«Не хочу быть бесконечной жертвой». Бывшая политзаключенная Инна Широкая – о письмах к детям, йоге и зеркале в СИЗО-1
В камере на Володарке спала на соседней шконке с Мариной Золотовой, занималась йогой и писала по пять писем в день своим детям. Мы поговорили с бывшей политзаключенной Инной Широкой, которая после тюремной убогости и тревоги, поселившейся в ее доме в Беларуси, заново обретает спокойствие, гармонию и теплоту детских объятий.
Есть люди, которых заранее помещаешь в своем воображении где-то недалеко от себя, по крайней мере – в городе, в котором живешь. Звонишь, договариваешься о встрече, а в день свидания оказывается, что она (он) находится за сотни километров от тебя. Ты, например, в Варшаве, она – в Белостоке. Но удивительно: чувство близости из-за такой ошибки никуда не исчезает. Как раз именно так случилось у нас с Инной Широкой. У нас нет власти над собственным воображением. И ее нет ни у кого. Пообщались с ней в том числе и об этом.
«Там, в тюремной камере, у нас не было ничего. Единственное, чем можно было заниматься – это мнимыми вещами. И это было единственное, над чем наши мучители не имели контроля. Над нашим воображением, умом и сознанием. И мы этим пользовались», – говорит бывшая политзаключенная Инна Широкая.
«Можем быть очень и очень близкими»
Инна – мама пятерых детей: Никита, Лиза, Матвей, Денис, Софья. На момент ее задержания двое из них (Никита и Лиза) были уже совершеннолетними. Но письма из тюрьмы мама писала всем детям. Пять писем в день.
«Описывать я ничего не могла – не было у меня новостей. И все, что писала, было о моих чувствах. Обнимаю, целую в ладошки, в глазки и т.д. Такие слюнявые письма присылала детям – о своих нереализованных ощущениях и возможностях. И теперь все, о чем я тогда писала, мы реализуем в жизни. И просто постоянно обнимаемся, целуемся и можем быть очень и очень близкими», – в голосе матери звучит глубокая нежность.
Инну схватили ровно год назад – 6 апреля. Она 145 дней провела за решеткой СИЗО-1 на Володарского. Сидела некоторое время с журналистками Мариной Золотовой и Еленой Толкачёвой, политзаключенными Ольгой Голубович (освобождена в декабре 2022 года) и Татьяной Карпович (дело «Черной книги Беларуси»), пересекалась в «отстойниках» с правозащитницей Марфой Рабковой.
«Было страшно. Но больше всего боялась того, что вот откроются двери – и в камеру войдет моя старшая дочь Лиза. Ведь люди там сидят семьями», – говорит Инна Широкая.
Вспоминает, что вместе с ней в камере была 20-летняя девушка Яна, мама которой находилась в соседней камере. Кажется, руку протяни… Но нет: ни переговариваться, ни перешептываться, ни, упаси Боже, оставлять записки во дворике для прогулок! Ведь были «соучастниками в одном деле». Они все равно пытались и были наказаны за каждую попытку контакта. Письма друг другу писали через волю. И в колонию поехали в разные отряды.
«Режим пытался таким образом их разделить, и разделил. Это ужасно на самом деле», – замечает Инна.
К счастью, ее 22-летняя дочь Лиза в камеру не вошла: спустя неделю после задержания мамы она смогла выехать в другую страну. Но и сейчас, когда Инна в безопасности, обняться физически они не могут – находятся в разных странах.
Без «внешнего зашквара»
После вынесенного в конце июля 2022 года приговора (три года «домашней химии») Инна Широкая вместе с тремя младшими детьми эвакуировалась в польский Белосток. Путь возвращения пока отрезан. Инна не могла вернуться на родину даже для того, чтобы последний раз проститься со своей матерью.
Ее боль чувствуешь физически на расстоянии в несколько сотен километров, разделявших нас во время разговора.
Сотни болезненных километров разделяют ее и с сыном Никитой (ему сейчас 20), который первым из семьи попал под каток беларусского МВД в августе 2022 года. Он, так же как и Лиза, не рядом с мамой. Но это их выбор, подчеркивает Инна, и в ее голосе, помимо тревоги, появляется нотка гордости за взрослых детей.
«Для меня всегда было принципиально не давить хотя бы внутри семьи. Отойти от этого формализма и лицемерия, которые зашкаливали в беларусской реальности. Поэтому в семье я давала максимальные послабления, чтобы компенсировать немного внешний зашквар», – признается Инна Широкая.
Отсутствие этого «внешнего зашквара» ощутили уже по переезду в Польшу Матвей и Софья, которые пошли в Белостоке в седьмой класс. Матвею в сентябре 2023 года исполнится 16 лет (должен был идти в девятый класс), Софье сейчас 14. Уже не маленькие и все понимают. На на внезапные изменения в жизни не жаловались, хотя поначалу было совсем не просто. И разницу между «здесь» и «там» уже почувствовали.
«Система образования здесь построена на уважении к личности, и мои дети это очень сильно чувствуют. Тем более, после Беларуси. Они сказали: мы бы в беларусскую школу уже не вернулись. Сравнили и выбрали», – говорит Инна Широкая.
