«Нужно играть по правилам, и тогда можно жить». Как изменилась Беларусь за три года после протестов?
Три года назад, 9 августа 2020 года, после очередной фальсификации результатов президентских выборов в Беларуси прокатилась беспрецедентная волна протестов. В целом тот год ознаменовался широкой солидарностью беларусов, начавшейся с пандемии ковида, подъемом национального самосознания, развитием активизма. Как выглядит жизнь в Беларуси сейчас – спустя три года после тех событий? «Белсат» спросил у самих беларусов, оставшихся на родине, а также у координатора беларуской экспертной сети «Наше мнение» Вадима Можейко.
«Ситуация больше похожа на выживание»
Наши собеседники – четверо беларусов, проживающих в разных уголках страны. Они не уехали и стараются продолжать работать, развивать свой бизнес, воспитывать детей. Мы изменили имена этих людей и не называем города, в которых они живут, из соображений безопасности.
Николай, 40 лет:
«Мне кажется, что за эти три года я постарел, у меня пропал импульс, желание что-то творить, нести в этот мир позитив и радость. Все это время я пытаюсь вернуть себя. Остается только надежда. Тогда в 2020 была веселая надежда, сейчас грустная.
Трудно сказать, стало ли жить сложнее в финансовом плане, но есть нюансы, говорящие о том, что стало хуже. Автобусы ходят реже, за банковские услуги нужно платить. Все начинают экономить. При этом кадров в стране не хватает, особенно на адекватных и нормальных людей, работы много. Другое дело, что зарплаты далеки от того уровня, на котором они могли бы быть. В целом ситуация больше похожа на выживание, чем на развитие.
Стараюсь минимизировать общение с людьми. Мы все делаем вид, что ничего не происходит. Есть люди, которые на самом деле уверены в этом, и я им иногда завидую. Есть правило: маму, вера не обсуждают. Так что войну и политику мы по-прежнему не обсуждаем – все это происходит как бы в другой реальности. Это беларуский этикет, ведь если его не соблюдать, то рискуешь потерять последний круг вокруг себя. Хотя все уже выяснили отношения и те, кто не хочет, не общаются.
Сейчас мало кто интересуется гражданской активностью. Когда вы становитесь очень активным, они приходят к вам и говорят вам остановиться, и это меньшее, что может случиться. Остались люди-роботы, и самое страшное, что они себя так называют – это не раз было проверено в различных организациях.
Если сейчас и есть какие-то инициативы, то их прячут под плинтус, чтобы никто о них не знал.
Беларусы научились все удалять со своих телефонов, не делать репосты. Мы стараемся не читать новости. Это опасно для психики. Сейчас намного проще, на дворе лето и есть чем заняться. Придет осень, может быть, мы снова будем грустить, а пока держимся позитивно».
«Дети обсуждают возможный ядерный взрыв и как спастись»
Ирина, 37 лет:
«Лично моя жизнь изменилась к лучшему за эти три года. Я вышла из декрета, начала работать, у меня появился собственный доход. Три года назад я был в подавленном состоянии, сейчас намного лучше. Мне нравится мое окружение, добрые и искренние люди.
Не могу сказать, что в экономическом плане стало хуже – да, цены растут, но и зарплаты тоже. Немного, но в целом можно позволить себе такси, кафе, и я вижу вокруг себя много людей, для которых это стало нормой. Я вижу, как открываются новые кафе и интересные места. Мне есть куда пойти в свободное время. Я не могу сказать, что жизнь здесь остановилась, замерла, стала на паузу.
Да, люди уезжают. Из моего круга выехали несколько семей, но больше встречается ситуация, когда жена и дети остаются здесь, а муж уезжает на заработки, но не в Россию, как раньше, а в Европу, в основном в Польшу.
Конечно, ситуация в стране напряженная. Самое тревожное, что ты постоянно находишься в состоянии неопределенности, непонятно, что будет завтра. Но в целом, если соблюдать закон, можно быть спокойным. Конечно, есть ощущение угрозы, где-то что-то не говоришь, молчишь. Но я и раньше это чувствовала – в этом нет ничего удивительного для страны с режимом. Просто надо играть по правилам и тогда можно жить.
Мне не с чем сравнивать эту жизнь, потому что я никогда не жил в демократических странах, поэтому не могу сказать, нормально это или нет. Однако я уверена, что любое государство влияет на жизнь людей и в определенном смысле ограничивает ее.
Мои дети учатся в школе. Там все в порядке. Никто в пионеры не загоняет. Да, дети видят, что происходит, хотя мы редко говорим о политике. Но я слышу, как они обсуждают возможный ядерный взрыв, думают, как спастись.
