Александр Муравьёв: о пытках в СИЗО КГБ, прочитанных книгах и Викторе Бабарико
В большом интервью известный бизнесмен Александр Муравьёв подтвердил, что в колонии его дело помечено буквой «К», что означает личный контроль КГБ. Даже в какой-то момент, признается наш собеседник, условия содержания сделали хуже – чтобы никто не посчитал, что он кого-то подкупил. Публикуем выдержки разговора. Полная версия – в видео.
– Кто мог поставить вас на такой личный контроль и зачем?
– Очень много паранойи, каких-то интриг. Может, оттого, что дело было публичное, широко освещалось в СМИ, потому что Лукашенко о нем высказывался лично, Вакульчик высказывался…
– Вы читали? Вам приносил адвокат, например, высказывания Лукашенко или Вакульчика о вас?
– Дело в том, что мне удавалось читать некоторые СМИ: «БелГазета», «Наша Ніва»…
– В тюрьме?
– Да. Кое-что мне показывали адвокаты, распечатывали [материалы – Ред.] TUT.BY, и я это видел. Высказывания Лукашенко на каком-то мероприятии, где было много журналистов, дипломатов, и Романчук задал вопрос, я лично видел по телевизору. Романчук задал вопрос: «Зачем Муравьёв сидит в тюрьме?» И Лукашенко 12 минут комментировал.
– Это когда он заявил: «Я ему сказал, что если он не выполнит условия, он сядет»?
– Это он придумал. Я не самоубийца браться за проекты, нереализация которых влечет за собой лишение свободы. Вообще, бизнес не связан с понятием лишения свободы.
«Придумай преступление и сумму»
– Как к вам относились во время следствия, еще до суда?
– В первый день следователь очень по-хамски продемонстрировал мне свое «величие». Это звучало как «готовь бабки за свою свободу».
– То есть вас готовили к тому, что надо будет заплатить?
– Я даже не мог понять… Когда я прочитал то постановление о задержании, там был какой-то бред, я даже не смог его понять – как этот текст мог соотноситься с привлечением к уголовной ответственности? Я не увидел там преступления.
– Называли конкретные суммы?
– Звучали слова: «Придумай сам».
– Сумму?
– Придумай сам преступление. Придумай сам сумму. Но мне лично не озвучивалась сумма потому, что непосредственно собственность австрийских компаний и так уже была практически незаконно экспроприирована. И я, скорее всего, и не мог выйти на свободу, пока не возникнет уверенность, что все необратимо.
– Я знаю примеры, когда в Беларуси бизнесменов задерживали и предлагали откупиться. И если у них есть деньги, они тихо выходят на свободу, если нет – дают информацию в СМИ.
– Я сам знаю таких людей. У меня такой возможности не было. Потому что мои личные средства, средства моих партнеров были инвестированы в предприятия, и инвестированы огромные суммы, и заплатить еще, согласиться с экспроприацией этого имущества было невозможно.
В тюрьме прочитал 150 книг
– Думаю, вы читали, что в Беларуси применение физической силы к задержанным стало нормой. Сейчас ни следственные органы, ни силовики при задержании не волнуются, что кого-то побили. Как было в 2015 году? К вам применяли физическую силу?
– Применяли в подвале КГБ, с наручниками за спиной. Я получил какое-то количество ударов, угроз, мне стало известно, что я уже «отсутствую среди живых», что меня сейчас куда-то отвезут, подвесят вниз головой и будут какое-то количество дней держать, что братья мои получат по «десятке», а дети мои никогда не узнают, куда камешек положить. Потом в процессе этой пытки меня спросили, сколько я готов заплатить за свою жизнь. Я попытался в шутку назвать какое-то количество миллионов и услышал в ответ, что моя жизнь дороже стоит. Я не знал, радоваться мне этому или нет, но хорошо, что моя жизнь дорогая.
– Что позволило вам сохранить себя? Столько лет в колонии – серьезный жизненный опыт. Не каждый может выйти и сказать, что радуется каким-то вещам и живет в полный рост.
– В первые дни в СИЗО, во время адаптации, я по ночам перечислял имена близких людей. И пока я всех перечислю раз десять – уже и сон наступает. Конечно, осознание того, что есть близкие, есть люди, с которыми ты очень связан, оно очень сильно помогает. В дополнение к этому, я не очень понимал, как бывает по-другому. Не представляю, как брать и плакать.
– Не плакать, а просто подчиниться тому, что происходит, своей судьбе, и поплыть.
– Я видел такое, но не знаю, как это делается. Я читал книжки, занимался спортом, активно участвовал в подготовке к процессам. И делал все, чтобы сохраниться – и в физическом, и психологическом смысле. Я прочитал книг столько, сколько не прочел в предыдущие годы.
– Сколько? Можете назвать?
– Я делал недавно опись. Убрал, конечно, те, которые не являются важными. 100–150. Некоторые прочитал несколько раз.
– Какая была самая любимая книга за это время? Или самая интересная? Важная?
– Ну, самая интересная, на первом месте – «Триумфальная арка» Эриха Марии Ремарка. На немецком. Я не только прочитал ее несколько раз, а использовал как способ уходить. К примеру, когда шел на «промку», вырывал главу из книги – она не прощупывалась в кармане, и мог ее читать… Конечно, «Фауст» Гёте. Я прочитал там «Время секонд хэнд» Светланы Алексиевич.
«Промка» – отдельно огороженная промышленная территория в составе колонии, куда строем идут на работу. Туда нельзя брать книги.
