Лукашенко увеличивает миграционный прессинг на границах. Может ли Запад его задержать? Интервью с аналитиком Мареком Будзишем

В российском понимании мы уже на войне. Российская интервенция в Беларуси возможна под прикрытием миграционного кризиса. Почему Лукашенко будет только увеличивать прессинг на границе? Евросоюз ударит в ответ или поддастся и пойдет на переговоры с диктатором и откажется от части санкций? Интервью с известным польским политическим аналитиком Мареком Будзишем, автором книг «Все есть война. Российская стратегическая культура» и «Иллюзия свободной Беларуси. Как в борьбе за демократию можно потерять родину».

Что, по вашему мнению, происходит на границе и насколько это опасно?

Если немного упростить, то мы имеем отношение с попыткой вызвать гуманитарный кризис еще неопределенного масштаба. Это может быть элементом теста, сценария российских действий, который в сущности должен вести к интервенции квазивоенного характера под прикрытием гуманитарной интервенции. Миграционный гуманитарный кризис довольно очевиден: мы знаем, в каких условиях те люди, которые пытаются перешагнуть зеленую границу. Это может привести Россию к проверке, есть ли возможность расширить этот конфликт до фактически квазивооружённая интервенция. Но под прикрытием: как в Крыму появились зеленые человечки, так на границе могут появиться силы под видом гуманитарной миссии. Например, под флагом ООН.

Вы однозначно говорите о российском сценарии. В тоже время большинство экспертов говорит, что это Лукашенко вызвал миграционный кризис. Почему вы говорите о России? В чем роль Путина и Кремля в этой ситуации?

Мы здесь должны разделить два дела. Во-первых, непосредственный исполнитель. Здесь нет сомнений, что Лукашенко, который руководствуется партикулярными интересами, можно перечислить его цели, организовал этот кризис по аналогии с известной операцией «Шлюз». Ее проводили в 2011-2012 годах. Что касается исполнителя, это понятное дело. Однако опыт происходящего использует также Россия. Речь о проверке системы иммунитета польского государства. Проверяют, как реагирует международное сообщество – в основном Евросоюз – на пограничный кризис. Также проверяют реакцию польского общественного мнения. Это важная информация, не потому, что Россия хотела бы через неделю или две начать военную операцию. Об этом рано говорить. Но это ресурс оперативных знаний: его собирают, чтобы знать, как действовать, если решат действовать. Это наука для российских вооруженных сил и спецслужб о слабых местах ключевого государства восточного фланга НАТО, которым является Польша.

Как можно действовать? Забор, который строят Польша, Литва и Латвия, и увеличение присутствия вооруженных сил кроме сил пограничной охраны в приграничной зоне решат проблему? Какие есть еще способы?

Мне кажется, что забор не решит проблемы. Это быстрая, довольно дорогая формула реакции на ситуацию. Но в перспективе только такими методами невозможно задержать такой волны. Здесь нужна совместная позиция государств Евросоюза – во-первых, в отношении режима Лукашенко, а позиция сейчас не совместная. Это подтверждает все больше сигналов в основном из западной части Европы. Такие государства, как Ирландия или Бельгия, заинтересованы в уменьшении санкционного давления на Беларусь. Мы видим инициативу канцлера Австрии Шалленберга, организовывающего некую объединяющую конференцию 22 ноября, в которой должны принимать участие представители белорусской оппозиции. Также говорится о представителях Лукашенко и Кремля. Это говорит о том, что часть западных государств начинает искать политические решения. Лукашенко не уступает, не меняет своих ожиданий, и это свидетельствует о том, что его прессинг оказался эффективным. По крайней мере склоняет западные государства к началу разговоров. Это все опасные сигналы, которые показывают, что единство Запада не сильное, есть лазейки, и можно использовать разницы позиций. Я не оптимист относительно развития ситуации.

Позвольте к переговорам, о которых вы упомянули, вернуться чуть позже. Теперь я хотел бы вернуться к ситуации на границе. Очевидно, что ситуация обостряется. Мигранты атакуют палками, бросают камни. Несколько дней назад произошел странный инцидент. Несколько вооруженных лиц зашли на польскую территорию на расстояние 200 метров.

