Лауреат Нобелевской премии встретилась с украинскими журналистами.
Ниже приводим некоторые высказывания известной писательницы.
Теперь, когда я пытаюсь писать другую книгу, о любви, я открываю, что люди не могут об этом говорить. Поскольку мы все заложники культуры страданий. Любой может рассказать, как он страдал, как они страдали, что они сделали, а любовь – это какое-то мгновение.
Я как писатель отношусь к любви как к форме информации. Если литература является связью между людьми, то наша форма связи – это страдания. Если каждый из нас посмотрит на свою жизнь и вспомнит близких людей, то, пожалуй, вспомнит, что главные рассказы были о страданиях.
То, чем я занимаюсь 30 с лишним лет – это энциклопедия красной утопии. Когда мы в девяностые годы были романтиками, у нас началась государственность, еще не было войны. Нам казалось, что коммунизм умер. И когда я услышала среди своих друзей-интеллектуалов определенный скептицизм, мне казалось, что это невозможно, что это необратимо.
Хотя первые звоночки уже были: не было люстрации, декоммунизации. Почему я и думаю, что вы в последние годы, после второго Майдана, очень правильно делаете, что проводите эту декоммунизацию. Ее нужно проводить быстро, всенародно, ее нужно объяснять людям.
Потому что мы в Беларуси, России, где я собирала материал для своей книги, мы живем с ощущением поражения. То, на что мы надеялись, не произошло. Свободы мы не смогли добиться.
Почему эта тема? Мы, конечно, все военные люди. Когда я ехала сюда к вам, я думала, о чем говорить. Я по убеждениям пацифистка. Те страдания, проводником которых я была, они заставили меня вырваться из культуры, из нашей культуры войны, культуры борьбы, баррикад и прийти к ощущению, что превыше всего – человеческая жизнь.
Я даже когда писала письмо вашей Надежде Савченко, она в последний раз голодала, я писала: «Надежда, ты прекрасный человек, но останься жить. У тебя будет жизнь, ты еще докажешь, ты все еще сделаешь».
НМ, belsat.eu