Наша колхозная Атлантида. Сталин не заменил Бога, зато Горбачев стал мифическим героем


Почему «без колхоза жизни нет» и как Рейган с Горбачевым «открыли духовность» и «закрыли атом». Журналист «Белсата» встретился с автором 800-страничной монографии «Колхозники» Анной Энгелькинг и расспросил исследовательницу о мифах и реалиях белорусской деревни.

ПРОДОЛЖЕНИЕ. Читайте первую часть «Колхозной Атлантиды»: «Прэдсядацель» и колхозный космос, мир вокруг колхозника.

«Без колхоза жизни нет»

Это название первого раздела  монографии и одна из аксиом жизни колхозника. Хотя появление колхозов, принудительная коллективизация были большой травмой для всей белорусской деревни, не только тех, кому приклеили ярлык «кулаков», но и для «бедноты». В рассказах старшего поколения о событиях более чем 50-летней давности – страх, отчаяние и чувство беспомощности:

«Ой, было ценьжко. Бедныя былі, калхозы тэ савецкія зрабілі. Голад быў. Людзі былі глоднэ. Не было нічога. Сталін так вывозіў людзі. Прыедзе ў ночы, радзіну цэлую на вуліцу і зараз да машыны. Нядобры Сталін быў чалавек. Цяжка нам было жыць. І баяліся яго, Сталіна».

[vc_single_image image=”2″ img_size=”large”]

Десятилетиями белорусская деревня приспосабливается к новым порядкам. «Трудно жить, но привыкши», – говорят колхозники. Тем, кто поспешит осудить колхозников, следует напомнить, что выбор тогда был невелик: либо идешь в колхоз, либо твоя семья умирает с голоду. Через голод, кровь и страдания возникает симбиоз колхоза и деревенского жителя. И вне колхоза они жизнь уже не представляют себе. Это один из феноменов белорусской деревни, который исследовала этнограф Анна Энгелькинг.

Белорусские сельчане имеют свой небольшой кусок земли и хозяйничают на нем. Но если представить, что колхозов в один день не станет, что будет с белорусским деревней? Нас ждет катастрофа?

– В колхозниках сильно укоренен хозяйский подход, почитание земли и убеждение, что в землю надо вкладывать работу. Но это на уровне идей и ценностей. Понятно, что 60-летний или 80-летний человек определенную работу просто физически не в состоянии выполнить. Также в ситуации, когда нет инфраструктуры для фермерского хозяйства, нет машин, нет доступа к кредитам –  о чем может идти речь? Некому работать и нету возможности работать, даже если они знают, как это делать. Если бы исчезли колхозы, то было бы необходимо, чтобы возникло поколение фермерских предпринимателей с мощными механизированными фермерскими хозяйствами. И не будем прятаться от правды – деревня умирает.

– Деревня умирает, из деревни выезжают. Детей всячески пытаются отправить в город – учиться или работать, в тот – внешний мир. А как сельчане воспринимают и осмысливают сами себя?

– А вот об этом я и написала книгу (смеется). Самое важное в их рассказе о себе два пункта: то, что они трудолюбивые. Они работают, колхозник определяет себя через работу. Второе – человек-колхозник верит в Бога. Это те два главных аспекта, которые выделяют колхозники сами в себе.

Как Горбачев духовность возвращал

[vc_single_image image=”4″ img_size=”large”]

Вся советская система десятилетиями душила веру, пыталась заменить иконы – портретами то Ленина, то Сталина, то еще одним очередным вождем. Подменить Бога кем-то из московских правителей так и не получилось. Однако правители эти вошли в сознание каждого колхозника. Появились песни о Сталине и своеобразные мифы про Перестройку, ядерное оружие и возврат костелов и церквей в деревню.

«Сядзелі ў Белым Доме. Сядзелі гэтыя міністры і быў разгавор. І мы назаўтра ўжэ павыходзілі, бабы і кажуць: «адкрыюць касцёл і будзем дзяцей хрысціць, вянчацца будзем» Ад таго пайшла эта духоўнасць.

– Рэйган казаў, што закрые атам?

