«Один день можно выделить на то, чтобы делать не как профессионал, а как гражданин», – говорил Дмитрий Савко. В своем последнем интервью языковед и бывший руководитель языковой службы «Белсата» рассуждает о феномене Лукашенко, ментальности белорусов и о том, почему стоит ходить на Площадь. Дмитрий Савко умер 9 апреля.
Я думаю, мой путь к белорущине начался с того, что в 60-е годы был большой дефицит яслей. Мама меня родила и должна была идти на работу. А кому сидеть с ребенком? Мама работает, папа работает – было некому. И меня отвезли в деревню Сеньковичи Ивацевичского района – на воспитание к бабушке Ульяне.
Молодым человеком я никогда не думал, что мне придется жить при каком-либо другом режиме, чем при коммунистическом. Я не представлял себе, что Советский Союз перестанет существовать. Казалось, что все будет по существу неизменным.
Я каждый день служу белорущине, я каждый день что-то делаю для нее. Но один день можно выделить на то, чтобы делать не как профессионал, а как гражданин.
Для нас любые выборы – это шанс. Если не шанс изменить что-то в нашей жизни или разрушить абсолютное зло, это шанс посмотреть друг на друга и сказать: «Мы есть!». Для нас это возможность сказать самим себе: «Мы – сила. Мы можем».
Если есть несогласный Савко, значит есть люди, которым не нравится то, что сегодня происходит.
Я пришел для того, чтобы порадоваться такой замечательной возможности выйти огромной общиной, десятками тысячами людей, и сказать: «Мы здесь. Вы говорите, что нас нет, а мы есть. Вы говорите, что нас все устраивает, а нас не устраивает, и не устраивает очень многое».
Меня не били. Я ни в какие прорывы не шел. Мне неловко было суетиться, бегать. Я сам, по своей воле, как гражданин своей страны, пришел на главную площадь своей страны, к главному зданию своей страны – Дому Правительства, – для того, чтобы засвидетельствовать свою позицию. Чего я буду бегать? Тогда зачем я вообще сюда пришел, чтобы потом уходить отсюда. Какая логика в этом? Молодежь там прорывалась, пыталась что-то делать, многие вырвались, некоторые – нет, и получили очень сильно по голове. Я видел этих окровавленных людей с разбитыми головами и истоптанными ногами и руками. Мне, такому солидному, каким я себя считаю, человеку, было неловко так суетиться – и этим признавать свою неправоту. Я прав. И я пришел за своим. Отдайте мне мое право предопределять судьбу Отечества.
Мы всю жизнь живем для того, чтобы понять других людей. Мне хочется среди светлых людей, которые сыграли положительную роль в моей жизни, понять также людей, которые сыграли в моей жизни и отрицательную роль: что ими руководит?
Никакой Лукашенко не был бы, конечно, возможен в стране, в которой подчиненный может сказать своему начальнику: «Давайте мы не будем делать так, так как будет то и то». Когда целая система создана для того, чтобы выполнять самые преступные, самые идиотские и одиозные приказы, человек окрыляется своей всемогущностью и безнаказанностью. Злость и плохие черты, которые у него есть, перемножаются на силу власти.
Я вел бы преемственность лукашенковского режима не от коммунизма, а от царизма, от крепостничества и панщины, когда человек сам себе не принадлежит, когда он должен быть благодарен власти за все, что с ним происходит.
Я бы процитировал Флориана Чернушевича, который эмигрировал в Бразилию: «Белорусский крестьянин скорее поверит в то, что солнце всходит на Западе и катится на Восток, чем в то, что на свете нет царя». Для меня это бессмертные строки: поставьте любое другое слово – «пана», «короля», «Лукашенко», «коммунистическую партию», «товарища Брежнева» или «товарища Сталина» – и вы получите ту самую картину. К сожалению, века не воспитали в белорусах больших демократов.
Конечно, у нас была демократическая шляхта и шляхетская республика, но это было действительностью только для десятой части населения. Позже часть шляхты ассимилировалась и перестала быть белорусами, часть – стала основными жертвами большевистского режима. Иначе говоря, людей, у которых была привита свобода и потребность быть свободным, осознание того, что они своими успехами и несчастьями должны быть благодарны себе, а не какому-то господину – таких людей давно вырезали. Еще прокатились две войны, которые обычно вырезают самых активных, вольнолюбивых и инициативных. Это привело к селекции возможно не самых вольных духом людей, но природа, время, обстоятельства, история все ставит на свои места. Надеюсь, потомки угнетенных духом все-таки вырастут свободными людьми.
Разговаривала Катя Камоцкая
