Осенью в Европейском гуманитарном университете открылись бесплатные курсы беларусской истории и культуры. Один из преподавателей – поэт, переводчик, литературовед и эссеист Андрей Хаданович. Мы поговорили с ним о том, как выживает беларусская культура в изгнании, что нам делать с русским языком и литературой, возможно ли сохранить Беларусь за ее пределами и что общего между нашей страной и мрачным миром Герберта Уэллса.
«У меня очень маленький опыт работы в ЕГУ, я работал там пока только 5 дней», – говорит в начале разговора Андрей Хаданович. Мы разговариваем с ним как раз после окончания первых пяти лекций в рамках курса, который называется «Беларусская письменность в контексте мировой культуры: литература, язык, перевод». Курс состоит из 30 лекций, рассчитанных на полгода, проходить они будут в здании ЕГУ в центре Вильнюса, в аудитории имени Конрада Аденауэра.
– Каковы первые впечатления от занятий, слушателей?
– Я вернулся из Вильнюса окрыленный. Сейчас не только учащимся не хватает хороших беларусских преподавателей, но и наоборот: после разгрома культуры в Беларуси много компетентных людей, которые были на своих местах, потеряли работу, возможность доносить знания и получать обратную связь. Это одно из частных проявлений нашей общей беды: разделенность, дефицит коммуникации между нами. Поэтому построение любых мостиков между беларусами я всячески поддерживаю.
– Можно ли за 30 занятий научить разбираться в литературе?
– За такое короткое время, конечно, невозможно научить литературе, но можно проложить надежные и интересные маршруты на карте мировой культуры, чтобы не заблудиться.
Один из важных для меня писателей, Поль Валери, говорил, что литературные измы – романтизм, реализм и так далее – как этикетки на винной бутылке. Ими невозможно ни опьяниться, ни утолить жажду, но они выполняют функцию навигации – позволяют отличить благородное вино от бырла. Подобную сеть навигации создаем и мы.
– На ваш курс показалось много желающих. Что самое главное вы хотите в него заложить?
– Преподавание в Беларуси чаще всего проходит путем разложения материала по полочкам и построения перегородок между ними. Вот здесь полка с иностранной литературой, здесь с русской, а здесь есть милая резервация беларусской литературы, где почему-то включаются другие законы и логика. Мы создаем для нее более льготные критерии и в итоге ставим планку пониже. У многих после школы остаются не лучшие стереотипы о беларусской литературе как о чем-то анахроничном: обязательно о войне, партизанах, деревне и аистах. Нужно включать наш материал в мировой, универсальный контекст. Показывать, как универсальные закономерности проявляются в наших наилучших произведениях. Меньше комплексовать и ставить себя в позицию жертвы, находить достойное уважения и уважать свое. Это прекрасно получалось в произведениях Владимира Короткевича – на его героев хочешь быть похожим.
– Какое место должна занять русская литература в нашей культуре?
– С русской литературой все просто: ее нужно поставить на тот же уровень, что и иностранный. Это литература наших соседей, как и польская, украинская или литовская.
«Никакой добрый дядя в галстуке или тетя с начесом не сделают ничего за нас»
– В Беларуси с 2020 года продолжается уничтожение всего беларусского, в стране беларусу все труднее чувствовать себя беларусом. Но возможно ли сохранить Беларусь за ее пределами, в совершенно ином культурном окружении?
– Конечно, перед нами стоят серьезные вызовы. Культура перестала быть просто культурой мирных времен. С 2020 года она стала еще и оружием, продолжает быть способом взаимной поддержки и даже терапии. Сегодня мы продолжаем вопреки препятствиям формировать беларусское гражданское общество.
Настоящее время показывает, что никакой добрый дядя в галстуке или тетя с начесом не сделают ничего за нас. Будет то, что мы сами себе придумали, что сами соорудили. К счастью, существуют технологии, которые объединяют людей, объединяют разные города и страны, позволяют обмануть пространство. Объединяют людей в Беларуси, у которых свое бремя, своя трагедия, с людьми, которые якобы в свободном мире, но также сталкиваются со своим кругом ада, проблемами изгнания. Мы все нужны друг другу, а культура – лучший способ нашего взаимодействия.
– Очертите состояние беларусской культуры и литературы сейчас.
