Вы и в интервью нам, и в своих статьях практически предсказали развитие событий с отставкой Назарбаева. Каков ваш прогноз на ближайшие месяцы? Как будут развиваться события на выборах?
То, что у нас сейчас происходит, – это продолжение транзита власти, который идет по определенному сценарию. Избирательная кампания, которая сейчас объявлена, является частью этого сценария. Транзит не может завершиться, пока не будет избран легитимно президент, не пройдут очередные внеочередные выборы. Я уверен в том, что еще до того, как Назарбаев ушел в отставку, весь этот сценарий был расписан. Может быть, дата выборов немного варьировалась, может, планировали позже провести, а решили раньше – это все возможно, но основная канва, основной сценарий и основной кандидат, который победит, были определены уже тогда.
Но я убежден, что сценарий будет прежний, как было при Назарбаеве. Есть какие-то кандидаты, их называют спарринг-партнеры, но на самом деле это декоративные такие фигуры, которые должны придать цивилизованный вид этой процедуре под названием «выборы». Я думаю, что это будет прежняя избирательная кампания, просто сменится главное действующее лицо – будет не Назарбаев, а Токаев.
Что это могут быть за причины, которые помешали Назарбаеву, когда он был президентом, поставить Даригу вместо себя?
Я не знаю по какой причине, но очевидно, что Дарига не устраивала Кремль. Тут можно только гадать, спекулировать, что это может быть. Может, просто Путин просто не привык дело иметь с женщиной. Вы знаете, что очень многие вопросы на постсоветском пространстве решаются в такой кулуарной мужской обстановке. Может быть, Дарига что-то где-то когда-то неосторожно сказала, может быть, у Путина нет уверенности в том, что Дарига удержит власть, что не возникнет вокруг нее какое-то брожение. В общем, есть какие-то причины, по которым Кремль отверг ее кандидатуру. Токаев давно стал преемником – 6 лет назад. Это, кстати, главный показатель, почему я делал свой прогноз осенью прошлого года, и почему я был так уверен, что президентом будет Токаев. Потому что он пришел на должность преемника, то есть председателя сената, – это должность преемника в Казахстане. Он пришел с поста заместителя генерального секретаря ООН, он вообще карьерный дипломат, для него международная атмосфера, работа – это смысл всей его жизни. Он любит эту работу, он всегда хотел работать на международной арене. И тут первый казах, который добивается такого высокого поста заместителя генерального секретаря ООН, неожиданно, не досидев до конца срока, уходит, что называется, просиживать штаны в сенате – просто штамповать законы, которые написаны в администрации и правительстве. Это же не просто так. Можно тоже рассуждать и догадываться, почему Кремль поставил на Токаева, но я вижу, что это очевидный факт.
Почему вы так уверены, что вся эта процедура транзита инициирована Кремлем, и почему это не инициатива Назарбаева?
Я не имею доступа к какой-то конфиденциальной информации – ни в Астане, ни в Кремле. Можно только предположить. У Назарбаева уже преклонный возраст, он давно сидит, он здесь всем надоел. Ждать, когда он естественным образом уйдет и здесь начнется борьба за власть, Кремль не может. После того, что случилось в 2014-м году в Украине, и до этого, что происходило в Украине… Кремль Украину потерял, и потерять еще и Казахстан для него будет очередной катастрофой. Смысл политики Путина в том, чтобы пытаться склеить какие-то остатки Российской Империи. Если от нее отвалиться еще и Казахстан, то это конец Таможенному союзу, Евразийскому союзу, ОДКБ. Поэтому Кремль ни в коем случае не может рисковать с Казахстаном. Назарбаеву дали понять: если он хочет спокойно уйти, если он хочет, чтобы Кремль служил каким-то гарантом транзита власти, то он должен уйти – и он ушел.
Какие альтернативы были у Казахстана? Смоделируем ситуацию: например, Назарбаев не ушел, допустим, умер, и пришел кто-то несогласованный с Кремлем. Какие векторы развития могли бы быть у Казахстана тогда?
