В Беларуси продолжается зачистка гражданского общества. Власти ликвидировали уже более 250 общественных организаций, некоммерческих учреждений и фондов. Среди них – около 20 экологических: например, «Экодом», одна из старейших и самых авторитетных экологических организаций в стране, которая накануне ликвидации отметила 25-летие. Экологические организации вносили большой вклад в охрану окружающей среды, помогали белорусам отстаивать их право на благоприятную окружающую среду. Теперь же заниматься проблемами экологии, последствиями аварии на Чернобыльской АЭС, вопросами БелАЭС практически некому – большинство активистов и экспертов уехало, кто-то сидит за решеткой. Чем обернется для Беларуси зачистка НПО? Об этом «Белсат» поговорил с известным экологическим активистом, соучредителем «Зеленой сети», специалистом по проблеме умных городов Ярославом Бекишем.
«НПО в критических, революционных условиях почти ни в одной стране не были нужны»
– По вашему мнению, почему власти пошли на зачистку гражданского общества?
– Я хотел бы развести понятия – гражданское общество и общественные организации. Общественные организации – чаще всего часть гражданского общества, но не все гражданское общество структурировано и имеет институциональные формы. В 2020 году гражданское общество в Беларуси как никогда расцвело, я лично очень рад этому. А институционализированная часть гражданского общества – организации – в критических, революционных условиях почти ни в одной стране не были нужны. Они не могли выполнять своих прямых функций, так как их можно выполнять только в стабильной ситуации, и не могли быстро перезагрузиться таким образом, чтобы как-то участвовать в процессах. Так было в Украине и других странах, за редким исключением, когда вокруг организаций сначала строилось какое-то политическое течение.
Когда произошли события августа 2020 года, государство начало суетиться и искать виновных. НПО в таких условиях оказались недееспособными – и это нормально. Но общественные активисты, которые все это время промоутили демократические ценности, остались лидерами этих процессов. Это люди, которым нужны изменения, уважение, достоинство. И государство это видит. Я уверен, что скоро появятся и новые лидеры. Сейчас, когда все более-менее структурируется, лидеры и менеджеры из общественных организаций, устроив свой быт за рубежом, начинают вкладываться в дело сопротивления.
Общественная организация, помимо людей, состоит еще из двух факторов: юридический статус и организационная структура. Структуры распались почти что все, а юридический статус в такой ситуации для гражданского общества не нужен. Он нужен в первую очередь не самим НПО, а государству, чтобы регулировать, контролировать, собирать налоги. Поэтому государство, ликвидируя юридические лица, ослабляет контроль за активистами, что радует.
– Для того, чтобы проводить изменения в обществе, ранее экологические НПО шли на сотрудничество с властями, пытались с ними договариваться. Какие бенефиты получали две стороны от этого?
– Я буду говорить об экологических организациях, но это можно экстраполировать на все другие, кроме тех, кто работает в социальной сфере, например, хосписы и т.д. Общественные организации создаются, чтобы продвигать определенные интересы граждан. Если тебя заботит вопрос парковки в зеленых зонах, то ты создаешь структуру, ищешь единомышленников, и вы вместе работаете над преодолением проблемы. В стабильной ситуации, когда есть договор между общественностью и государством, организации приспосабливаются и идут на переговоры с властями, чтобы иметь возможность преодолевать проблемы. Для таких переговоров нужен «фронтмен» – организационная структура, чтобы эти переговоры были уже межинституционными.
НПО помогают гражданам артикулировать свои интересы. Это то, что нужно каждому государству – понимать, чего хотят его граждане. Это первое.
Второе – это способ канализировать гражданскую активность. То есть общественная организация имеет устав, платит налоги, подчиняется законам – сама себе выстраивает определенные границы деятельности. Ты становишься менее радикальным и более договороспособным для государства.
Третье – мониторинг. Уборка мусора в лесу, сбор информации об определенных проблемах, например, о загрязнении рек. Все это в Беларуси делали негосударственные учреждения.
Следующее – информирование. У «Зеленой сети» был самый крупный информационный ресурс. Сбор, обработка и создание контента на экологическую тематику происходили в лучших традициях журналистики. Это функция, которая также нужна в любом государстве.