– Летом 2022-го во время фестиваля Pradmova в Кракове и Варшаве собирались очереди за беларусскими книжками. В ответ на вызов, когда мы разбросаны по миру, везде, где есть заметная среда беларусов, должны вставать, институциализироваться культурные центры. И это происходит. Появляются издательства. Например, востребована деятельность маленького пражского издательства Vesna. В Польше, на Белосточчине, стал заметнее «Коммуникат», который из интернет-ресурса превращается в издательство аудио- и бумажных книг. Недавно появилась книга Марии Мартысевич «Водораздел» с пометкой издательства «Полоцкие лабиринты». Варшава». Шизофрения этого сочетания передает нашу сегодняшнюю действительность.
Беларусские музыканты ездят из страны в страну в концертные туры. Проводятся конференции, например, Конгресс беларусистов. Вильнюсский ЕГУ остается нетронутым разрушениями островом, ближайшим к Беларуси. Поэтому сегодня он должен переформатироваться, слышать и отвечать на призыв беларусов, которые хотят и площадки для культурной коммуникации, и образования на беларусском языке. В этом смысле хочется верить, что начавшиеся здесь сейчас курсы – это не просто слой штукатурки и глянца на трещине на стене, а что-то более серьезное.
– Беларусь там, где мы?
– Беларусь – это не конкретная территория, это душевное, ментальное, экзистенциальное состояние, и она есть там, где мы находим способы заявлять о себе. Мы должны быть заметными. Понятно, что за границей это делать легче, и эту «фору» нужно отработать. Беларусы сегодня есть повсюду. Например, в Гданьске, куда я недавно переехал, прошла литературная встреча, на которую собрался полный зал слушателей.
– Насколько успешно удавалось сохранять свою культуру в изгнании другим народам?
– Многим это удалось. Правда, не у всех есть такая изобретательность, упорство и креативность, как у евреев. Оказалось, то, что ассоциировалось с далекой, скорее мертвой, чем актуальной культурой, можно возродить, «заточить» под вызовы своего времени. Все это засуществовало не в каком-то религиозном, консервативном гетто, а на всех уровнях организации общества и государства Израиль. Не думаю, что евреям было легче, чем нам.
В свое время чехам удалось культурно модернизироваться и ускориться, создать государство, привлекательное для туристов. Уже на моих глазах противостояли русификации балтийские страны. Но чтобы сейчас эти государства эффективно функционировали, в свое время они поборолись за свою независимость. Люди культуры – писатели, музыканты, актеры – выходили на свои трибуны и говорили то, что откликалось у других. Они внесли свой вклад в это дело. А это у них еще TikTok не было.
«Может быть, в 2020-м мы слишком задрали нос. И реальность нам жестоко отомстила»
– Культура продолжает быть оружием. Но российская культура и литература – тоже оружие. Что с этим делать, если беларусы в большинстве своем говорят по-русски и столько лет существуют в российском контексте?
– Мы иногда жалуемся, что украинцы в своей боли не видят разницы между лукашистами и антилукашистами. Русская культура тоже разная. Можно найти империализм у Пушкина, Лермонтова, Достоевского, но при всем желании невозможно его найти у Чехова. Или вспомним Замятина с его романом «Мы», который придумал жанр антиутопии, опередив Хаксли с Оруэллом. Нельзя зачеркивать полностью всего, обобщая и мысля категориями «мы». Мы тогда сами превращаемся в героев Замятина.
Вместе с тем, сегодня нам самим следует осознать, что русская культура – это только культура наших соседей, возможно, не самых близких. Но не стоит заниматься «самострелами». Все беларусские интеллектуалы, не говоря об обычных людях, не перейдут за одни сутки на беларусский язык. Понятно, что будет появляться русскоязычный беларусский продукт. У нас много таких поэтов, писателей, большинство современной драматургии и кинематографии – русскоязычные. Нужно отделять эти вещи, как это делает Украина. Русскоязычные украинцы, так же как украиноязычные, отстаивают свою независимость и Родину от «русского мира». Или как ирландские патриоты, носители английского языка, боролись с английскими оккупантами в свое время.
