Сфабрикованные дела, бесчеловечные пытки. Как Советы уничтожали белорусскую культуру. Часть 1


Три четверти белорусских писателей и поэтов было репрессировано во времена сталинского террора. В 1937-м году в отношении белорусской интеллигенции НКВД сфабриковали дело о создании ими национал-фашистской организации с целью уничтожить советскую власть в Беларуси. Стреляли людей, жгли рукописи и книги, уничтожали все, что имело отношение к белорускости. Belsat.eu имел возможность увидеть протоколы допросов арестованных и расстрелянных в 37-м году белорусских литераторов.

Ребят ставили на колени, пропускали между пальцев карандаш и сжимали руку. Израиль Леплевский, нарком НКВД в Минске, лично присутствовал на допросе и, осознавая значимость дела, важно спрашивал: «Признаете, что состояли в фашистской организации?». Пальцы подследственному сжимали сильнее. «Признаете, что хотели отлучить Беларусь от Советского союза и присоединиться к капиталистическому Западу?».

30 июля 1937 года вышел приказ НКВД об операции по уничтожению «антисоветских элементов», который открыл путь ужасным сталинским репрессиям. 1 августа 1937 года во внутреннем дворике «американки» в Минске в огне горели рукописи белорусских писателей.

Протоколы под копирку



Избитые до полусмерти арестованы подписывали все обвинения, а на следующий день отказывались от них.

Согласно протоколам допросов, белорусских писателей и поэтов в 1937-м году обвинили в подготовке вооруженного восстания, планах взорвать здание

Союза писателей БССР и установить в Беларуси фашистский режим. Копии протоколов собирал Леонид Моряков, племянник репрессированного писателя Валерия Макарова, автор справочника «Репрессированные общественные и культурные деятели Беларуси».
Из протокола допроса писателя Анатолия Вольного. Писатель признается в том, что является участником национал-демократической организации, которая ставит своей целью создание капиталистического государства с фашистской формой власти.

«Достаточно один раз прочитать эти протоколы, чтобы понять, что они написаны следователями, и даже не со слов подследственных. Все они были писатели, хорошо владели словом, да что говорить, эти чудовищные формулировки разве могли принадлежать литераторам? Да и посмотрите: протоколы повторяются, блоками, словами, выражениями, одно и то же в протоколах различных допросов» – говорит Анна Северинец, писательница, исследовательница белорусской литературы.

В протоколах допросов также называются имена коллег и соратников подследственных. Выглядит на бумаге, будто они сами сдавали друг друга, вытаскивая на связку новых арестованных. На практике же, написанные в протоколах имена давно были известны НКВД из их собственных источников. Подследственным задавали вопросы, с кем они учились в университете, с кем знакомы лично. Имена заносились в протокол и упомянутому человеку предъявлялось, что есть свидетель его принадлежности к национал-демократической организации.

«Они никого не сдавали, понимаете? Надо просто забыть эту формулировку касательно тех, кто прошел тот следовательный процесс. Это была просто бесчеловечная пытка. На поэтов и писателей вызывали самых жестоких следователей, так как по духу писатели были непреклонны. Алеся Дудара, например, с 1 по 3 ноября допрашивал сам Леплевский нарком НКВД. Подумайте о датах: 1 ноября арест, 3 ноября – протокол признательных показаний. Леплевский был известный зверь. Представьте себе, нарком, занятой человек, приходя на допросы, вел их, так как это было очень важное дело – уничтожение национальной интеллигенции. Поэтому не стеснялись в средствах. Люди после пыток уже и не видели и не знали, что подписывают», – говорит Анна Северинец.

Допрашивали писателей конвейером: один подследственный, несколько следователей. Подследственного «ставили на конвейер» и допрашивали двое, трое, пятеро суток, без еды, воды. Не давали ни сесть, ни спать. О подробностях пыток стало известно уже из протоколов допросов самих следователей. Их позже тоже расстреляли за жестокость и превышение полномочий.

Под каждым протоколом – акт об уничтожении литературы, книг, которые у арестованных забирали при обыске.

Акт об уничтожении всей литературы, изъятой при обыске у писателя Валерия
Морякова.

Случайных людей там не было

Писатели и интеллигенция, что попадали за решетку и под расстрел в 1937-м году, давно были «под шапкой» у НКВДшников. За ними следили с 1927-го года, с тех пор, как национальная идентичность народов СССР стало для Сталина угрозой его политическому курсу. Молодая белорусская интеллигенция в

напряжении и отчаянии наблюдала за тем, как перемены оборачивались в катастрофу для белорусской нации. Они надеялись, что революция принесет белорусам лучшее будущее, а она уничтожала их планы.

«В начале все они искренне восхваляли революцию. Более взрослые понимали, к чему это ведет, и видели другое развитие событий, как Купала, например. Но молодежь, которую расстреляли в 37-м, во время революции была в возрасте 17-25 лет. Это такое время, когда ты по природе своей жаждешь перемен. Все опротивевшее, старое, что видел в своей подневольной жизни белорус, рушится, и это хорошо», – рассказывает Анна Северинец.

Депрессивные настроения в среде белорусских писателей начались примерно в 1926-м году, когда самым предусмотрительным стало понятно, что национальный вопрос Сталин будет решать истреблением культур и языков. Из документов, которые чудом попали в общедоступные архивы, на это время известны по крайней мере две подробные докладные записки о националистических настроениях среди белорусской интеллигенции. Их написал один из так называемых экспертов по вопросам литературы при НКВД, брали с собой на обыски, которые присутствовали тайно или явно на встречах литераторов и пристально следили за тем, кто и что говорит.

В воспоминаниях Моисея Седнева, Евгения Тихоновича, Станиславы Плащинской, во многих свидетельствах есть фамилии таких агентов: Айзик Кучер, Эдуард Самуйлёнок, Лука Бенде. Все соцдемовские, контрреволюционные мысли, высказывания, записывались и складывались в стол, ждали своей поры. Соцдемовским, например, могло считаться стихотворение, где была строка типа «маці мая, Беларусь» или «мая радзіма Беларусь».

«Но наши ребята позволяли себе и гораздо большее. Они выступали в прессе, говорили, что нам не нужно «тыл» братской русской культуры. Почему мы пользуемся объедками своего восточного соседа, а не ставим свои пьесы, снимаем свои фильмы, а привозим сюда русскую культуру? Это открыто писали в прессе Михась Зарецкий и Алесь Дударь» – говорит Анна Северинец.

Алеся Дудара, Михася Зарецкого и Анатолия Вольного сделали самыми злостными националистами и руководителями так называемой национал-фашистской организации. Все были расстреляны осенью 1937. Знаменитый расстрельный «сталинский список» с их именами был подписан лично Сталиным еще до суда 15 сентября 1937 года.

Из «Дневника» Кузьмы Чорного.

«Их пытали очень жестко, но я действительно не очень понимаю, зачем. Все, что нужно было для приговора, следователи пазаписывали в протоколы без всяких допросов. Потом уже, когда судили следователей, были показания, что следователь Быховский, например, писал фальшивые протоколы, и только потом вызвал подследственного, чтобы выбить из него не показания даже – одну подпись. А потом – только расстрел, ведь как минимум нельзя было оставлять свидетелей того, что там, в тюрьме, делалось. Стреляли всех, так как знали, что если есть национальная интеллигенция, дай им хоть маленькую возможность, они будут развиваться, что-то делать» – говорит Анна Северинец.

Вероника Владимирова/ИЧ, belsat.eu

Новостная лента