«Я вижу несколько человек, но я не назову их фамилий, так как это опасно для них», – так на вопрос о белорусском Зеленском ответила писательница и Нобелевская лауреат Светлана Алексиевич. Что она думает о ликвидации крестов в Куропатах? Как оценивает Трампа, Зеленский и Пашиняна? Что думает о сериале «Чернобыль», сценарий которого основан на ее книгах? Интервью взяла Алина Ковшик накануне дня рождения писательницы, которой 31 мая исполнился 71 год.
Светлана, следите ли вы за политическими событиями? Какое из событий вас удивило в последнее время?
Конечно, Куропаты… То, как вытаскивали «крыжы». Представить себе, что в христианской стране это возможно… Это был такой уникальный памятник народный. Я много езжу по миру – ничего подобного я не видела. И вот это сделать… Мне казалось, что это какой-то очень плохой знак.
А из международных событий? То, что происходит и в мире, и также сказывается на нас.
Самое большое потрясение – это Трамп. Нам всегда казалось, что Америка – это очень сильная, непоколебимая демократия, и что такое невозможно. Но видно, этот коммунизм, которым я занималась 40 лет… Повсеместно произошел некий разврат людей. Коммунизм очень медленно умирает и очень опасно умирает, и никто из нас не знает, как надолго это и чем может кончиться. Это опасно всем, вплоть до фашизма.
То, что мы сейчас наблюдаем в постсоветских странах… Украина выбрала Зеленского, в Армении победил Пашинян… То есть постепенно назревает волна новых лидеров. Действительно ли мы созрели, дожили до того, что управлять нашими странами начнут люди с абсолютно новым опытом, без опыта страха и тоталитаризма, которые взрослели уже после развала Советского союза?
У меня есть надежда, что придет новое поколение, поколение молодых политиков, люди, у которых уже не только ракеты и подводные лодки в голове, которые совершенно иначе представляют мир, взаимоотношения между людьми и понимают, что действительно опасно сегодня для людей. Ведь мы видим, насколько очевидно, что начинается экологическая история, и именно природа будет главным нашим оппонентом в этой жизни. Поэтому жалко только, что Беларусь не будет той страной, мне так кажется, в которой появится свой Зеленский быстро. Этого Зеленского мы все должны выращивать, ждать.
А видите ли вы какие-то ростки? Есть ли среди тех, кто сейчас работает на независимую Беларусь, кто-то, кто имеет задатки на нашего Зеленского?
Я думаю, про это опасно сегодня говорить, поскольку наша власть уничтожит этого человека. Да, я вижу несколько людей, но я не назову их фамилии, поскольку это опасно для них.
К сожалению, страх – это существенная эмоция, которой руководствуются беларусы. Еще в 2014-м году вы написали эссе «Коллективный Путин». Мол, Путин живет в каждом из нас. Даже если бы он не выиграл, он и так есть. Изменилось ли что-то за эти годы? В какую сторону идем мы как люди, как народ?
Знаете, мне кажется… Иногда, как у всех, бывают минуты отчаяния… Но мне кажется, что все-таки на стороне добра все больше людей. Их гораздо больше, чем мы себе представляем. Нам кажется, что ничего не происходит, что это недвижимо. Чем дальше идет время, тем больше у меня появляется уверенность, что происходит какое-то накопление у людей. Они ездят, они смотрят – вот тебе Пашинян, вот тебе Зеленский. Это не проходит бесследно. Это такие знаки, что я даже не могу понять, совершенно будучи далека от политики, как этого не видят те, кто находится в большой политике: тот же Путин, тот же Лукашенко.
Теперь вопрос с совершенно другой стороны… Успели ли вы посмотреть сериал «Чернобыль»?
Нет, не успела. Мне самой интересно, хотя я приблизительно знаю, что они выбрали из моих книг. Мы это оговаривали. Но я хочу посмотреть, как это выглядит. Мне очень радостно, потому что есть много фильмов, сделанных по моим книгам, по Чернобылю в частности, и пьес очень много по всему миру… Но впервые такое, судя по сетям, единодушное потрясение от фильма. А так это проходит как-то вскользь.
Этот сериал, возможно, дал возможность вынести это в широкие массы, снова поднять эту тему. Я читала «Чернобыльскую молитву» еще в школе, для меня это было абсолютным катарсисом. Помню, что плакала, реально плакала над этой книгой, а теперь это имеют возможность почувствовать люди, которые, может быть, никогда не имели возможности прикоснуться к этой страшной катастрофе.
Мне очень жалко, что это не сделали наши кинематографисты. Я очень хотела, чтобы это сделали в России, или в Беларуси, или в Украине. И мне было жалко, что никто этого не сделал.
А может, с другой стороны, они были более объективными?
Я не знаю, были ли они объективными… Позволяла ли бы наша культура посмотреть на это со стороны, с тем опытом культурных навыков, которые есть в американской и английской нации. Там это тоже очень важно. Я помню свои ощущения, когда я работала над этой книгой. Это было понимание того, что это совершенно новое, нет ответов, не хватает этих знаков нашей культуры, надо где-то искать, где-то додумываться до каких-то вещей впервые. Но может быть, хорошо, что это сделали другие нации.
Мы с вами сегодня много говорили о страхе, о тоталитаризме, но книга, над которой вы работаете сейчас, о любви. Когда стоит ее ждать?
Знаете, все говорят: ах, почему любовь, вы уже сдались? Я не сдалась. Что касается социальных тем, социального проекта, мне кажется, что я высказала все, что хотела, что понимаю, что могу. Меня стали больше интересовать экзистенциальные вещи – вот любовь и про смерть еще одна книга. К сожалению, я подолгу работаю, так что это долгая работа, даже не знаю, когда она кончится.
31 мая у вас день рождения. Какой подарок был бы для вас cамым лучшим?
Знаете, недавно я шла по улице. Вдруг подходит ко мне какая-то женщина, обнимает и говорит: «Я вас люблю». И пошла. А иногда я выхожу на улицу по каким-то делам, вот недавно была в «Новой Европе» – у нас есть такой магазин… Одна женщина подошла, мужчина, и все говорят: мы вас читаем, мы вас любим. Это лучшие подарки.
Интервью вышло в программе «Просвет» 31.05.2019