Я хотел бы уехать из Беларуси с семьей, но не потому, что мне здесь плохо, а потому, что я хочу вообще что-то изменить».
«Сердце уходит в пятки, когда утром начинает лаять собака»
Екатерина, 35 лет.
«Жизнь в Беларуси совсем не изменилась. Лично для меня. Многие люди уехали. Нет нормальной работы – нет зарплаты. Сердце замирает, когда утром начинают лаять собаки – всегда есть подсознательный страх, что могут прийти. Также нужно следить за чистотой телефона, все убирать. Ничего не лайкать и не комментировать. Это то, чему пришлось научиться. Все остальное остается прежним».
Игорь, 60 лет.
«У меня очень пессимистичный взгляд на то, как здесь изменилась жизнь. Я остаюсь в Беларуси, потому что не могу уехать. Если бы я мог, я бы уехал. Мне очень тяжело видеть, как моя страна превратилась в концлагерь. У меня тут друзья за решеткой. Я понимаю, что нахожусь в определенном смысле в группе риска, но пока, слава Богу, не трогают.
Новости невыносимо читать. Все чаще беру выходные от новостей – сажусь на велосипед и еду в лес или на реку. Еще одна спасительная благодать – это работа, в которой, слава Богу, я в основном общаюсь с единомышленниками. Но это общение тоже подполье. Хотя иногда можно вообще ничего не говорить, но важно по взгляду, по кивку головы видеть, что ты все понимаешь, что ты на одной волне. Без таких людей было бы довольно сложно, учитывая, что уехали самые близкие друзья.
Мы живем в ситуации неопределенности. Мы вынуждены приспосабливаться, угадывать настроение властей. Никогда не знаешь, стоит ли рекламировать даже самое вроде бы нейтральное дело, инициативу, куда-то приглашать людей, ведь неизвестно, как это могут расценить власти – если нас соберется больше трех, и не важно, что мы не говорим о политике.
Молодежи я говорю, что уезжали, если могут. В ближайшее время здесь ничего хорошего не будет».
«Людям очень страшно»
Политолог Вадим Можейко отмечает, что главное, что изменилось в жизни людей в Беларуси в 2023 году по сравнению с 2020 и даже 2021 годом, когда сам Вадим уехал за границу, это то, что люди сейчас очень боятся.
«Страх репрессий, страх войны, страх, когда в 6 утра ты слышишь, как над твоим домом летит самолет, и ты думаешь, что это учебный полет или на крышу будут сброшены бомбы, – говорит эксперт. Все это очень напрягает людей, заставляет их нервничать, и поэтому главное изменение – это чувство страха».
В Беларуси сейчас действительно можно жить, если привыкнуть играть по правилам системы, соглашается Вадим Можейко. Однако нужно помнить, что эти правила постоянно меняются, и никто не знает, какие изменения коснутся вас.
«Если человек привыкает к жизни в условиях концлагеря, оккупации, то можно терпеть это определенное время. Евреи также жили в гетто. Но это ненормально для психики. Это травма, с которой придется потом разбираться, и это будет проблемой для беларуского общества», — отмечает наш собеседник.
Отставание от мира и цивилизационная разница
С более бытовой точки зрения Вадим Можейко отмечает уход западных бизнесов и брендов с беларуского рынка и приход на их место российских и китайских. Дешевые российские магазины, такие как «Светофор» и «Фикс-прайс», широко открыты по всей Беларуси.
«На мой взгляд, это довольно грустные вещи. Конечно, это не российская военная база и какая разница, какой там дискаунтер, но на самом деле это подталкивает Беларусь не ближе к Европе, а к третьему миру, в противоположном направлении развития», — отмечает аналитик.
По словам Можейко, существенного падения уровня жизни в Беларуси не произошло. Ожидали худшего.
«В то же время, если раньше можно было купить автомобиль западной марки за определенную сумму, скажем, сейчас это китайский автомобиль. Да, те же деньги, тот же класс автомобиля, но для любого автолюбителя разница между европейским и китайским автомобилем очевидна. Поэтому уровень жизни хоть и не падает, но есть отставание от тенденций, от мира, особенно это видно в технологической сфере. Эта цивилизационная разница – одно из главных изменений за эти годы», – считает эксперт.
Тоталитарные тенденции и российские нарративы
По словам Вадима Можейки, через три года после подавления активных протестов Беларусь по-прежнему остается авторитарной страной, хотя и с чертами тоталитаризма.