– В тюрьме? Где вы ее там взяли?
– В лагере, взял в библиотеке. Да, есть такая книга. И еще напоследок один человек из ребят, которые заехали после событий 2020-го, настойчиво рекомендовал мне прочитать Юваля Ноя Харари, три его книги – Homo Sapiens и другие. Я взахлеб их прочитал. Интересный взгляд на историю, на мир.
Чем отличается политический риск от бандитизма 90-х?
– Знаете, еще до 2020-го мы с коллегами взяли список беларусских бизнесменов (знаете, публикуют топ-20, топ-30) – вы там были – и начали считать, сколько из них сидели или сидят. И вышло, что приблизительно каждый третий. Беларусский топ-бизнес какой-то криминальный. Можете объяснить, почему так?
– Это политика существующих властей Беларуси. Она создает какой-то страх. Это форма кастрации бизнесменов, [способ – Ред.] отучать от общественной деятельности. Чтобы не занимались, чтобы даже не возникало устремлений по этому поводу. Думаю, что так.
– Вы встречали в тюрьме людей с похожей судьбой – бизнесменов, осужденных по экономическим статьям?
– Конечно. В СИЗО КГБ и СИЗО на Володарке я встречал очень много людей, связанных с бизнесом. Некоторым удалось пойти по пути выкупа самих себя. Кто-то получил сроки. Так, чтобы получить максимальные сроки, я, наверное, один из рекордсменов.
– Вы интересовались беларусской политикой до 2015 года?
– Я скорее был общественным деятелем. Я пять лет возглавлял Федерацию велосипедного спорта, это уже некая форма общественной деятельности на границе с политической. Естественно, у меня не было политических целей. (…) Да, я знал, что что-то существует, но я не участвовал. Интересовался ровно настолько, насколько эта информация меня находила.
– Но вы были в Беларуси в 2006-м, когда была «Площадь». 2010 год, когда кандидаты в президенты оказались в тюрьмах. Не заметить это было невозможно. Как вы тогда читали эти новости? Как вы это воспринимали?
– Игорь, я, наверное, не принял этого близко к сердцу.
– Но почему?
– Не знаю.
– Любые политические протесты – это риск для бизнеса. Мне кажется, вас это должно было как-то интересовать.
– Возможно, потому, что я начал бизнес в условиях 1990-х годов, риски были всегда. Причем они были не только политические. Риск потерять активы, жизнь, здоровье не были связаны с политикой. И я действовал. Понимал, что есть риски, но действовал. Я считал, что смогу на них реагировать. Появление политических рисков не меняло ничего, по сути. Да, я понимал, что есть риски, считал, что если они будут как-то себя проявлять, я буду способен действовать. А чем отличается политический риск репрессий со стороны государственных институтов от того бандитизма и рэкета, которые были с 1990-х годов? Это все риски!
«Я думал, что перемены произойдут»
– В 2020 году к вам поступала информация о том, что происходит на улицах беларусских городов?
– Конечно, доходила. Мы смотрели Euronews. В общем-то, очень много было видно. Я, конечно, тоже связывал возможные перемены со своей судьбой. Я был абсолютно уверен, что в случае перемен выйду на свободу и вернусь к жизни, к профессиональной деятельности, потому что это очевидно. Потом все запретили. Мне, единственное, удалось подписаться на очень интересную газету, Moskauer Deutsche Zeitung, «Московскую немецкую газету». Это такой печатный орган при посольстве Германии. И хоть он печатается под очень жестким взглядом дипломатов, там хоть что-то можно было прочесть.
– Вы знакомы с Виктором Бабарико с 1992 года. Когда в 2020 году вы узнали, что он собирается идти в президенты, как вы к этому отнеслись?
– Во-первых, о том, что он собирается идти в президенты, я узнал намного раньше. В какой-то газете, где-то в 2019 году, я прочитал его интервью о бизнесе, интервью достаточно профессиональное. Кто-то был рядом со мной на нарах, и я сказал простую фразу: «Витя идет в президенты». Когда через полгода, может, больше я прочитал статью и заявку Валерия Цепкало, для меня это было очень интересно. Ровно через день я узнал, что и Виктор выдвинулся в кандидаты на пост президента.
– Что вы подумали?
– Опять ошибся в прогнозах. Я думал, что перемены произойдут.
– Вы подумали, что у него есть шанс выиграть?
– Да, я так подумал. Мало того, те, кто окружали меня в колонии, включая администрацию, подумали точно так же.
– К вам попадали «политические» в колонию? Вы пересекались с ними? Как вы к ним относились и вообще как в колонии к ним относились?
– У меня были с ними хорошие отношения. Мы много общались, хотя это могло вызывать со стороны администрации какие-то замечания.
– Вы знаете, какие условия теперь созданы для активиста Дмитрия Дашкевича? Он по полгода проводит в изоляторе, где его морозят. Он пишет своей жене, что ему приходится по восемь раз ночью вставать, чтобы сделать зарядку, потому что иначе не может согреться. У “политических” забирают матрасы, подушки, нет возможности переписки. Мы не знаем более года, что, например, с Николаем Статкевичем, Павлом Северинцем. Их полностью изолировали. Этих людей фактически подвергают пыткам. И некоторых убивают.
– Игорь, я в это верю. Когда я выезжал в 2022 году, этого я еще не видел. Я верю, что такое может быть. Это ужасно.
Беседовал Игорь Кулей