Я думаю, что Казахстан не сможет поменять какой-то вектор развития. Давление России слишком сильно. Один из инструментов давления на Назарбаева, то есть способ заставить его пойти по транзитному сценарию Кремля, – это полная зависимость нашей экономики. Конечно, у нас не так велик объем торговли с Россией, хотя Россия – это самый крупный торговый партнер, но наш экспорт, 80%, – это Европа, а 100% транспортных транзитов в Европу – это Россия. То есть, если Россия перекроет трубопроводы и железную дорогу, то у нас будет экономический коллапс. С этим должен считаться любой руководитель страны, он вынужден с этим считаться. Точно так же, как Средняя Азия считается с этим, потому что Россия может закрыть доступ мигрантам, и тоже будет очень несладко в странах Центральной Азии.
Следующий фактор давления – это информационное пространство: 30-40% русскоязычного населения, которое живет в российском телевизоре и боготворит Путина, – это больше, чем Донбасс. Это такая мягкая сила, которую можно уже и не мягкой назвать. С этим Назарбаев тоже должен считаться. У него не было выхода, кроме как принять сценарий транзита. Эти все факторы – они давят, и приди какой-нибудь националист в Казахстане власти, он должен с этим считаться, и ничего хорошего не будет. Но Кремль не хочет рисковать. Казахстану в отличие от Украины некуда деваться. Украина может попытаться переориентироваться на Европу, как и Беларусь, а Казахстан на кого? От Китая мы и так зависим. И если говорить о страхах, то перед Китаем он гораздо выше, чем страх перед Россией – даже у коренного титульного населения. Поэтому мы зажаты между этими гигантами, и наш выбор предопределен. Никакой многовекторности, которую мы gровозглашаем, фактически нет.
А Америка, американские интересы?
У американцев есть бизнес-интересы – нефтяные компании работают в Казахстане. В принципе, они тоже заинтересованы в том, чтобы сохранился статус-кво. Кремль так Кремль – главное, чтобы Кремль не мешал качать нефть и зарабатывать деньги. Я думаю, что Кремль не пойдет на то, чтобы мешать зарабатывать американцам здесь деньги.
Почему тогда страхи перед Китаем намного больше, чем страхи перед Кремлем?
Во-первых, казахи уже давно живут с русскими, у нас взаимное проникновение культур. Мы привыкли, мы живем друг с другом. Для многих Россия – это империя, это плохо, но чем Китай лучше? Если говорить об угрозах суверенитета, чем зависимость от Китая лучше, чем зависимость от России? Если выбирать из двух зол, то казахи выбирают Россию, мне так кажется.
События 2014 года в Украине – как их восприняли здесь?
Как и в России, у нас произошел раскол в обществе. Не знаю, может, в Беларуси то же самое, но у нас стали делиться на западников и ватников. У нас еще этот раскол происходит по национальной линии. Казахов, конечно, эта ситуация очень озаботила. Ведь если пропаганда кричит, что фашисты, бандеровцы захватили власть в Киеве, – завтра тот же самый канал может кричать, что власть в Астане захватили басмачи, которые грозят вырезать русское население. Это взорвет обстановку в обществе. Это всех напугало – и властный олимп это напугало, и Акорду [резиденция президента Казахстана – прим. belsat.eu], и общество напугало. Общество в оценках разделилось: кто-то поддерживает политику России, кто-то в ней стал относиться гораздо более негативно.
А ситуация в Северном Казахстане? Говорят, что Россия может «озаботиться» правами тех, кто там живет.
Она может разыграть эту карту, да.
Внутри Казахстана эта тема обсуждается?
Ее стараются не обсуждать, обходить, но политика власти тоже существенно изменилась после аннексии Крыма. Если у нас до этого миграцию казахов этнических из зарубежья как-то прекратили, программы эти, то после 2014 года их возобновили – это, во-первых. Во-вторых, началась политика переселения с юга на север. Поскольку юг казахскоязычный, а север русскоязычный, казахов с юга переселяли по государственным программам и продолжают переселять на север. Вот это ответная реакция. Об это публично не говорится: мы все за мир, за дружбу, по важным международным вопросам Казахстан не противоречит политике России или, по крайней мере, старается молчать, но то, что делает Казахстан внутри страны, – это очевидно.
Интервью паказано в программе «ПроСвет» 26.04.2019
/ИР
