Бывший политзаключенный Илья Миронов: Азаренок, будешь сидеть без писем – и тогда поймешь
Илья Миронов отсидел 389 суток в гомельском СИЗО и 58 – в ИВС. Он признается, что два месяца в ИВС были тяжелее, чем год с лишним – в следственном изоляторе. Написал более 3000 писем политзаключенным и думает писать тюремщикам. Но не Григорию Азаренку, который после всего «сам будет сидеть без переписки». О том, какой сон увидел в Вильнюсе после того, как выехал из Беларуси, и почему не считает себя героем, бывший политзаключенный Илья Миронов рассказывает «Белсату».
«В первую же ночь в Вильнюсе увидел сон. Хотя и не ночь уже была – около 5 утра. И приснилась мне почему-то зима в Беларуси. И что строим мы – очень много людей – стены из снега для защиты от оккупантов. Да, на самом деле. Заливаем такие стены, снежные стены. И все это очень быстро, ведь уже кто-то наступает. А у нас снежки, и мы бросаем по ним снежками… Здесь просыпаюсь».
Сны возвращаются
«Проснулся от того, что дергаюсь. Ну какой-то как тик такой, может, потому, что целый день в автобусе провел. От кого защищались? Не знаю, от тех сил, которые против гражданского общества. Потому что в моем сне много людей было, которых я видел в последние два-три года. Перед тем, как пойти к кровати, мы много разговаривали об Украине. И вот такой сон приснился…
Знаешь что, в Беларуси тюрьма мне снилась только до тех пор, пока сам туда не попал. А после освобождения уже совсем не снилась. Действительность все перекрыла. А до СИЗО я постоянно убегал от сотрудников милиции во снах. Если не убегал – просыпался. А когда вышел на свободу уже из тюрьмы – то со сном совсем плохо было. И вот теперь, в Вильнюсе, приснилось…»
Электрошокер, овчарки и Есенин в гомельском СИЗО
«Меня трижды бросали в карцер. Всего провел там 17 суток. Первый раз бросили на трое суток за то, что не отобрал кубики для игры, когда дежурил. Потом были 10 суток за то, что отказался переходить в другую камеру. Сразу прибежали охранники и потащили. А когда потом переводили, то дали мне какую-то порванную одежду, без пуговиц, без ремня, без всего. На тыльной стороне рубашки было написано «карцер».
А я был в термобелье и отказался переодеваться. Так они заломили мне руки и применили электрошокер. Почувствовал, что это такое. Говорю, нет, давайте все же одену, потому что что-то с вами не так.
Еще, знаешь, что вспоминается? В мою хату человека привели, задержанного тоже в Мозыре, он меня узнал, хотя я его не помнил. И он подарил мне книжку стихов Сергея Есенина. Подписал мне ее: «Просто человек». И я потом эти стихи вслух в камере читал. Книга осталась в Гомеле.
Электрошокер и Есенин, это запомнилось. Еще когда на проверку выводили, могли по ногам бить, когда ты на растяжке стоишь, хотя неизвестно, как можно было еще более широкую растяжку делать. Я потом читал свидетельства пыток на Володарке, в Жодино или в витебском СИЗО. В Витебске, говорят, ужас. Да, слышал про овчарок. В Гомеле без овчарок обходилось. Хотя…
Был со мной один случай. Среди ночи один мужик, который спал возле санузла, поднялся и ударил меня. Ему показалось, что я вставал и его разбудил. Подошел ко мне – и ударил. И вот тогда в хату ворвался опер с овчаркой, увидел по видеокамере. Тогда и мне, и этому мужику карцер дали. Мне 7 суток, по-моему. Овчарки тоже были, когда на прогулку выводили, но чтобы они бегали возле нас – такого не было…»
Карцер – наихудшее место во всей системе
«Не то, что страшное. Как тебе сказать, там все законопачено – и нет воздуха. А сам он очень маленький по площади. И вода там не идет. А если попросишь, например, смыть за собой или просто попить, нужно долго в дверь стучаться. И если сотрудник включает воду, то она так льется, что заливает всю камеру. Потом испарения постоянно стоят в камере. И сидеть без какой-либо деятельности в этом пространстве сложновато.
Маленький столик еще там, такой маленький, что две руки на нем не помещаются. Пенек, короче. И не посидишь на нем – зад начинает болеть. Сложно. Словом, могу сказать, что карцер, по моему мнению, наихудшее место во всей той системе. Но чтобы я как-то испугался его – так нет. Ну карцер и карцер. Сделан так, чтобы не хотелось туда повторно попадать».
