Корреспондент «Белсата», Ядвига Бурштынова, прочитала роман «Маргиналис» и пригласила автора на откровенный разговор, в котором нашлось место неудобным вопросам, и даже жаркому спору насчет преувеличенной жестокости романа.
Кирилл, какое значение имеет название романа – «Маргиналис»?
Маргиналии – это поля книги. Раньше они отделывались рисунками и различными узорами. Сейчас на полях читатель может оставлять свои комментарии, мысли, эмоции, идеи. Таким образом, эти поля иногда становятся более значимыми и важными, чем сам текст. И эти записи, сделанные на полях, становятся еще более важными, если, например, их сделал известный человек. Заметки на полях превращаются в самостоятельный автономный текст, который может попасть в публичное пространство. Название «Маргиналис» лежит в концепции книги. Роман не имеет классической структуры. Когда я писал его, то как раз хотел охватить поля – те события и тех героев, не являющихся центральной частью, главной, вокруг которой разворачиваются события произведения. Поэтому в тексте много героев, географических точек. К тому же, произведение охватывает несколько веков, в которых нужно не заблудиться.
Как раз читала твой роман с карандашом в руках. Не только подчеркивала важные моменты в книге, на которые следует обратить внимание, но и записывала свои эмоции. Они менялись так же быстро, как и события, описанные в произведении. На 13 странице почувствовала давление пространства твоего «Маргиналиса» и преувеличенную скорость развития событий. На 20 странице я была в отчаянии. На 51 мне хотелось закрыть книгу и больше ее не открывать. На 55 меня бы стошнило, если бы я все же не сделала перерыв в чтении. Кирилл, зачем ты так издеваешься над своим читателем?
По правде, это издевательство только для тебя, так как у других читателей, с которыми я разговаривал, не возникало таких эмоций. Есть разные читатели, и у каждого разный уровень комфорта чтения текстов. Может быть, некоторым нужен автор, который будет вести их за ручку. Поэтому в моменты, когда открывается слишком много пространства и появляется свобода, кто-то чувствует себя некомфортно. Но с другой стороны, этот момент нивелируется тем, что сейчас медийное пространство очень насыщено информацией, которая мелькает перед глазами. Читатель нового поколения, с «клиповым сознанием», более привычен к этому, чем читатель-консерватор.
Множество событий в романе – это попытка запутать читателя, чтобы он не ждал от автора помощи, а пытался самостоятельно справиться с моим текстом, который является вызовом.
Кто-то, может быть, не замечает этого вызова, поэтому ему вполне комфортно читать написанное. Твои негативные эмоции воспринимаю как позитивный показатель. Ведь, если художественное произведение вызывает определенные эмоции, даже не положительные, это хорошо. Значит, автор достиг своей цели – повлиял на читателя.
В атмосфере страха и террора
«Повсюду были сотни трупов взрослых и детей. Тела лежали так плотно, что на них невозможно было не наступить. <…> По всему телу тек пот, руки трясло, к горлу подступило и его стошнило прямо на лицо мертвого младенца. Шатаясь и дрожа, Карлос осторожно ступал на тело».
Кирилл Стаселька, «Маргиналис».
На протяжении всего романа я чувствовала, как автор манипулирует моим настроением. В первой своей книге «Детский манифест», в рассказе «Заметки экспериментатора», ты сделал эксперимент над другим лицом, над героем рассказа. Там, пользуясь психологическими фокусами, начал управлять им. А во второй книге, в романе «Маргиналис» делаешь эксперимент уже над читателем?
В «Детском манифесте» все тексты пессимистичны, без счастливого конца. С одной стороны, хочу оставить более-менее открытую концовку, с другой стороны не хочу, чтобы тексты были очень комфортными, теплыми или веселыми. Ведь тогда они избалуют читателя, который после прочтения произведений почувствует тепло в душе, попьет чая, посмотрит, как красиво падает снег.
Положительные эмоции читателя это разве плохо?
В первой книге я хотел наоборот, вызвать негативные чувства. Если автор вырывает читателя из зоны комфорта, больше шансов, что читатель продумает определенные вещи. Что касается «Маргиналиса», то здесь сюжетно так сложилось, что все герои, кроме одного, умирают. Роман и книга, о которой идет в нем речь – это зеркало для читателя. По сути, герои пытались бороться с той загадочной книгой, сделать все, чтобы разгадать ее, хотя это было невозможно изначально. Однако, все равно жертвовали своей жизнью и проигрывали. И только один герой, в конце книги, понял, что нужно стремиться разгадать не книгу, а самого себя, обратить внимание на себя. Таким образом, в тексте состоялся самоанализ персонажа. Что касается читателей, то те из них проиграли, как и герои романа, кто пытался найти разгадки снаружи, хотя надо было смотреть внутрь самого себя.
