Читая информацию государственного агентства БелТА о встрече Александра Лукашенко с могилевскими врачами, поневоле ловишь себя на мысли о том, как много искренних слов говорит этот человек. Нужно только услышать сказанное им.
Вот, например, говорится: «Пока последний омоновец и врач настоящий не скажет: «Все, Лукашенко, ты свое дело сделал», до тех пор я буду драться за эту страну». Ну, врач появился в его речи потому, что произносит он ее перед врачами. Каждый политик-популист в этом отношении сродни Павлу Ивановичу Чичикову, подстраивающему в гоголевской поэме свою риторику под своего собеседника – и вследствие этого заключающего требуемую сделку. Точно так же в свое время в беседе с немецким журналистом Лукашенко высказался в том смысле, что не все плохое в истории Германии было связано с Адольфом Гитлером. Был бы перед ним грузинский журналист – тут бы нашего «Остапа» совсем понесло в похвалах Сталину, а, возможно, и Берия. Так что среди врачей следует помянуть врача, как среди чекистов, наверное, счел бы он нужным высказаться на тему обучения Дарьи Домрачевой стрельбе и бегу на лыжах.
Но вот омоновец… Это как раз не из контекста встречи вытекает. Это то, о чем Александр Григорьевич думает. О последнем омоновце, который, быть может, пожелает уйти завтра со своего поста. Тут дело не в клятвах. Видеоролики, на которых слышно, как именно омоновцы (или – солдаты внутренних войск?) реагируют на беготню с автоматом наперевес и вооруженным младшим сыном за спиной, поневоле наталкивают на мысль о том, что рано или поздно такая ситуация может сложиться. Стоял на посту последний омоновец – а потом просто ушел. И даже не стал напоследок говорить своему бывшему командующему высокие слова о том, что Лукашенко свое дело сделал. Стоит Дворец Независимости, никем не охраняется, и только верная Наталья Эйсмонт с ящиком массандровского вина в багажнике автомобиля приходит в себя после ночи, проведенной «на колесах».
Вот что тогда делать? Стоять до последней Эйсмонт? Оно как-то глупо.
Когда-то Александр Лукашенко утверждал, что уйдет, если его об этом попросит народ. Его просили. Выходили студенты, спортсмены, рабочие, пенсионеры. Понятно, что не все выходили: все пенсионеры, даже если бы захотели, не смогли бы выйти на улицы. Но столько, сколько стояло в очередях, чтобы поставить подписи под выдвижением альтернативных кандидатов, никогда не было.
Но сейчас выясняется, что все они – не народ. Народ – это врачи («настоящие» – а те, что выходили на протесты, жаловались на недостаток дезинфицирующих средств, масок, коек в больницах для ковид-зараженных – они не настоящие? Те, кого увольняли, доктора и кандидаты наук, анестезиологи, онкологи, кардиологи – не настоящие). Ну, и омоновцы. Когда они скажут, вот тогда…
Пространство публичной народной поддержки сузилось, как шагреневая кожа из философского романа Бальзака, как раз в тот момент, когда Лукашенко больше всего ее желал. Тут выяснилось, что митинг в 200 тысяч человек организовать невозможно (ибо Кочанова, простите, – не Тихановская), и в лучшем случае можно свезти с разных концов страны 5 тысяч в большой зал и попытаться представить этих свезенных лучшими людьми. Конечно, если массандры хватит, это получится, но вряд ли кто-то поверит, что 5 тысяч – действительно репрезентативно представляют большинство. Не представляют.
Единственная социальная страта, в которой большинство действительно поддерживает сегодня Лукашенко, – это омоновцы. Он это понимает. О них думает. И о них говорит.
И тут весьма интересна цитата, которую невольно проинтерпретировал Александр Григорьевич в этом своем высказывании. Я имею в виду знаменитый афоризм: «Мавр сделал свое дело – мавр может уйти». Обычно недостаточно начитанные в классике люди убеждены, что это цитата из «Отелло»: мол, героический ревнивец, мавр венецианский, с такими словами кончает счеты с жизнью.
Увы, это не так. Сию философскую сентенцию произносит персонаж пьесы другого всемирно известного классика – не Вильяма Шекспира, а совсем даже Фридриха Шиллера. Этот, шиллеровский мавр из пьесы «Заговор Фиеско в Генуе» о попытке государственного переворота в Генуэзской Республике, – наемный убийца и циник, попавшийся на неудачном преступлении и уводимый за кулисы, где его и казнят. Плохая параллель, неудачная. Уходить нужно тогда, когда ты еще хочешь жить и тебе есть, ради кого жить. А если ты живешь только ради власти, то как раз последний омоновец может оказаться твоим последним собеседником. Ибо он – не врач. Он не умеет спасать жизни иначе, чем дубинкой или огнестрельным оружием. И лучше уж как-то без него.
Александр Федута belsat.eu
Редакция может не разделять мнение автора.