На одном этаже с Тихановским
«Я провел в СИЗО 389 дней. Они подсчитали, что с пересчетом «один день за полтора» – это полтора года, которые мне присудили. Но, по моим подсчетам, получается, что я больше отсидел. Поэтому, полагаю, они должны мне еще какую-то сумму денег в качестве компенсации выплатить.
За тот срок человек 15 «политических» через меня прошло. И, кстати, я сидел какое -то время на первом этаже в камере № 9, а в первой камере-одиночке – держали Сергея Тихановского. За стенкой же моей хаты сидел еще один человек, фамилию которого не буду называть, чтобы не навредить. Мы перестукивались с ним. Когда мама передала ему еду. Он мне сообщил, что органы хотели привязать мое дело к делу «Весны». Но в итоге никаких зацепок не нашли.
С Тихановским повидаться не удалось, так как делалось все, чтобы мы, те, кто находится под следствием, нигде не пересекались. Разве что в медсанчасти можно было встретиться, когда на уколы водили. И я там несколько человек из Гомеля видел, кивнул головой. Но с Тихановским вообще не виделись».
ИВС можно приравнять к карцеру в СИЗО
«Сколько еще отбыл по административке после выхода из СИЗО? 58 суток. И я скажу, что в изоляторе временного содержания (ИВС) намного хуже. Даже сравнивать не хочется. По всем параметрам ИВС могу сравнить разве что с карцером в СИЗО. Они одного поля ягоды, одного уровня. Даже так скажу: те 58 суток, которые я провел в ИВС, дались мне тяжелее, чем год с лишним, который отбыл в СИЗО по уголовному делу.
Ведь в СИЗО у нас было, в принципе, все: и книжки давали читать, и газеты были какие-то, и свет ночью гасили, ночник был, и передачи передавали – и фрукты, и мясо, и остальное. А в ИВС – ни передач, ни книжек, ни прогулок, ни ночника. В последнее время и в душ не водили. Камеры переполнены везде, если, например, двухместная, с двумя шконками, то пять человек в ней. Спать приходилось и на полу, и на столе – где придется. «Вату», то есть матрасы с одеялом и подушкой, совсем не выдавали. Когда в марте отключили отопление, был полный дубак. В мае тоже мерзли».
Писать письма тюремщикам?
«Говоришь, что вертухаи хвалятся тем, что раскладывают из наших писем солидарности костры? Это на их совести, и этим они грубо нарушают закон, да еще сами в этом признаются. Все равно надо писать! Смысл в этом есть.
Это, во-первых, сплачивает сообщество людей, которые пишут письма из разных стран. Во-вторых, цензор или опер, даже если они уничтожают наши письма, видят, сколько их, и видят, что люди со всего мира поддерживают политзаключенных, помнят о них. И это давление писем солидарности – я всегда об этом говорил, и до того как сел, и после – может повлиять на ситуацию и изменить ее. Сделать хотя бы так, что люди снова, как минимум, начнут получать их. Буду продолжать свое дело и в Вильнюсе. Будем писать и отсюда.
Писать тюремщикам? А что, хорошая идея. Писать им, чтобы достучаться до их совести. Отличная мысль. Ведь у каждого человека, даже самого пропащего, где-то на глубине есть немного совести, потому что мы все были детьми, у каждого из нас были мамы, папы и бабушки, которые учили нас не делать подлости и делать добро. И может эти люди, которые находятся по ту сторону забора, получив письмо, подумают…
Только им нужно писать неоскорбительные письма, чтобы не стали более злыми. Нормальные письма писать им. Почему бы и нет? Попробовать. Может, после этого, они позволят передавать наши письма солидарности адресатам».
«Азаренку хорошее письмо не написал бы»
«Ну, я к нему уже в гости напросился немного… И вот это тот человек, которому бы я хорошее письмо не стал бы писать. Гриша Азаренок – это уже все, пропал. Его отец, который говорил гадости о беларусах, когда еще сам Гриша под стол ползал, вырастил его таким, какой он есть. А потом он стал, по-моему, еще хуже.
Поэтому я скажу: Азаренок, я, к сожалению, не довел свое дело до конца, но получил ответ из прокуратуры, что они рассматривают дело в разжигании тобой вражды. Отписка будет или нет – неизвестно, но сам факт, что ты нарушил действующее законодательство, уже зафиксирован.
