Шляхтич с дешёвым вином, Купалиха с конфетами и стихи Коласа на родине Янки Купалы


Где обычно кипит жизнь в деревне? Известное дело, в магазине. Чтобы услышать мелодичный и сочный белорусский язык из уст земляков Янки Купалы в Вязынке, мы для начала направились в магазин.

Добры дзень! – полные радости и энтузиазма поприветствовали мы  привлекательную продавщицу среднего возраста.

Здравствуйте! – таким было первое слово, услышанное нами на родине одного из самых знаменитых представителей нашей культуры.

– Ці шануюць тут людзі паэта? Ці памятаюць пра яго? (А почитают ли здесь люди поэта? Помнят ли о нём?)

Вы знаете, я по-белорусски не очень, – виновато объясняется продавщица. – Я сама из Минска. Когда-то, когда училась в школе, нас привозили сюда на экскурсии, но у меня с белорусским языком всегда были проблемы. Не давался мне этот предмет…

Поблагодарив, мы вышли из магазина и сели передохнуть на лавочке.

Гуд морнинг, – увидев незнакомых, поприветствовал нас по–иностранному мужчина в серой майке.

Прывітанне, – приветливо ответили мы.

О! Вы гаворыце па-беларуску? – с удивлением спросил мужчина с выговором будто из Нижнего Новгорода. – В музей Купалы приехали? Я сам, как и он, из шляхты. Мой дед был родичем пану Пшадетскому, у которого арендовали землю родители Купалы. Когда я был маленьким, то сюда приезжали бульдозеры корчевать липы в аллее. Я ложился под те тракторы, чтобы они не ехали…, – мужчина на минуту задумался. – Ё**ные козлы! – взорвался наш знакомец неожиданной злостью. Воспоминания, похоже, вызвали волну неконтролируемых эмоций. – Подождите, я вам расскажу такое, чего не говорят на всяких там экскурсиях, – кивнул житель Вязынки в сторону дома-музея Купалы. – Заскочу только в магазин за «чернилом».

Вдруг из-за угла магазина выскочил ещё один мужчина с обнажённым торсом и обвисшим животом. За спиной нашего собеседника без единого слова он начал дикий танец, выгибая бёдра, притопывая и махая руками. Танцор весело и с лёгкой издёвкой улыбался, время от времени кивая на потомка местной шляхты и подмигивая одним глазом в нашу сторону. Из магазина вышла на ступеньки заинтересованная происходящим продавщица:

Андрей, что тут делаешь? Чего пристаёшь к клиентам?

Я – пшек, я – шляхта, – разволновался потомок местной аристократии.

Какая ты там шляхта, ты – алкоголик, – поставила свой диагноз женщина.

Подождите, – попросил ещё раз его светлость и направился в магазин за тем, за чем сюда и пришёл.

Не слушайте его, идите в музей, там вам всё расскажут, – посоветовала нам тихонько продавщица, вероятно беспокоясь, что её постоянный клиент может испортить имидж деревни. 

Мы подхватились с лавочки и пошли как можно скорее в сторону музея. Оглянувшись назад спустя несколько сотен метров, мы заметили, что Андрей что-то нам кричал и махал рукой со ступенек магазина. Мы лишь прибавили шагу.

В доме-музее Янки Купалы мы впервые в Вязынке услышали белорусский язык.

«Среди всех экспонатов всего три вещи принадлежали семье Купалы: рога, которыми украшали стену, зеркало и кресло, – рассказала нам сотрудница музея. – Поэта убили в Москве, вероятно, представители НКВД. До сих пор архивы со свидетельствами его смерти засекречены. Мы ждём, когда наконец-то представят те документы»

Запечатлев экспонаты фотоаппаратом и купив сувениры, мы направились осматривать шляхетские палисадники. Там над высокой некошеной травою будто плыла голова нашего недавнего товарища из-под магазина – его тело скрывала зелень. Казалось, голова жила своей отдельной жизнью, не обращая на нас никакого внимания, одиноко отхлёбывая плодово-ягодное и жмурясь от удовольствия. 

