегда старался попасть на кладбище, но не заходил в дом, который остался от них. Он объясняет: помнит дом таким, каким он была при бабушке и дедушке, помнит там каждую вещь, а когда приехал, дом был перестроен и переделан, поэтому не хотел вредить воспоминаям.
Понимание того, кем была бабушка, вспоминает он, пришло тогда, когда он узнал, сколько людей приехало на похороны бабушки. Потом к нему начали обращаться разные люди с вопросами о бабушке – и он с интересом стад знакомиться с ее творчеством. Осознал, сколько она передавала от себя поддержки не только в детских стихах для него, но и в стихах «для всех».
Уже после смерти Ларисы Гениюш была издана ее «Споведзь» – ее рассказ о своей жизни без оглядки на цензуру. Хотя Михаил Гениюш считает, что «не все там написано, не переданы все эмоции»:
«Я думаю, что Лариса Гениюш, когда писала «Споведзь», хотела только определенные дела выяснить. А то, что действительно пережила она, ее муж или ее сын, этого там нет, потому что эти эмоции – это были ее частные эмоции. Она до конца их не показала. Это была огромная боль, огромная трагедия, целая жизнь развалена, разрушена. И ее жизнь, и жизнь ее сына, мужа».
Михаил Гениюш участвовал в издании книги стихов Ларисы Гениюш «…унукам», написал к ней предисловие, делал промоцию. Он вспоминает, как на одно из мероприятий пришел человек, который рассказал, что работал в Зельве «в службах», что его заданием было следить за Ларисой и Янкой Гениюш. Тот человек рассказывал, как однажды на улице увидел какую-то бабушку, которая тянет ведра с водой – помог ей донести ведра, а бабушка пригласила его на чай, пообщалась с ним, дала ему книгу со своими стихами. Так он стал «фанатом» поэтессы – и впоследствии рассказывал, что Лариса Гениюш была искренним и порядочным человеком.
Сегодняшние власти в Беларуси, как и советские в свое время, боятся Ларисы Гениюш. Почему так и почему демонтировали памятник ей? Михаил Гениюш пожимает плечами: памятник стоял 20 лет, никому не мешал, и местные власти не были против оставить его.
«Знаю только, что лишь бы кому памятников не снимают, – рассуждает Михаил Гениюш. – Что если уж делают такие вещи, это значит, что этот человек для кого-то важен: или его боятся, или… Не знаю, что об этом сказать. Думаю, что памятник можно забрать и разрушить, а из сердец людей не заберешь того, что в них есть».
Кто и почему забрал памятник бабушке, внук не знает – и считает, что это не имеет значения, ведь Лариса Гениюш создала себе памятник «в сердцах и головах людей». А то, что украли, было только каменной скульптурой возле церкви, к которой можно было положить цветы.
Беседовал Сергей Подсосонный / АА belsat.eu