– Ну, Рэйган паабяшчаў закрыць атам. Ён сказаў: «Калі ты адкрыеш духоўнасць, каб людзі свабодна маліліся, хто жэлае, богаверуюшчы, так я закрыю атам». Ну, і ён ужэ паабяшчаў гэта. А як яны развіталіся, ён са сваёй Раісай Нікалаеўнай адходзіў, Гарбачоў, ён кажа: «Хай Гасподзь Бог вам сапутствуе, праважае ў дароге». Вобшчэм, з Богам адправіў яго».

* Из книги Анны Энгелькинг «Колхозники»

[vc_single_image image=”7″ img_size=”large”]

–  Но колхозники говорят прямо, что работали бесплатно.

– Это память про те страшно тяжелые времена сразу после коллективизации. Говоря с нашей внешней перспективы, на это нельзя смотреть иначе как на рефеодализацию деревни. Административное возвращение на 100 лет назад, когда крестьянин был лишен свободы. Они не имели паспортов, не могли выезжать из деревни. Это было возвращение к ситуации, когда крестьянин был привязан к земле и был собственностью помещика – рабом, собственностью колхоза. За работу денег не получали – это рефрен во всех рассказах крестьян про коллективизацию: “мы работали даром». Кто этого не помнит сам, тот знает хорошо из рассказов в семье. Это тоже для меня было сначала большим удивлением: несмотря на эту трагедию, по сегодняшний день они соглашаются с существованием колхоза. Безусловно, люди «привыкли» к колхозам, как они говорят. Адаптация к новым, худшим условиям жизни оказалась способом существования с сохранением главной ценности крестьянского этоса, которой является жизнь и поддержание жизни.

 – Но почему в сознании колхозника, человека трудолюбивого и верующего, воровать у колхоза – это не грех?

– Когда я начинала анализировать записи разговоров с колхозниками о хищениях у колхоза, то в определенный момент я поняла, что то, что мы называем кража в колхозе, является очень старой формой своеобразного понимания взаимности, которая существовала задолго до колхозов.

Этнографы XIX в. описывают, как такое подворовывание с господских полей и лесов имело место в те времена, например, в Галиции. В Восточной Беларуси мне рассказывали, что картошку с колхозного поля прятали в специальные карманы под юбку. А потом у этнографов XIX века я читаю, что эти изобретения были тогда у крестьян Галиции.

И здесь очень интересно само определение кражи. Колхозники называют это по-разному, и очень редко говорят про кражу. Говорят «брать», «подбирать» и т.д. И это вписывается даже не в 10 заповедей, а в намного старшую крестьянскую концепцию справедливости, фундаментом которой является жизнь и поддержание жизни, общества. И тогда это не является кражей. Не воруют, а берут, и берут – не чтобы обогатиться, а чтобы прожить. Если «пан» не платит справедливо за работу крестьянину, тогда крестьянин «имеет право» сам взять себе «с панского» то, что необходимо для выживания его общины. В крестьянском или колхозном видении мира речь не идёт о краже, но – о законе взаимности.

[vc_single_image image=”9″ img_size=”large”]

– В той культуре, которую представляют колхозники, невозможно, чтобы мир воспринимался по-светски. Поэтому для них очевидно, что человек должен во что-то верить. Коммунизм вписывается в эту систему, как одна из религий. Это новая вера извне. Появились на свете коммунисты, у которых есть свой бог – Маркс, Энгельс или Ленин. Создали веру, которая была конкуренцией по отношению к их вере и пыталась ее заменить. Я немного упрощаю, но представьте мир картой вер. И на этой карте появилась еще одна вера – коммунизм. Но вера со знаком минус, так как она уничтожала все другие веры, не хотела с ними сосуществовать, как другие традиционные веры: прежде всего «русская», «польская» и «еврейская».

– И может поэтому у колхозников нет ностальгии по советским временам?

– Есть ностальгия по временам Брежнева, которого в определенном смысле сравнивали с царем Николаем. Это такие «райские времена», когда было много всего и все было дешевым. Когда на рубль можно было купить телегу вещей.

Читайте в третьей части “Колхозной Атлантиды”: чем белорусская деревня на западе отличается от восточной, и кому надо поставить памятник в центре Минска.

Дмитрий Егоров, belsat.eu

Новостная лента