Денис же в Польше встретил свое совершеннолетие. Пошел учиться в колледж на парикмахера, потом перевелся в техникум, одновременно окончил курсы барберов и уже практикует – можно заказывать стрижку.
«Я, конечно же, видела его в какой-то более интеллектуальной профессии, но он выбрал сам – вот что главное. Это я со своим советским прошлым считала, что нужно долго учиться и иметь в кармане несколько дипломов. Но того прошлого больше нет», – рассуждает мать.
Тюремная йога и разговоры с Золотовой
У самой Инны – два высших образования. Признается, что первое, в Гродненском сельхозинституте, получила «по родительской воле» и по специальности «зоотехник» никогда не работала. Позже, уже по собственному выбору, получила образование «экономиста-менеджера», и здесь имеет большой практический опыт, но воспользоваться им в Польше пока, как признается, не получается.
«Со своим уровнем польского языка я здесь пока ничего не значу. Для поляков я просто эмигрант. Несколько раз ходила на собеседования, говорила, что раньше работала заведующей ресторана, но рассматривали меня разве что на позиции «кухонный работник» или «помощник повара». Ну, было не очень приятно на тот момент. И тогда решила, что надо каким-то иным образом себя реализовывать», – рассказывает беларуска.
Инна вернулась к йоге, которую до этого 7 лет преподавала в Беларуси и которая, как признается, всегда давала ей жизненную стабильность и «собирала» ее в критические моменты жизни, в том числе в тюрьме. К йоге, которая превращает расстояния в близость. На Окрестина йога шла на ура, рассказывает, так как «там не было другой точки опоры». На Володарке – немного другое дело. Ведь, как говорит Инна, там каждый имел свою «зону комфорта», как бы абсурдно это ни звучало».
«Психика уже была не готова к самоуспокоению, поэтому йога очень часто воспринималась как «ну а зачем?». Обесценивалась. Я практиковала чаще одна или с новичками. Другие люди спасались какими-то своими методами», – говорит Инна.
Уточняет, что ее схватили в самый разгар ее практики преподавания, когда давала 4-5 уроков ежедневно, поэтому тело имело привычную потребность делать это и дальше. В СИЗО-1 приходилось договариваться с другими заключенными о времени занятий, так как претендовать на общий кусочек территории в полтора метра между шконками было бы «вторжением в чужое пространство».
Часто практиковала йогу на собственной шконке. А спала у окошка, на втором ярусе – возле Марины Золотовой («Это человек безграничного терпения!»), с которой тоже почувствовала близость. И не только по причине «соседства по нарам», но и мистическую – их рождения приходятся почти на один день: у Марины – 6 ноября, у Инны – 7-го.
«Но мы недолго с ней вместе просидели, где-то две или три недели. Была большая камера. Иметь какие-то личные отношения было не то, что не принято, а было, по сути, невозможно, потому что не было того самого личного пространства. Но иногда мы просто разговаривали с ней на общие темы», – рассказывает Инна Широкая.
Инна полагает, что на коммуникацию в камере на Володарке влияло и то, что, по сравнению с другими заключенными, она имела не такую тяжелую статью (Широкой инкриминировали «народную» ст. 342 УК).
«Это постоянно висело в воздухе. Инна, мол, вот сейчас будет суд, и ты пойдешь домой… И мне всегда было за это очень стыдно, просто ужасно стыдно перед девушками. Это не мой был стыд, испанский какой-то. Но он всегда был, и, когда огласили приговор, да, конечно, я была счастлива, что я выйду, но мне было очень стыдно перед однокамерницами. И мы все прятали глаза», – признается бывшая политзаключенная.
Лукашенко йога не поможет
Парадоксально, но в тюремной камере йогой и медитацией заниматься было легче, чем на свободе, признается женщина. Там ничто не отвлекало ваше внимание – не было телефонов и других соблазнов. Кроме того, йога, помогшая в тюрьме выжить и стабилизироваться, начала вызывать в свободной жизни «тревожные ассоциации» – триггерить.
«И решение было такое: продолжать делать что-то для других. Преподавать и учить людей йоге, потому что здесь, в эмиграции, тоже люди в стрессе. И вот через это «вспомоществование» и обучение других – восстановиться самой. И это сработало», – рассказывает Инна.
Она проводила сначала волонтерские занятия в организации «Окно на Восток». Вышла на регулярную практику и сплотила в Белостоке беларусско-украинское сообщество практикующих йогов. А потом ее участники пришли к идее создания фонда «Возрождение».
«Это один из путей, чтобы общественную энергию преобразовать, по сути, в какой-то реальный продукт. Йога, творчество и поиск себя нового через обучение востребованным профессиям. Таковы три направления «Возрождения». Очень широкая цель, но я надеюсь, что мы сумеем ее достичь. Мы очень вдохновлены», – говорит Инна.
Говорит, что, после невероятной волны поддержки, которую почувствовала после эвакуации из Беларуси, хочет приносить свой вклад в общую солидарность. Это будет правильно, утверждает Инна Широкая.
