35-летний писатель и переводчик из Бобруйска Алексей Гайшун был осужден в апреле 2022-го на полтора года колонии по народной 342 статье Уголовного кодекса. Отбывал срок в Могилевской колонии №15. Через несколько месяцев после освобождения Алексей эвакуировался из Беларуси, сейчас пишет книгу. Самым болезненным местом в ней называет раздел о браке, который заключил в гомельском СИЗО. Бывший политический заключенный рассказывает «Белсату», как все происходило.
«Да, я женился в следственном изоляторе. Прекрасно помню этот момент, помню эти натянутые рожи двух работниц ЗАГСа и ментов, которые были непосредственно нашими свидетелями. Это была настолько клоунская процедура, что я был просто в шоке», – вспоминает Алексей Гайшун.
Поцелуй через решетку
Свадьба в СИЗО состоялась 9 июля 2022 года. Алексей объясняет, что до его задержания они с подругой и не думали об официальной регистрации («Жили без брака, нам и так было хорошо»). Когда в тюрьме узнал, что гражданская жена не имеет права ни на свидания, ни на передачи, решили заключить официально. Написал заявление на имя начальника СИЗО, жена со своей стороны тоже. Получили разрешение.
Но то, что произошло, назвать свадьбой довольно трудно.
«Это была обычная комната для допросов. Небольшая комната, похожая на тюремную камеру. Стол, стул, кнопки тревожные на стене. И решетка, клетка такая, куда меня поместили. Зашли работницы ЗАГСа и два милиционера. Зашла моя жена. Несколько минут формальностей.
Тра-та-та-та-та, объявляю вас и так далее. Не помню, не хочу помнить, что это была за церемония. Но дали хоть поцеловаться. Не знаю, может, на две сотые секунды. И как бы все. И вывели. И до свидания», – рассказывает бывший политический заключенный.
Алексей уточняет: не удалось даже обнять жену, так как высовывать руки через решетку молодому было запрещено. Передать хоть какой-то подарок тоже было нельзя («За нашими руками следили»).
«Я планировал потом сделать что-то красивое, когда выйду уже. Но, увы, потом не срослось. Вот. Можно сказать, семьи у меня уже почти нет», – с грустью в голосе замечает Алексей Гайшун.
Возможно, все еще наладится, неформально. Ведь что ожидать от официального брака, свидетелями в котором выступали сотрудники МВД? Алексей не запомнил даже их фамилий. Все бумаги во время процедуры держали от него подальше. Потом выдали только копию свидетельства о заключении брака, и даже не на руки – подшили в личное дело.
Садизм и лукашизм: взять и перемешать
«Но об одном свидетеле скажу. Самый наглый из всех мент. Маленький, щуплый такой, но очень крикливый. Любил помахать электрошокером, покричит: «Эй ты, рассказывай мне распорядок!» Единственное, что знаю, – затем один политический дал ему все же доброго тумака, сбил этот его беретик. После этого немного попустился. Но, увы, этого я уже не видел. Только слышал, что тот политический, не буду называть его фамилии, попал в карцер», – рассказывает Алексей.
Говорит, когда того политзаключенного бросили в карцер, к нему боялись заходить силовики…
«У нас был вариант заключить брак уже на зоне. Но меня предупредили, и правильно сделали, что в колонии после долгосрочного свидания после заключения брака сразу летишь в ШИЗО. Причем не на 10 суток – лупили после них «самопродолжение». И так могло продолжаться вплоть до 5 месяцев, в зависимости от того, насколько им кто-то не нравится».
«Медовый месяц в ШИЗО? Так компенсировали возможность встретиться с любимым человеком?» – спрашиваем.
«Да-да. Что-то из садизма и лукашизма вместе взятых и перемешанных», – отвечает Гайшун.
«Не выделяю одного мудака из кучи мудаков»
Все это Алексей Гайшун описывает в своей книге с рабочим названием «Цветок кактуса». Пишет ее по-русски, параллельно переводит на английский. Написаны уже две части, работает над третьей.
Интересно, что автор, сознательно и умышленно, избегает привязки к Беларуси и конкретных фамилий и имен – и тюремщиков, и заключенных. Героям дает вымышленные имена, а вертухаям оставляет прозвища (погоняла), которые носили на зоне. Так, прочитаем в тексте про оперуполномоченного Жабу или, к примеру, вертухая Анжелу. Почему он не назвал этих людей настоящими именами?
«Во-первых, это очень и очень мелочно и низенько, очень «короткописечно» – мстить одному идиоту. Ведь они там плюс-минус все одинаковые дебилы. Дали приказ – самый отмороженный первый побежал выполнять, менее отмороженные побежали за ним, совсем не отмороженный сделал вид, что он отмороженный, и тоже побежал, хоть и последним. Так оно и получалось. Поэтому не выделяю какого-то одного мудака из кучи мудаков», – говорит бывший политический заключенный.
Алексей уверен, что каждый «десять раз» сам себя узнает, потому что «они все читают».
