Алесь Дудар – белорусский поэт, которому сегодня исполняется 115 лет – одна из самых трагических фигур на нашем культурном литературном поле, и не только из-за того, что погиб во время сталинского террора.
Он очень хотел быть одним из лидеров отечественной поэзии 20-х годов – и ничего не мог сделать, чтобы избавиться от творческого подражательство – находился под влиянием таких взаимоисключающих поэтов, как, эстет Максим Богданович и звезда пролетарского рифмоплётства Андрей Александрович.
Мечтал сказать новое слово в прозе (издал сборник рассказов «Марсельеза», 1927 г.), но и здесь был скорее «мастером школы Михася Зарецкого», чем самостоятельным прозаиком.
Хотел (на этот раз – влияние Тишки Гартного) стать белорусским Белинским, написав под псевдонимом Тодор Глубокский книгу критики «Про наши литературные дела» (1928 г.), но чрезмерная тенденциозность некоторых статей приближалп его к таким «могильщикам белорусской литературы», как Лукаш Бендэ и Алесь Кучер.
Много переводил. Был первым, кто переложил на белорусский язык роман в стихах «Евгений Онегин», но эта уникальная работа пропадает в тени аналогичного (блестящего!) перевода Аркадия Кулешова.
Хотел быть не только большим творцом, но и настоящим героем в реальной жизни. В 1928 году создает антисоветское стихотворение «Пасеклі край наш папалам…» (и здесь, опять же отметим, что делает это после того, как Владимир Дубовка создает свое оппозиционное советскому образу стихотворное выражение «За ўсе краі…»). Но, но… Через три года, после того как Дудар вернулся из ссылки (которая сберегла его, кстати, от первой волны репрессий в 1930-м), после того, как увидел, что большая половина литературных товарищей была арестована, то страх повторить их судьбу заставляет сочинить болезненное и покаянное стихотворение «Письмо редактору».
Тогда, возможно, Алесь Дудар и недостоин того, чтобы о нем вспоминали, так как ничем на самом деле не отличился в белорусскй литературы?
Уже сами его хаотические и мучительные творческие шатания, конвульсивные поиски собственного стиля, голоса – создают то необходимое напряжение, которое делает написанное им достаточно интересным для прочтения.
В поэзии Алеся Дудара можно найти настоящие бриллианты, собранные в книгах «Сонечнымі сцежкамі» (1925 г.), «…Ізалацісьцей, і сталёвей…» (1926 г.). Перечитываешь эти сборники и удивляешься, как после целой серии кричаще-неуклюжих, иногда лишенных смысла, беспомощных рифмовок, Алесь Дудар превращается в поэта строго классицистического рода, в творчестве которого царит гармония, совершенство ритма и рифмы.
Короткий классицистической период Алеся Дудара (1925/26 гг.) – это хоть какая-то попытка сохраниться, задержаться, сосредоточиться на чем-то важном, существенном.
Алесь Дудар спасался Максимом Богдановичем. Возможно, хотел быть на него похожим.
Советская действительность, как зверинец, где трудно и даже невозможно сохранить до конца свое творческое «я», где нет четких правил игры – пожалуй, что так воспринимал Алесь Дудар то время, в котором жил – отсюда и болезненный разлад, удивительная эклектика, которой проникнуто его неоднозначное творчество.
Он, человек большой культуры (знал несколько языков, обладал энциклопедическими знаниями, собрал прекрасную библиотеку) имел все данные, чтобы стать вторым Максимом Богдановичем, но без достаточной твердости характера и воли, поддавался влияниям, не умел сосредоточиться на чем-то одном, неоднократно был положен на лопатки, но и находил в себе силы каждый раз подниматься заново, для нового поединка.
Сергей Пилипченя/АА belsat.eu