Где проходит граница конфликта, граница войны? Некоторые комментаторы в Польше уже говорят, что Польша де-факто сейчас в состоянии войны с Беларусью, а по крайней мере надо об этом говорить. С другой стороны, говорят, что не надо эксплуатировать слово «война», потому что когда она придет, мы не будем к ней подготовлены. Как, по вашему мнению, можно характеризовать длительное, медленное обострение ситуации на границе?

Мы имеем отношение с ошибкой. В западной культуре есть довольно четкая граница между состоянием войны и миром. Переход от мира к войне является фундаментальным событием, и эта граница очень четко проведена. В российской же стратегической мысли эта граница очень затертая. Речь об эскалационной лестнице: от прессинга политического, медийного, пропагандистского потихоньку доходим до кинетического конфликта, когда военные начинают стрелять друг в друга. Здесь нет такой границы, переход плавный.

В российском понимании мы уже в фазе войны, только еще ниже порога кинетического конфликта, то есть ниже масштабного использования Вооруженных сил. Зачем это делается? Такого типа эскалации прессинга организовываются, чтобы достичь политических целей. Это не искусство ради искусства. Таким образом хотят принудить к политическим уступкам государство, которое является целью атаки. Чем быстрее достичь цели – на низком уровне эскалации, без использования военной силы – тем лучше с точки зрения государства, которое использует этот инструмент. Лукашенко начал применять инструмент миграционного прессинга, чтобы, во-первых, и он об этом говорил, получить легитимацию своей власти со стороны государств Запада, во-вторых, чтобы отменили санкции. Он будет этот прессинг увеличивать, пока не достигнет целей, которые перед собой поставил, или что-то близкое к этим целям. Это инструмент получения политического эффекта. Его можно задержать двумя способами. Во-первых, согласиться на требования агрессора, во-вторых, захватить контроль над тем, что называется эскалационной лестницей. То есть надо ударить противника в то место, что увеличит стоимость, соотношение затрат и эффектов. Он должен понять, что ему невыгодно идти тем путем, которым он шел до сих пор. Пока инициатива будет на стороне увеличения эскалационного прессинга в руках Лукашенко, государства, ставшие объектами прессинга, не будут успевать. Они будут жертвами, которые реагируют на эти действия постфактум. Я не чувствую, что этот процесс задержится.

Здесь мы имеем еще очень большой спектр дел, связанных с отношениями между Минском и Москвой. Там тоже нет любви. Там идет игра, попытки увеличить сферу самостоятельности. Лукашенко также играет с некоторыми кругами в российской власти, которая не однородна. Это многогранная политическая игра, где миграционный кризис – один из инструментов. Это тоже надо понимать. Лукашенко вызвал этот кризис не только ради того, чтобы создать проблемы Польши и Евросоюза, но чтобы расширить сферу своей власти и свободу политического маневра.

Это один из элементов целой ситуации.

Если теоретически, то во что можно ударить? И вообще стоит ли бить в Лукашенко? Может, надо ударить в Москву в этой ситуации?

Во-первых, мне кажется, что в Евросоюзе нет настроений, чтобы ухудшать отношения с Москвой. Скорее, совершенно наоборот. Лидеры государств Западной Европы наблюдают за контактами США и России. Сегодня, например, происходит визит главы Центрального разведывательного руководства США в Москву. Они считают, что им нужно начать с Россией разговаривать, чтобы найти некий «modus vivendi» или даже какое-то согласие, чтобы стабилизировать ситуацию. Проблема Беларуси воспринимается как элемент разговора. Речь даже о применении в отношении Беларуси такого решения, которое как-то начало действовать в случае Венесуэлы. Надо напомнить: была инициатива дипломатии Норвегии или Дании, если я не ошибаюсь, ее поддержала Москва, чтобы начали разговоры о нормализации ситуации в Венесуэле. Но разговоры, которые идут, не предусматривают ухода президента Мадуро. Аналогичную модель Западная Европа может предложить в деле Беларуси. Конференция в Вене может пойти в эту сторону, а по крайней мере намерения могут быть похожими. Я бы не надеялся большего давления на Россию, а даже на Беларусь. В последнее время слышны голоса Ирландии или Бельгии, которые пытаются ослабить инструменты прессинга в рамках четвертого пакета санкций, который начнет действовать в начале декабря. Мы видим открытые действия бельгийской дипломатии в этом деле. Я, скорее, жду здесь желания договориться, что означает, боюсь, уступок в отношении позиции Лукашенко.