Но мы говорим о простых вещах, не на уровне политики. А этот уровень – самая сложная работа для общественных организаций. С 2014 по 2018 годы многие НПО занимались тем, что собирали информацию о проблемах граждан, их мнениях, разрабатывали пути преодоления проблем, формулировали это все и предлагали соответствующим государственным органам. «Зеленая сеть» предложила несколько десятков изменений в законодательстве, и где-то 20% из них было реализовано. Это сложная, но очень ценная работа.
Еще один важный момент – экспертиза. Большая индустрия международных отношений, финансовой и технической помощи способствовала мотивации экспертов, наращиванию уровня экспертизы во время работы в различных программах и проектах. Общественные организации были одним из винтиков в этом механизме. И это была очень сильная поддержка для государства, так как почти по всем вопросам у нас были одни из лучших в регионе экспертов, которые работали через выстроенную инфраструктуру НПО. Они были в хороших отношениях с ответственными за тот или иной вопрос органами и чиновниками, они понимали, как построена архитектура международной поддержки, и благодаря им реализовывались многочисленные международные проекты и программы на благо Беларуси – для болот, лесов, водоемов, в вопросе климатических изменений.
Европа очень быстро меняется и выступает в роли лидера во многих глобальных процессах. Сейчас Евросоюз – мировой лидер в адаптации своей экономической системы к новым вызовам: пандемии, изменениям климата, химическим загрязнениям и другим. Делает это прежде всего экономическими инструментами, разрабатывает свой внутренний рынок и влияет на отношения между региональными рынками. К этому нужно адаптироваться. Это так называемый «Зеленый лебедь»: ЕС сильно меняет экономические правила игры для торговли, и к этому адаптируются все страны мира.
Сейчас Беларусь, не имея экспертов и НПО, никак не адаптируется, и даже больше – не знает об этих процессах. Та же Россия адаптируется очень быстро. В экономическом плане Беларусь проваливается в яму не только потому, что есть прямые факторы, о которых нам говорят экономисты, но и потому, что есть факторы, которые, если станут очевидными, будет уже поздно исправлять. Эксперты в 2018-начале 2020 года пытались доносить до государства, что нужно готовиться в этом направлении, какие-то отношения постепенно строились, но 2020 год все уничтожил. Есть рекомендации, но их некому выполнять в Беларуси. Чем бы все ни закончилось, через 3-5 лет торговля с ЕС и Россией будет ограничена для Беларуси в несколько раз, так как изменятся торговые и налоговые регуляции. Все потому, что сейчас мы спим. Беларусь потеряла возможность быть гибкой и адаптироваться к глобальным и региональным вызовам. Сейчас страна просто слепа.
То, что мы называем «экология», на самом деле – «экономика»
– Есть ли потенциал все наверстать, если ситуация в стране изменится?
– В любом случае будет сложно. Прежде всего потому, что теряются люди и команды, которые могут что-то делать.
Если через год санкции снимут, и Беларусь никак не адаптируется к новым регуляциям в рамках Зеленого юридического соглашения, этот удар будет намного тяжелее для экономики Беларуси, чем санкции. Это будет иметь долгосрочный эффект, который нельзя будет отменить, как санкции. Вопрос, кто будет это все исправлять. Администрация Лукашенко вообще не понимает, как это делать, они сейчас воюют со всеми международными партнерами. Светлана Тихановская и ее штаб – с ними постепенно работают в этом направлении, но у них нет государственной машины. С их стороны было бы разумно договариваться с европейцами о специальных условиях, чтобы Беларусь могла в будущем выходить на европейские рынки, чтобы наш цемент, древесину, удобрения могли идти в Европу, если изменятся экспортные регуляции. Для этого нужна сильная экспертная поддержка уже сейчас, чтобы эксперты из сильных европейских аналитических центров подсчитали потери от этого транзита на новые правила и помогли разработать специальную стратегию, что делать потом.
То, что мы называем «экология», на самом деле – «экономика». Возьмем БелАЭС. Здесь переплетается все: экология, энергетика, экономика. Станция построена на кредит и без мозгов. С ней возникает много вопросов и проблем, которые могут иметь последствия не только экономические, но и военные, экологические, социальные. Сейчас никто не может заниматься этими вопросами, мониторить ситуацию. Раньше этим под большим давлением занимался «Экодом», БАЯК. Активистов сажали в тюрьму еще до 2020 года. Но люди могли этим заниматься. Теперь – нет. Теперь БелАЭС как черная дыра: мы знаем, что она есть, но не знаем, что происходит внутри и что с ней делать.