– С одного из ваших интервью запомнилась мысль: мы, беларусы, будем любить там, где трудно не ненавидеть…
– Беларусов трудно раскрутить на ненависть и какую-то агрессивную деятельность. Возможно, это часть нашей общей пассивности. Нам нужно время, чтобы дозреть до протестов. Сколько мер терпения потребовалось, чтобы в конце концов взорвалась? Но беларусы, вместе с тем, последние, кто поддастся на зло в ситуации, когда зло будет нас провоцировать.
Правда, от таких мыслей до самовлюбленности один шаг. Я иногда думаю, может быть, в 2020-м, после выборов, мы слишком задрали нос, и ответная реальность ткнула нас в то состояние, в котором мы пребываем сейчас. Мы так гордились своей «чудесностью, невероятностью», своим «белым пальто» при недоделанной революции, что реальность нам жестоко отомстила. Давайте сначала еще многое сделаем, а после уже будем рассказывать, какие мы крутые.
«Мы слишком долго не думали, что там творится в беларусских казармах»
– Наблюдая за происходящим с нашей страной, часто проводят параллели с литературой: вспоминаем Оруэлла, Ремарка, Брэдбери. А какие литературные параллели возникают у вас?
– Я как-то копнул мрачную фантастику Герберта Уэллса. Его путешественник в «Машине времени» переместился в будущее и увидел, как человечество разделилось на две расы: одни ушли под землю и стали мрачными морлоками, пожирающими наземных элитарных существ. Вторые – безобидные инфантильные элои («мирные люди») – жили на поверхности. Они родились из того класса, кому залегко давалась жизнь и существование. Поэтому что-то важное у них тоже отмерло.
Беларусское деление на расы выглядит совсем иначе. Лукашенковская Беларусь поставила подземных хищных морлоков в привилегированное состояние, а все креативное, мирное, безоружное – в состояние подавленности. Поэтому наши элои не беззубые, для выживания они сделали в 10 раз больше, чем их коллеги за рубежом, в других обществах, в более цивилизованных условиях.
Вместе с этим у нас работала негативная система отбора. Много лет все наихудшее социально стимулировалось. В избиении студентов омоновцами, как писал поэт, виделась месть: вот так, заламывая руки и упаковывая в автозаки, силовики прикасались к высшему образованию. В силовые органы отбирались люди с меньшим уровнем интеллекта, садистскими наклонностями, им штамповали мозги государственной идеологией, их учили видеть врагов у других. И эти люди в итоге пытают в застенках тех, кто мирно выражал протест. Та же история с чиновниками – тетушками с начесами и дядьками с опухшими синюшными лицами. Они отбирались не по уровню профессионализма, а по принципу преданности режиму.
Как мы вырастили это на своем общественном теле? Элои у Уэллса начинали бояться только тогда, когда сгущалась тьма, а значит, морлоки выйдут, стащат и сожрут кого-то. Им комфортнее было остаток времени не думать, что происходит под землей. Так и мы слишком долго не думали, что там творится в беларусских казармах. Мы с оппонентами существовали в параллельных Беларусях, сталкиваясь раз в пять лет во время разгонов митингов. Теперь расплачиваемся за это, так как носим на шее систему, которую трудно свергнуть – власть в стране захватили монстры.
– Чем закончится беларусская версия романа?
– У Уэллса ничем хорошим история не закончилась. Если речь о нашем случае, я десятилетиями говорю, что верю в непоколебимые вещи. Например, в географию. Невозможно бесконечно быть тем, чем есть наш режим, в стране в центре Европы. Все безусловно закончится хорошо, силы зла в этом году вошли в такой штопор, что каких-то успешных способов и стратегий выхода оттуда просто нет. Что путинская империя, что ее беларусский сателлит –каждым шагом они уничтожают себя и приближают свой необратимый крах.
Вместе с тем очевидно: чем ближе будет день этого краха, тем больнее будет всем нам. Сегодняшнее дно боли и отчаяния, возможно, не последнее. Но близость финала подсказывает не сдаваться, делать все, чтобы остаться людьми, даже в бесчеловечной ситуации, остаться беларусами перед лицом сил, которые уничтожают Беларусь разными способами, не сорваться назло и ненависть, не рассориться до состояния, когда остаток жизни будет стыдно смотреть друг другу в глаза. Мы сдаем большой экзамен – испытание на человечность. Но каждый экзамен заканчивается. Будет и выпуск, и аттестат, и радостные селфи в академических шапочках с дипломами европейского образца.
Саша Гоман /ММ belsat.eu