«Железным люком закрыть то, что из тебя лезет»
Алексей Гайшун признается, что вошел в творческий кризис, но пытается ему противостоять. Последние написанные части посвящены пребыванию в карантине могилевской колонии: герой просыпается раньше всех и смотрит через открытую входную дверь на холодный «загробный» дождь, который заливает двор. С этого лютого дождя, кстати, начинается и вся книга:
«В третьей части уже хронологически возвращаюсь к этому моменту. Все запуганы и супербледные. Никто не понимает, что будет дальше. Все эти «козлы», то есть зеки на должностях, начинают опрашивать, какое погоняло, и так далее. Мол, вы попали в ИК-15, теперь узнаете жизнь и проникнетесь. Я помню это очень четко. Помню, какие у всех были лица. Все были разные, но в головах было одно и то же: меньше говорить и больше слушать».
«И вот мы, значит, как призраки, ходили по тому закрытому двору, огороженному большим забором, через который ничего не было видно. И пытались каким-то образом, не нарвавшись на стукача, найти родную душу», – добавляет Алексей.
В своем тексте Гайшун не избегает тюремного жаргона и говорит, что это не мешает переводу на английский. В этом языке, как почти в каждом, «существует почти такая же номенклатура слов» и свои аналоги для обозначения СИЗО, ШИЗО, зоны или стукачей.
Кстати, единственный раз, когда Алексей попал в ШИЗО, на зоне был как раз связан с употреблением слова из тюремной фени. Происходит так: когда нужно человека быстренько бросить в штрафной изолятор, ему задают вопросы, и когда в ответе проскакивает жаргонное словечко – ШИЗО.
«Какого-то регламента, касающегося жаргона, на зоне не было. И тебе неизвестно, какое твое следующее слово может трактоваться как жаргонное. Когда меня спросили о бандероле, которую должен был получить, я ответил, что «бандероль зашла», а не «поступила». И все. По сути, должны были дать за это небольшое взыскание, а получил 10 суток ШИЗО. Ведь в рапорте написали, что ругался и обзывал ментов. Такие вот дела», – объясняет Алексей Гайшун.
Поэтому, по словам бывшего политзаключенного, очень важно уметь подбирать слова. Лучше всего держать язык за зубами. И быть спокойным – иметь холодную голову.
«Тюрьма и зона – это как раз тот случай, когда нужно железным люком закрыть то, что с тебя лезет. Оставить только то, что необходимо. Мне это удавалось… лучше взять себя в руки, лучше показаться тормозом, но хорошо все обдумать, перед тем как что – то сказать или сделать, и выйти из ситуации как минимум не побежденным», – советует Алексей.
«Непредсказуемость человеческой тупости»
Бывший политический заключенный говорит, что книга, которую пишет, полностью основана на фактах и реальных событиях (вымышленные только имена). Что-то берется из памяти, что-то – из писем к жене, которые сейчас оказались у него («Оказалось, что писал письма самому себе»). Но в СИЗО №3 и ИК №15 он также писал – фантастические произведения. Две книги фантастики тюремщики уничтожили на его глазах, когда выходил уже на свободу:
«Там я максимально пытался отгородиться от реальности. Писал фантастику, чтобы совсем с катушек не слететь. Какая-то смесь «Стартрека» и «Звездных войн». Приключения в космосе, прыжки во времени, удивительные инопланетяне. Жаль, конечно. Сюжет я выстроил хороший. И людям нравилось, когда читал им вслух», – признается писатель.
После написания тяжелой и реалистичной «Цветы кактуса» (название может измениться) Алексей предполагает вернуться к фантастике:
«Я всегда говорил, еще до ходки, что реализма мне хватает и в реальности. А фантастику люблю и потреблять, и генерировать».
Просит не упоминать в нашем тексте города и страны, в которой сейчас остается. Алексея эвакуировали из Беларуси в августе 2023 года, теперь он в безопасности. Из мест лишения свободы привез с собой не только жаргонные слова, но и привычку просыпаться в 5:00. «А лучше сказать – бессонница», – уточняет наш собеседник. Еще похудел: минус 40 кг. А самая дорогая ценность, которую вернул себе на свободе (вне территории Беларуси), – голос. Я устал держать язык за зубами…
«Алексей, как историк по образованию, писатель и бывший политзаключенный, скажите: можно ли провести параллель между теми репрессиями, которые происходят сейчас, и сталинскими репрессиями 1930-х годов?» – спрашиваем об этом, так как разговариваем накануне Ночи расстрелянных поэтов.
«Нет, нельзя такую параллель провести. Ведь это не параллель. Это одна сплошная линия. Все делается по одному лекалу, с учетом, понятно технического прогресса: раньше выискивали блокноты, а сейчас – «Телеграм» смотрят», – считает бывший политический заключенный.
«Далеко ли до того, чтобы начали расстреливать?» – спрашиваем.
«Очень-очень мало осталось до этого. Ведь нельзя недооценивать непредсказуемость человеческой тупости. А отмороженных идиотов среди лукашистов очень много», – подытоживает Алексей Гайшун.
По состоянию на 27 октября в Беларуси были официально признаны политическими заключенными 1483 человека. Согласно подсчетам Dissidentby, их 1699. На самом деле политзаключенных в Беларуси может быть вдвое или втрое больше. Согласно «Весне», в исправительной колонии №15 отбывают срок 119 политзаключенных. Среди них – журналисты Алесь Любенчук и Сергей Сацук, правозащитник Валентин Стефанович, профсоюзный лидер Василий Береснев, активист Андрей Войнич, анархист Алексей Головко, юрисконсульт Александр Капшуль, священник Сергей Резанович, бывший военный Алексей Иванисов и другие.
Дмитрий Мирош / Авер belsat.eu