Предлагаешь читать про убийства, пытки, про изнасилование девушки, которое описываешь на нескольких страницах. Почему-то в аннотации про эти ужасы, разворачивающиеся на протяжении всего твоего романа – ни слова. А только о насыщенном и захватывающем философском романе. Как читатель, который сознательно не согласен на поглощение информации такого рода, чувствую себя обманутой.
Мне не кажется, что книга насыщена насилием и жестокостью, хотя они там действительно присутствуют. Я выделю две действия – описание изнасилования и пребывание одного из героев в секте. Если говорить о романе целиком, не такие уж и жесткие там описании. Для меня пессимистические концовки – катализатор вдохновения. На ошибках и фрустрации героев книги, читатель может поискать вдохновение для своей собственной жизни.
Люди настолько привыкли к жестокости, которую транслируют различные медиа и искусства, что уже не воспринимают всерьез последствия ее тиражирования. Ты чувствуешь ответственность за написанное слово, за то, чем оно отзовется в обществе?
Я считаю, что это свобода человека – смотреть или не смотреть теракты и насилие. Человек может самостоятельно определять свой предел допустимого поглощения информации. Другие лица, кто уже прочитал мой роман и поделился со мной впечатлениями, не акцентируя внимание на жестокости, они просто не замечают ее. В сегодняшнем мире люди стали меньше чувствительны к эмоциям, как негативным, так и позитивным. Ведь трагического и комического вокруг нас, в том числе в СМИ, – слишком много.
Родные корни
«Со временем я понял: ничто не вечно. Это естественный ход истории. Языки, культуры, государства, события и память о них со временем исчезают, как и сами люди. <…> А жизнь человека, человеческая история – лишь малая часть того, что существует вокруг. И когда-нибудь это все исчезнет. Перед лицом вселенной, перед лицом вечности и бесконечности мы – ничто».
Кирилл Стаселька, «Маргиналис».
Кирилл, в чем особенность твоего романа «Маргиналис» в контексте белорусской литературы?
Мне кажется, что особенность в экспериментальности, в частности в сюжетно-структурной. Белорусские авторы пишут преимущественно о Беларуси, действия в их произведениях происходят в родной стране. Мне же всегда хочется охватить более широкий контекст, взяв разные географические точки, например.
Однако, ты все же вспоминаешь о Беларуси. Рассуждаешь о смерти корней и родного языка.
Мы слишком много тратим сил на пустое нарекание и жалость к себе. Мол, мы такие особенные в своем плохом языковом положении. Нет, потому что каждые две недели в мире «умирает» один язык. А за историю исчезло около 9 тысяч языков. Поэтому, у нас пока еще не все так плохо.
В своем романе я показал, как язык исчезает, когда у его носителей исчезает общая цель. Общая цель – это взгляд вперед, а не нарекание на прошлое. Плакаться и жаловаться, как все плохо не стоит. Давайте лучше популяризировать родной язык, говорить на нем. Не для каждого язык есть ценность, потому и борются за нее не все.
Как писатель, что предлагаешь делать белорусам с языковым вопросом?
Я пользуюсь белорусским языком, для меня – это ценность. Однако, я не хочу что-то предлагать и тем более навязывать свои мысли людям. Для этого хватает языковедов и промоутеров.
Вопрос о чистоте твоего языка. В романе много русизмов, опечаток и других недостатков, которые не исправили корректор и редактор. По-моему, слово, которое попадает к читателю, требует более бережного отношения к себе.
Опечатка были и в первой книге «Детский манифест», но в меньшем количестве по сравнению с романом «Маргиналис». Наверное, так произошло из-за того, что вторую книгу корректировал и редактировал один человек. Думаю, эти вопросы уже к издательству. Как молодой автор, не могу же сразу правильно писать. Для того и пишу, чтобы учиться выражать свои мысли. Идеальным сразу ничего не появляется. К успеху есть определенный путь.
Не кажется ли тебе, что читатель заслуживает звучания более яркого и чистого белорусского языка?
Может и заслуживает. Это у читателя надо спросить (смеется). Можно написать коллективное письмо издателю, попросить его более внимательно относиться к редактированию книг. Я считаю, что несложный язык, которым написан роман, это «плюс» для непривычных к белорусскоязычной литературе, читателей. Для них эта книга будет более понятна, чем язык с извращениями и элегантностями. Я не сторонник языкового цветения.
Ядвига Бурштынова, ИЧ, Belsat.eu
