Бывший председатель Верховного совета в эксклюзивном интервью belsat.eu рассказал, почему в 1996 году Верховный совет не остановил Лукашенко и как рекомендательные результаты референдума стали обязательными.
– Почему Верховный совет принял предложение президента о референдуме, и могли ли парламентарии этого не делать?
– Ещё в 1994 году, после инагурации Лукашенко пришёл к нам в Верховный совет и заявил просьбу о принятии решения о придании его указам законодательной силы. Мы посоветовались, открыли Конституцию 1994 года, и показали ему, что единственным законодательным органом страны является Верховный совет, а вносить изменения в Конституцию мы не можем. Конечно, он на нас обиделся, но ничего сделать не мог.
Годовщина Декларации о суверенитете, митинг на проспекте Скорины. Фото vytoki.net
Затем, уже в 1996 году, от него поступило конкретное предложение о внесении дополнений и изменений в Конституцию о предоставлении его указам законодательной силы. Комиссия это заявление рассмотрела, и пришла к выводу, что принять это невозможно – это нарушение всех норм и правил.
Ума у нас тогда, конечно, не хватило, создать какую-то комиссию, потянуть время, и мы ему сразу отказали. После чего он и внёс предложение о референдуме.
И он это право имел, и он там ничего не нарушил, и действовал в соответствие с Конституцией. И мы не могли ему ни отказать, ни даже редактировать его вопросы, потому что это было его право. Мы обязаны были определить дату проведения – вот и вся наша миссия. А отказать мы не могли. Он просил провести 7-го ноября, и, наверное, это был отводящий маневр, чтобы отвлечь внимание всех от вопросов к дате.
Единственное, что мы могли сделать – возбудить ходатайство перед Конституционным судом, чтобы тот дал заключение: изменения в Конституции должны носить обязательный характер или совещательный? Суд принял решение о том, что эти вопросы могут быть только совещательными. И в бюллетенях тогда это указывалось. И президент с этим был согласен. А после референдума всё это поменялось. И совещательное всё стало обязательным.
– Много говорилось о массовых фальсификациях на референдуме – как реальное положение вещей соотносилось с официальными цифрами?
– По заявлениям бывшего председателя ЦИК Гончара, референдум готовился и проводился с огромными нарушениями. Он заявлял, что ЦИК, без его ведома и участия, где-то изготавливает бюллетени. Он не знал, где и за какие средства, как, в каком количестве, как развозились по участковым комиссиям – всё делалось какими-то скрытыми ходами. За несколько дней до референдума он заявил, что протокол не подпишет. Конечно, это было смелое и отчаянное, но ненормальное и поспешное политическое решение – нужно было дождаться конца референдума. Но он не думал, что так с ним поступят – служба безопасности президента взяла его за руки-ноги, и выкинула из избиркома, поставив другую (Ермошину – прим.ред.).
Тогда и жук, и жаба кричали о всевозможных нарушениях, но власть не обращала на это никакого внимания и шла напролом.
– После того, как был распущен Верховный совет, какие у вас были эмоции?
-Мы чувствовали себя униженными, оскорблёнными, самым грубым образом обманутыми. Но мы не собирались вдаваться в упадничество и уходить – до 2000-го года и дальше часть нашего парламента работала в новом формате. Конечно, мы не имели законодательных полномочий, но мы собирались, проводили собрания, обсуждали вопросы… У этой группы изгнанных и неподчинённых депутатов сохранилась воля к сопротивлению и объединению.
– Однажды Вы сказали, что действующая Конституция по своей демократичности ни в какое сравнение не идёт даже с вариантом времён СССР – почему?
- Те Конституции были довольно демократичными – там всё прописывалось, права и свободы декларировались. А в редакции 1996 года этого нет: нет функции разделения властей, на первом месте президент и его власть. Там от президента стали отрастать три ветки власти – исполнительная, законодательная и судебная – это вообще что-то новое. А в советских Конституциях 6-я статья закрепляла власть не за одним человеком, а за партией – это была тоталитарная власть тоже, но 20-миллионной партии, а не одного человека.
– В память о годовщине референдума Николай Статкевич провёл акцию – что Вы об этом думаете?
– Акции, наверное, нужны, они должны проводиться – народ должен высказывать своё мнение. Но если акции делаются для того, чтобы немножко пропиарить самих организаторов – это одно, если всё идёт из народа – это другое.
- Как Вам кажется, эта такая акция могла бы идти от народа?
– Думаю, что нет. Ну, сколько было на этой акции людей? Думаю, очень мало – о каком народе мы здесь можем говорить? Наши люди десятилетиями воспитывались в системе того, что Конституция есть Конституция – она декларирует права и так далее, но жизнь есть жизни, и люди по Конституции – даже по этой – не живут. Они живут по указам и приказам.
-В 1997 году за участие в митинге в защиту Конституции-94 Вы были оштрафованы на 800 долларов, у Вас отобрали адвокатскую лицензию – почему сегодня в оппозиции никто не говорит о той Конституции?
– Оппозиция, отказавшись от борьбы за Конституцию в редакции 1994-го, очень много потеряла. И где-то в 2005-06 годах Конституцию перестали вспоминать – как будто её и нет, как будто всех и устраивает новая её редакция.
Я говорил, напоминал, старался, но один я много сделать не мог. Почему-то все от неё отвернулись, даже те, кто её разрабатывал. Вспоминает кто-то иногда, но чтобы сражаться за Конституцию – всё как-то заглохло.
– Лукашенко успешно переигрывает, не считаясь ни с по-прежнему объединяющейся оппозицией, ни с санкциями и рекомендациями международных организаций. Почему?
– В мире сейчас совсем другое время. И Лукашенко в этих вопросах далеко не единственный. Возьмите все республики на постсоветском пространстве – и в России то же самое происходит, и везде – где-то тоньше, где-то хитрее. Возьмите азиатские республики – всё то же самое происходит. Время такое. И никто ничего сделать не может. Запад и Европа, что бы они ни делали, скажут: «Ваш народ так решил – и живите». И никто ни за кого не придёт менять власть, не принесёт перемены – хотите так жить, значит, живите. Могут говорить, осуждать, принимать заявления – не более. И им мы уже все надоели совсем, они на нас уже смотреть не могут, мне так кажется…
– Лукашенко – сильный политик?
– Я бы сказал, что Лукашенко – сильная, харизматическая личность. Но я отношу его к талантливым и большим популистам.
– Чем было бы органично заниматься талантливому большому популисту?
– Популизм в международной политике сегодня довольно моден. Уровень политиков резко пошёл вниз. Мы сегодня слышим руководителей больших и малых стран, которые опускаются до очень низкого уровня – раньше это было невозможно. И Хрущёв, снявший ботинок и стучавший им по трибунам – это было ого-го. А сегодня это – детская шалость, в сравнение с тем, что делают отдельные руководители.
Мир поменялся, к сожалению, не в лучшую сторону – руководители потеряли моральный и идеологический уровень примерности для своего народа. Перешли на какой-то практицизм. Деньги, деньги, кредиты любым путём, где угодно, со своих или с чужих, обман или не обман – лишь бы была выгода. И это не только у нас, а везде.
Евгений Балинский, belsat.eu