Половина экологических активистов – в тюрьме, половина – за границей и вынуждены решать бытовые вопросы. Поэтому никто не может следить за тем, как Беларусь выполняла свои обязанности из ряда конвенций. Теперь человек 20 остались в активном тонусе. Темпы работы снизились, люди выгорают. И это мы говорим только об экологах.
Экологические организации выполняли и правозащитную функцию – отстаивали право белорусов на благоприятную окружающую среду. Для этого «Зеленая сеть» и создавалась.
«Во время силового противостояния государства и народа не до экологии»
– Сегодня белорусы остаются наедине с проблемами экологии, окружающей среды, не имеют инструментов защищать это право?
– Минимально, но варианты есть. Немного продолжают работать проекты «Экодома», что-то еще делает «Ахова птушак Бацькаўшчыны». Белорусы всегда были наедине с этими проблемами. НПО могли чем-то помочь – экспертизой или информационной поддержкой. Поэтому в этом плане ситуация особо не изменилась. Да, сейчас меньше организаций, откуда можно получить помощь, но чувствуется, что люди больше ценят такую помощь.
Евросоюз для себя рассматривает проблемы экологии и изменения климата как высокоприоритетные. Поэтому они не исключили Беларусь из своих флагманских региональных экопроектов, в рамках которых чуточку что-то продолжается делаться. Но это делают европейцы, белорусы просто вовлечены в процесс. Это программы поддержки, они не будут делать за нас нашу работу, они могут только поддержать то, что делаем мы. Они продолжали поддерживать Беларусь по экологическим направлениям и после разгона Площади 2010 года, и это нормально. Это для них стратегический приоритет – что бы ни было с Беларусью, им нужен чистый воздух, вода и остальное. Правда, никто сейчас не скажет, выполняет ли Беларусь свои обязанности по международным экологическим конвенциям, которые подписала. Их около двух десятков.
Все остальные проекты в Беларуси ЕС свернул. Эксперты из министерства разбежались. На местном уровне их и не было особо, только единицы. Для Беларуси вопрос экологии никогда не был первичным, как для ЕС, или даже вторичным. Но наше государство – в очень глубоком системном кризисе. Во время силового противостояния государства и народа делается не до экологии, поэтому Беларусь осталась один на один со своими экологическими вопросами, в том числе вопросами последствий чернобыльской катастрофы и так далее.
Но белорусы должны решить принципиальный, фундаментальный вопрос. И мы сами должны определить, как нам жить дальше, как преодолевать экологические проблемы и какой вклад в это мы готовы сделать. Пока мы только берем, но мы должны и давать миру, вот тогда мы станем государством и нацией. Европейцы нам ничего не должны, мы не платим им налогов, чтобы они нас спасали. Они должны вводить санкции, пока мы сами платим налоги государству? Мы говорим, что нас убивают, а сами на следующий день идем на работу? Стоим на красный свет светофора в то время, когда на нас мчит поезд? Мы сами вступили в договор с этим государством и взрастили Лукашенко и его вертикаль. Сейчас или мы платим за свою инфантильность и незрелость – здоровьем, эмиграцией, свободой, или не платим, но в таком случае хватит ныть. Хочешь изменений – плати.
– Какими вы видите варианты работы экологических активистов сегодня?
– Сейчас, когда есть противостояние государства и народа, не до вторичных вещей, и экологический активизм в Беларуси никому не нужен. Если ты активист, и если твой народ воюет, надо становиться рядом с ним, больше нечего делать. Или займись собой, спаси себя, реши свои проблемы, а после вернешься в Беларусь, если захочешь.
Другое. Есть потребность в мониторинге и экспертизе происходящего в стране. Для этого не нужны организации, много людей. Нужно, чтобы ключевые эксперты имели возможность продолжать свою работу. Это человек 5-10. И чтобы доступ к этим данным имели те, кто работает с этими вопросами. В Беларуси таких людей уже нет, поэтому речь прежде всего о европейских партнерах.
Третье: переговоры с нашими потенциальными европейскими партнерами, институциями о том, чтобы у Беларуси были специальные условия для сотрудничества с ними в будущем. Чтобы они знали, что мы понимаем их приоритеты, пока ничего не можем сделать, но в будущем будем над этим работать. Чтобы они придержали нам приоткрытую дверь, а может даже и помогли в нее зайти.
СП/АА belsat.eu