«Недавно еще одна беларуска-эмигрантка – Ольга Степаненко, практиковавшая на Окрестина йогу-нидру, убеждала нас, что медитация и йога спасут мир. Согласны с ней? Может, йога и Александру Лукашенко помогла бы возродиться?» – спрашиваем.
«Для меня эта личность настолько демонизирована, что не воспринимается уже как человек. До него невозможно достучаться, он уже не способен на какие-то созидательные вещи. Поэтому, скорее всего, нет – йога не поможет. Но это удел всех подобных людей – закончить свой земной путь, чтобы огромное количество граждан, наконец, вздохнуло спокойно. И этот путь он выбрал сам, по нему идет и за него держится. Синими пальцами. Но это его осознанный выбор», – отвечает Инна Широкая.
Чтобы освободить заключенных – договариваться хоть с дьяволом
Бывшая политзаключенная считает, что разговаривать с Лукашенко не имеет смысла, но, если речь об освобождении политзаключенных, договариваться необходимо хоть с самим дьяволом.
«Я очень хорошо помню это ощущение, когда ты хватаешься за любую надежду. Любую! Мы в камере на полном серьезе могли рассуждать о том, что, мол, девочки, смотрите, сейчас идет война, сюда попадает снаряд и разрушает наши стены, и вот мы ее разбираем и бежим.
Там людям необходима любая помощь, любая надежда. Нужно что-то делать, даже если переговоры будут происходить не лучшим дипломатическим образом. Они просто ждут и надеются», – говорит Инна Широкая.
«Исходя из собственных ощущений, как оно там, я шла бы на любые меры, вплоть даже до какой-то грязной торговли. Это, конечно, ужасно, но на кон в нашем случае поставлены жизни и здоровье выдающихся людей. Цвет нашей нации, по сути, медленно умирает в тюрьмах», – добавляет женщина, со скепсисом замечая, что для человека, который лишен хоть какого сочувствия и эмпатии, это вовсе не аргумент.
Другой дом Инны
В Польше Инна Широкая нашла второй дом. Уютный, светлый и безопасный. А в доме, который оставила в Беларуси, поселились страх и тревога. В гродненской квартире после тюрьмы просто не засыпала. А когда удавалось – снилось, что «приходит ГУБОПиК, просыпалась и думала: слава Богу, что еще один день – на свободе».
«А здесь хорошо, спокойно, я здесь заново начала жить. У меня сейчас очень много каких-то ресурсных состояний в этом пространстве безопасности, эстетики и красоты. Там был сюр и абсурд. А тут как бы все очень гармонично. И мне хорошо в этой гармонии после тюремной убогости казенного бетона и желтых прокуренных стен», – говорит Инна Широкая.
Говорит, что новый дом не такой, может, и просторный, как в Беларуси, но в нем много зеркал, отражающих поверхность и благодаря этому расширяющих пространство и уют.
«На Окрестина зеркала совсем не было. А на Володарке – да, небольшое. Но там очень высокие потолки и постоянно горит искусственный свет, поэтому, слава Богу, я в нем ничего особо и не видела. Да и смотреть особо не было на что. Как мы там ни прихорашивались, все были, ой, запушены и неухожены. Поэтому мы не очень любили смотреться в него», – вспоминает Инна.
«А теперь, – спрашиваем, – любите смотреть в зеркало?»
«Теперь – совсем другая жизнь. Жизнь по собственной воле. Я считаю, что этот маньяк лишает нас в Беларуси главного – возможности выбора и свободы действий. Очень жестокая и мстительная мера. Поэтому да, сейчас я люблю смотреть на себя в зеркало. Это мой выбор. Теперь каждый день могу делать свой личный выбор. В пределах любого пространства. В Беларуси у меня это отобрали», – отвечает бывшая политзаключенная.
Инна выражает огромную благодарность беларусам, принявшим участие в сборе, объявленном Фондом BYSOL, чтобы ее семья продолжала жить в уютной квартире в Белостоке. Необходимые средства (3 тысячи евро) были собраны за неделю.
«У меня все время комок в горле от благодарности, радости и гордости, что мы такие люди. Эта сумма не покрывает какие-то серьезные финансовые проблемы – только три месяца аренды. Но дело даже не в деньгах. Самое важное – поддержка людей и понимание того, что все было неспроста.
Я не хочу быть бесконечной жертвой, хотя сейчас я жертва обстоятельств. Но они, я знаю, закончатся, и я тоже буду протягивать руку помощи. Ведь, к сожалению, этот круг пока что не замкнулся. Мы не победили. Но это часть пути, и я рада, что прохожу его вместе с другими», – говорит Инна Широкая.
Если протягиваешь человеку руку помощи – расстояния сворачиваются и исчезают. Когда разбрасываешь руки для объятий – происходит, по сути, то же самое. Такой эффект близости. Именно поэтому те 250 км, что нас разделяли, превратились спустя неделю после разговора в теплые дружеские объятия. И мы заглянули с Инной Широкой в одно из зеркал в ее новом доме.
Дмитрий Мираш / Авер belsat.eu