Я обещал еще задать вопрос о переговорах в Вене, запланированных на конец ноября. Кто может разговаривать? Я могу представить разговор Меркель с Путиным на эту тему, теоретически – Макрона с Путиным. Но в нынешней ситуации, если нет Меркель, то кто может разговаривать и с кем? С Лукашенко нужно разговаривать или с представителями Путина, чтобы этот разговор принес эффект?

Как Меркель, так и Макрон недавно общались с Путиным. Нельзя исключить, что Беларусь не была одной из тем. Виктория Нуланд, заместитель государственного секретаря США, которая была недавно в Москве, разговаривала с Дмитрием Козаком. Можно допустить, что белорусскую тему как-то затронули, хотя мы не знаем деталей. Что касается разговоров в Вене, на что стоит обратить внимание. Во-первых, на ранг организатора. Это инициатива премьера Австрии. Это не встреча экспертов в аналитическом центре. Это официальная встреча. Во-вторых, Австрия всегда была посредницей в отношениях между Западом и Лукашенко. Это следует из политической линии Вены и экономических интересов австрийских фирм в Беларуси. Если я не ошибаюсь, Австрия – наибольший западный инвестор в Беларуси. С другой стороны, со стороны режима, мы видим деликатные сигналы. Я имею в виду разговоры министра Макея в кулуарах пленарной сессии ООН с министрами иностранных дел Финляндии и Венгрии, очередных государств, которые занимают позицию лоббизма. Открыто также говорят о приглашении представителей Москвы.

Мне кажется, это не будут разговоры на высоком уровне. Здесь важнее сам факт начала диалога в таком треугольнике. Но будет ли заинтересована Москва? Ведь сейчас Москва ведет свою игру в Беларуси. Сегодня происходит подписание интеграционных договоров и совместной военной доктрины. Москва получает все, что хотела, используя различные инструменты прессинга на Лукашенко. Но в целом могут начаться какие-то разговоры.

Здесь важно что-то другое. Встречи начинаются 22 ноября, перед входом в силу четвертого пакета санкций. Возможно, Евросоюз признает, что начался какой-то диалог, когда там появятся представители режима. А потому нет смысла усиливать санкций. Четвертый пакет санкций, принятый в июне, начнет действовать в декабре. Перспектива санкций должна дать время Лукашенко изменить политический курс. Этого изменения нет. Но мы можем увидеть попытки Запада найти оправдание, чтобы заявить, что такая смена есть. Это придает вес встрече в Вене. Нужно очень внимательно наблюдать за тем, что будет происходить. Я считаю, что фронт государств Запада рушится. Лукашенко выигрывает пограничный конфликт. Немцы очень серьезно обеспокоены тем, что у них уже появились семь тысяч нелегальных мигрантов с этого направления. Они будут искать какую-то формулу, напоминающую решение такой проблемы с Турцией. С точки зрения Лукашенко, этот вариант приемлем. Он представит это как свой успех перед конституционным референдумом. Мы не знаем, состоится ли он к концу февраля, как ранее анонсировали. Это может произойти немного раньше. Вчера Лукашенко показали новый проект Конституции. Политические события сгущаются. Я считаю, что Европейский Союз готовится к сценарию смягчения своей позиции по отношению к белорусскому режиму, имея перед собой перспективу эскалации миграционного кризиса.

Большое спасибо за ваш развернутый анализ. Мне тоже кажется, что задабривание кризиса может совпасть во времени с референдумом, и логика событий к этому ведет.

Интервью вышло 04.11.2021 в программе «ПроСвет»