«Вопреки распространенному мнению, разница между авторитаризмом и тоталитаризмом не в том, что тоталитаризм более репрессивен. Авторитаризм направлен на демобилизацию людей, чтобы они сидели тихо, ни в чем не участвовали, не выделялись. Тоталитаризм направлен на мобилизацию людей, как, например, в фашистской Германии, где мобилизованное общество стремилось перестроить весь мир, – говорит эксперт. – Тоталитаризм обычно требует какой-то идеологии. Поэтому в глобальном масштабе Беларусь остается авторитарной страной, потому что вся идеология сводится к сохранению власти Лукашенко. Тенденции к сильной мобилизации общества нет, потому что, например, «Белая Русь» стала партией, но массово вступать в нее люди не агитируют».
В то же время Вадим Можейка отмечает две тоталитарные тенденции. Во-первых, это усиление вмешательства властей в образование.
«Военно-патриотическое воспитание, военруки в школах, открытый урок с Лукашенко. Это все проявления тоталитаризма, когда власть пытается залезть в головы молодежи, детям», – предполагает аналитик.
Второе тоталитарное проявление – это когда пропагандисты и провластные активисты пытаются заполнить разного рода идеологический вакуум российским пропагандистским нарративом, даже не беларуским.
«Например, Бондарева, Азарёнок и то, как они сейчас набросились на тик-токера Дима Димыча, заявив, что у него одежда не того цвета, пропагандирует ЛГБТ. Это не было характерно для минского режима. Лукашенко довольно спокойный гомофоб. Он допускал в своих высказываниях разное, но не пытался зачистить всех и устроить крестовый поход против ЛГБТ, как это делается в России. Именно российские тоталитарные нарративы привлекают Бондарова и Азаронка», – говорит Можейка.
Grass roots проростают, пока подпольно
По словам политолога, тем не менее нельзя сказать, что в Беларуси все закончено и больше ничего не может быть. Несмотря на репрессии, будет взрослеть новое поколение, которое не простило 2020 года. И пусть условия для развития молодежи уже не такие благоприятные, как были до 2020 года, протесты сейчас все же возможны, более того, они могут вырасти из самых простых обыденных явлений, считает Можейка.
«Мы недавно видели, как выпускники и их родители были разъяренными подсчетом баллов на централизованном экзамене. Они пришли в РИКВ, фактически организовали там акции протеста и победили – добились пересчета голосов, – подчеркивает эксперт. – Поэтому вполне возможен даже такой протест против власти. Молодежь по-прежнему будет стремиться на запад, в Европу. Никто не мечтает уехать жить и работать в Россию».
Однако проблема, отмечает Вадим, в том, что Беларусь снова теряет 5-10 лет, пока не вырастет новое поколение, пока снова не накопится критическая масса людей, пока не сойдутся какие-то факторы, которые сделают возможным новый протест.
Беларуской молодежи сейчас будет сложнее, потому что в стране уничтожены общественные организации, которые демонстрировали людям передовой западный опыт в различных областях. Теперь из-за отсутствия НКО, которые власти подавили в 2021 году и продолжают проводить чистки по сей день, страдают как уязвимые группы, так и все общество, особенно молодежь..
«Хотя я думаю, что общественные организации, grass roots все равно вырастут», – говорит Вадим Можейка. – Они появляются и сейчас, хотя и боятся публичности. Но деятельность подпольная, она продолжается. Известно, что гражданское общество априори не может быть подпольным, оно должно быть публичным, это тоже сдерживает его рост и это плохо, но не все полностью уничтожено. Хотя во многом прошлый опыт утерян, и для достижения прежних масштабов снова потребуются годы».
Обида накапливается и будет ждать времени и места, чтобы проявить себя.
По словам Вадима Можейки, сейчас невозможно предсказать, как Беларусь подойдет к новым президентским выборам в 2025 году – либо в своем нынешнем состоянии, либо с существенными изменениями. На данный момент все зависит от событий на Украине и от того, коснется ли война непосредственно Беларуси, говорит эксперт.
«До 2025 года еще будет 2024 год. Посмотрим, как будет работать Всебеларуское народное собрание, как будут восстанавливаться парламент и местные советы. Это также фактически станет началом предвыборной кампании. Хотя сюрпризов здесь, скорее всего, не будет, посмотрим, будут ли в этом числе какие-то черные лебеди, связанные с войной. Могут быть очень непредсказуемые факторы, как показала ситуация с Вагнером, которые принесут в Беларусь какую-то дестабилизацию», – говорит Вадим Можейко.
По мнению аналитика, важно наблюдать за простейшими процессами в обществе, такими как та же неудовлетворенность результатами ЦЭ, потому что общая атмосфера неудовлетворенности сохраняется и нужен только момент и место, где она может проявиться.
Анна Гончар belsat.eu/ru
