Как пара антисоветчиков в 70-е спасла исторический центр Гродно


Когда возникла опасность появления на месте гродненского старого города огромного проспекта, Петр и Рая Бруенок решили действовать.

Деревянный особняк на улице Цегляной в гродненской Переселке. Название улицы никогда не переводили на русский: прямо писали «Цегляная» в русской транскрипции. Проходя рядом с аккуратными домиками межвоенной постройки, никогда не знаешь, что внутри: евроремонт, притон или… аутентичные старинные интерьеры с мебелью, которая помнит еще первых хозяев.

Чтобы попасть в квартиру четы Бруенок, нужно подняться на второй этаж. Дом бывшего польского чиновника после прихода «советов» разделили между двумя хозяевами. Отец Петра был советским офицером. На стенах в квартире висят его дипломы и грамоты (одна – за подписью Буденного), рядом – портрет Ворошилова, карандашный, отцовская работа.

На удивление, дети советских родителей нездешней крови полностью вписались в местный культурный ландшафт, полюбив этот город с барочными католическими божницами, мощеными улицами и западными веяниями из-над Неманом.

«Прибегает Петя, волосы дыбом…»

«В 1974 году прибегает Петя домой, – рассказывает Раиса Бруенок, – волосы дыбом, и говорит: представляешь, наши партийцы решили, что от минского первого секретаря партии до гродненского должен быть проложен широкий проспект

То естьснести добрую часть старого города с узкими улочками и соорудить на этом месте продолжение трассы Минск–Гродно. Сперва снести должны были Бригитский костел и одну сторону улицы Карла Маркса. Под ужасный план попадал и монастырь Рождества Богородицы.

Петр Витальевич, ранее педагог по классу скрипки, работал методистом в туристическом центре, а также был зачислен в Бюро пропаганды памятников истории и архитектуры при обществе «Знание», которое квартировало в Старом замке.

Раиса Владимировна была в декретном отпуске, так как родила в прошлом 1973-м году.

«Общество охраны памятников нормально работало, пока его не взяли под крыло обкомовцы, – разводит руками госпожа Раиса, – когда те начали говорить о проблемах памятников слишком громко, чиновники сделали их “своим голосом” – создали Бюро пропаганды памятников истории и архитектуры. А если они сами этим занимаются – то они всегда правы».

Надежды на местные власти не было, поэтому Бруенки написали письмо… министру культуры СССР Фурцевой. Это был август 74-го. Письмо вышло длинным, было там и о Бригитском монастыре, и о монастыре Рождества Богородицы, и о синагоге, которая также попадала под удар.

Если та же синагога или здание архива на площади Ленина относились к Министерству культуры, поэтому имели шанс сохраниться, то у других памятников шансов было гораздо меньше. Монастырь принадлежал ДОСААФ, там стояли мотоциклы. Бригитский костел – комбинату благоустройства города, а в комплексе монастыря размещался госпиталь для душевнобольных.

План сноса старого города и построения проспекта выглядел вполне реально: первой его жертвой стала колокольня бригитского костела, разместившаяся по другую сторону улицы от него. Сейчас от нее остались только фундаменты.

«Проспект остался на бумаге, архитектор нам так и не простил…»

Письмо стало началом целой цепочки переписки. После бумажных баталий о значимости исторического центра города начались тактические удары по организациям, на балансе которых находились те или иные памятники. На удивление, система… сработала, а может и наоборот – дала сбой.

Результат получился положительным: вопрос с проспектом был пересмотрен, а ДОСААФ с комбинатом благоустройства получили штрафы за то, что держат исторические здания в неподобающем состоянии.

В 1976-м архитектор области Пархута утвердил сегодняшний архитектурный план, который уже не предусматривал никакого помпезного проспекта на восточном направлении. По его словам, проспект заменили две относительно узкие улицы с односторонним движением: по Карла Маркса троллейбусы поднимались, а по Кирова – опускались. Так был достигнут компромисс.

«Но этот Пархута нам с Петей так и не смог простить, – улыбается Рая Владимировна, – ведь получилось, что мы виноваты в том, что он в городе не построил ничего грандиозного кромеоблисполкома. План же проспекта остался только на бумаге».

Во время разговора Петр Витальевич отчасти молчит, лишь иногда поправляет или уточняет отдельные слова жены. Раиса Владимировна держит рей:

«Прошло немного времени и нам аукнулось: меня понизили в должности, я уже была руководителем отдела программирования, мы писали «всесоюзную задачу» в нашем бюро. Ко мне подходили коллеги со словами: «Спеши медленнее!», то есть, не делай резких движений. Но мы молоды были!».

«Нас все называли антисоветчиками… »

Спрашиваю, жалели ли мои собеседники о том, что когда-то вступили в конфликт с местной властью из-за сохранения старого города.

«Бога Ради! – всплескивает руками Рая Владимировна. – Мы жили полноценной жизнью, у нас было очень много друзей… ».

«Друзей-евреев! – добавляет господин Петр. – Очень культурные люди. Благодаря им мы могли прочитать то, что не мог прочесть никто, того же Солженицына. Надо отдать должное, они всегда были в курсе всех дел».

На вопрос, считали себя Бруенки на то время диссидентами, версии супругов расходятся. Петр Витальевич говорит: «Конечно!», Рая Владимировна: «Не-ет! О чем ты говоришь?!» – Но после добавляет: «… хотя нас все и называли антисоветчиками. Нам всем не нравилось то, что здесь происходило».

«От таких, как мы, шла антисоветская пропаганда, – оживляется господин Петр, – мы слушали «вражеские голоса», после беседовали об этом. Слушали «Свободу», ее глушили, но лучше всего, насколько помню, было слышно Би-Би-Си».

«Мы были молоды, – снова повторяет Рая Владимировна, – поэтому нам все было интересно. Все, что дает возможность шире смотреть на мир, развиваться. В Союзе же всех хотели обрезать по стандарту. Это то же, что сидишь ты за бетонным забором, ничего не видишь, а хочется. Залез на дерево, чтобы взглянуть дальше – сразу антисоветчик!»

«… Сколько мы живем, столько боремся за этот город»

Делом со спасением бригитского монастыря перед гигантским проспектом все не закончилось. Когда встал вопрос о сносе здания архива на площади Ленина, Бруенки во всех обращениях ставили свои подписи. Когда власти вдруг захотели построить в Коложском парке ледовый дворец, который уничтожил бы кусок частного сектора межвоенной постройки, Бруенки снова поднимали шум.

«Откуда мы могли знать о каких-то планах или архитектурных проектах? – переспрашивает госпожа Рая. – Приходили друзья, знакомые, тот же Милинкевич. Разговаривали, предлагали, советовались, что делать. Мы с мужем формально не имели отношения ни к строительству, ни к архитектуре. Это исключительно общественная деятельность».

В течение разговора снова ловлю себя на мысли, что передо мной совсем нездешние люди, которые полюбили этот город намного больше, чем большинство местных. Среди чиновников и архитекторов, которые сносили Гродно в 2005–2008 через одного попадались сплошь здешние «францевичи» и обладатели фамилий на «-ски».

На что это влияло? Любили ли и знали ли они свою страну, историю, ландшафт или город был для них всего лишь административной абстракцией, совокупностью ЖЭСов, районов, улиц с жилплощадью?

«… Сколько мы живем, столько боремся за этот город, – говорит в конце Раиса. – Чтобы сохранить хотя бы то, что есть».

АК, belsat.eu

Новостная лента