Поэтому рано или поздно на скамье подсудимых окажешься ты. И долгое время пребывания без переписки тебе гарантировано. Будешь сидеть без писем – и тогда поймешь, хотя сейчас уже должен бы понять. Все.
Это не угроза: просто как ты относишься к людям – так и люди будут относиться к тебе. Точка».
«В Минске не увидел ни одного сотрудника в форме»
«Да, я перед отъездом провел 4 или 5 дней в Минске. Ты говоришь, что люди называют уже Беларусь Северной Кореей. А я тебе скажу, что Северная Корея указывает на нас пальцем и говорит: Вы же не хотите, чтобы было так, как в Беларуси? Нет – в «Белоруссии». Потому что Беларусь сейчас здесь – в Литве и Польше, а я уехал из «Белоруссии». И что самое интересное, за то время, которое я находился в Минске, я там не увидел на улице ни одного представителя органов в форме. Наверное, они ходят сейчас только в штатском и прячутся…
Обычные люди? О политической части жизни они не разговаривают вообще, даже не думают о ней, потому что опасаются за свою жизнь. А вот о военных действиях в Украине говорят, и говорят в негативном тоне. В смысле, люди против войны. И боятся, что Россия придет и к нам. Хотя чего тут бояться, если Россия уже у нас. А вообще, 70 % людей живут так же, как жили 100 или 200 лет назад. И политика их якобы не интересует. И, в принципе, если завтра будет принят закон о возвращении погони и БЧБ-флага, они в тот же день повесят эти символы у себя дома и через какое-то время начнут говорить по-беларусски. Я так думаю.
И еще наблюдение на этот счет. Когда Россия напала на Украину, вдруг люди, которые никогда не говорили по-беларусски, начали говорить на белорусском. Это не выдумка. Я слышал и видел. И был удивлен. Мы в Беларуси, и это наш язык, говорят они…»
«Я не считаю себя героем»
«Нет, я не считаю себя героем, не чувствую себя героем. Очень удивился, что Андрей Курейчик назвал меня так. Я не считаю себя лучшим или лучшим и ни в коем случае не считаю, что мои суждения правильнее других взглядов. Просто я не боюсь высказывать свое мнение, а уже дело людей, как к нему относиться. Если кто-то другой ставит меня в пример, я польщен. А если кто начинает критиковать – прислушиваюсь, потому что, возможно, где-то не прав.
Но это не касается Азаренка и «Желтых сливов», ведь оттуда – не критика, а просто оскорбления и унижения».
Лозунг «Яднайся!» актуален
«Очень актуальнен. К сожалению, не успел приехать на мероприятие с названием «Яднайся» в Варшаву. Интересно, я всегда говорил, что первый лозунг, за который я сидел, был «Своих не бросаем». Солидарность – главное оружие. Объединяйся – и тогда мы победим. Там, в Варшаве, выступила не одна сила, как я понимаю, там выступили представители разных движений и партий. И эта попытка объединиться не может не радовать.
Если мы выработаем общую программу и начнем действовать в одном русле, не будем поддаваться собственным амбициям и эмоциям, не будем поддаваться на провокации тех, кто работает на режим или по глупости говорит то, что нас разъединяет, – тогда только победим.
Когда коммунисты, социалисты, анархисты и так далее объединятся и станут одним кулаком. Это главное.
А что о сновидениях? А, да. И тогда нам перестанут сниться в Вильнюсе или Варшаве зимние сны о Беларуси, в которых мы строим оборонительные стены. Ведь если объединимся и победим – в Беларусь придет настоящая весна. Все, что я хочу от всего сердца. А прежде всего – скорейшего освобождения из тюрем наших родных и близких. Все будет хорошо!»
Илья Миронов – волонтер, музыкант, организатор концертов из Гомеля. Автор знаменитой инициативы «Пишите письма», в рамках кампании сам написал более 3000 писем политзаключенным. Был задержан в сентябре 2021 года и осужден на полтора года колонии за «дискредитацию Республики Беларусь» (ст. 369-1 УК). Освобожден в зале суда в октябре 2022 года, так как полностью отбыл назначенный срок в СИЗО Гомеля. По освобождению 5 раз задерживался. По административным делам (ст. 19.11 КоАП) провел за решеткой 58 суток. 11 июня 2023 года был вынужден покинуть Беларусь.
Дмитрий Мираш / АА belsat.eu