Мы отправились на поиски белорускости дальше. Но Вязынка будто вымерла. Лишь спустя некоторое время мы заметили женщину, которая поливала огурцы на грядках.

            – Добры дзень!

            – Добры дзень! – искренне и по-белорусски ответила нам женщина.

            – Нарэшце, – обрадовались мы белорусской речи. – Ці вы памятаеце якую песню старую, прыказку ці прымаўку? Хацелася б пачуць штосьці цікавае на радзіме класіка. (Наконец-то! Может вы помните какую-нибудь песню старую, пословицу или поговорку? Хотелось бы услышать что-нибудь интересное на родине классика).

Женщина задумалась, потёрла рукой затылок:

            – Нічога не памятаю. Што бацькі ведалі некалі ды казалі, то я ад іх не вучылася. (Ничего не помню. Что родители знали когда–то да говорили, то я от них не училась).

            – Дык, можа, вы нас скіруеце да некага, хто ў вас самы красамоўны ў вёсцы? (Так, может, вы нас направите к кому-нибудь, кто у вас самый красноречивый в деревне?)

Через дворы женщина повела нас к соседней хате, около которой стоял с тростью старик в гимнастёрке.

          – Это дядя Витя, мой крёстный, – представила нам его женщина. – Ему уже 90 лет, может, он будет что–нибудь знать.

Дедушка, однако, тоже отрицательно покачал головой.

            – Когда-то я служил в польской армии, потому что Вязынка до войны была под Польшей – об этом мог бы рассказать. А поговорок-то я не знаю совсем. В войну мы все были поляками, потому что хотели в польскую армию идти. Советы забирали наших людей в штрафные батальоны. Не дай Бог, кто туда попал, их сразу на передовую давали, – вспомнил дедушка. – Пословицы там разные – это больше женское дело. 

К нашей группке подошла ещё одна любопытствующая жительница Вязынки.

            –Не учили нас в школе поговоркам, а только всё о Ленине и партии, – рассказала женщина, которая всю жизнь отработала агрономом в Вязынке, хотя сама родом из-под Воложина.

            – Але мы зараз не пра гэта. Можа хоць нейкі верш Купалы згадаеце – ваш любімы. (Но мы сейчас не об этом. Может, хоть стихотворение Купалы вспомните – ваше любимое), – не сдавались мы.

            – Хм. «Мой родны кут як ты мне мілы, забыць цябе не маю сілы…», – агроном.

          – Дык гэта ж Колас!… Можа, усё ж, якую показку мясцовую, песню, загадку, хоць нешта ўспомніце, каб запісаць на памяць.(Да это же Колас!.. Может, всё–таки, какую побасенку местную, песню, загадку, хоть что–нибудь вспомните, чтоб записать на память).

            Все наши собеседники глубоко задумались.

            – Что ж тут можно такое рассказать? – явно смущённая забеспокоилась женщина, которую мы встретили первой. – Могу вам о Купалихе рассказать. Как была я малая, то, помню, к нам приезжала Купалиха, жена Купалы-покойника, мы её тётка Владя называли. Она привозила детям в нашу школу конфеты, печенье большими ящиками. Она свою  родственницу воспитывала, над молодёжью в техникуме шефство брала. Много людям она помогала. А была такой простой женщиной. Благодаря ей и музей сделали.

Невольно мы вспомнили фотографии из музея, на которых супруга Янки Купалы, увешанная медалями, разговаривала с жителями Вязынки. Она, наверняка, должна была играть, хвалить партию, улыбаться коммунистическим чиновникам, хотя, вероятно, подозревала, что они были причастны к смерти её мужа. 

Попрощавшись с земляками Купалы, которые так и не вспомнили ни одной старой белорусской пословицы, мы двинулись на деревенское кладбище. Все надписи на памятниках, которые мы увидели, были по-русски. Рядом на мусорной куче лежали выброшенные кресты, которые, казалось, символизировали отверженную и вытесненную из сердца белорускость.

Виктор Шукелович, Якуб Бернат, belsat.eu

Новостная лента