Народный поэт Беларуси Рыгор Бородулин, которому сегодня исполнилось бы 85 лет, напоминал фокусника, который из самой банальной темы выкрутит что-то стихотворно изумительное.
Лифт сравнивает с «людоедом», который глотает жителей дома. Снег у него падает «словно шипящих согласных сбег». Березы –это «поседевшие виски земли». В партизанском крае «пауки до сих пор вяжут сети, как мишени». Душа, по Бородулину «в тело… залетела, чтобы тело ласково колоть, как ласточка острым крылом…»
Бородулин с хлестаковской легкостью при любой власти по-версификатарски блестяще отзывался обо всем насущном, а потому и в советские времена, и когда пришла желанная независимость – умел быть интересным и востребованным.
В 1966 году вместе с Геннадием Буравкиным, Василем Быковым, Анатолием Вертинским, Нилом Гилевичем, Иваном Пташниковым, Борисом Саченко, Иваном Чигриновым в статье «Не вам белорусами зваться!» гневно писал: «Где-то на Западе… живет кучка отщепенцев, которые также называют себя белорусами. Сколько времени они не хотят смириться с тем, что не может быть… никакой другой Беларуси, кроме Беларуси Советской, что не нужен белорусскому народу никакой другой строй, кроме советского строя… Линия партии, очищенная от искажений культа личности, от волюнтаризма и коньюнктурщины, – наша линия». В 1995 году Бородулин писал: «…Мы должны попросить у нашей эмиграции прощения за те ушаты помоев, за все те оскорбительные ярлыки, которые выливали на них, навешивая на них по указке КГБ и партии…»
Бородулин сложил уйму стихов о Ленине, партии, пионерах, светлом коммунистическом будущем, но одновременно и публично критиковал себя за это. В книге «Прынамсі» («По крайней мере») (1977) можно найти стихотворение «Самакрытычныя нататкі» («Самокритичные заметки»), где есть такие строки:
Я ездзіў на новабудоўлі,
Пісаў рэпартажы вершамі,
Дзе вобразы і дэталі
Былі па парадку развешаны,
Як на святочных ёлках
Рознакалёрныя цацкі.
Былі туманы ў мяне золкія,
Героі –
ударнікі працы.
Даваў «на-гара» рамантыку,
Наколькі быў толькі здатны.
У рыфмаваныя рамкі
Ставіў герояў дадатных.
Помню, у вагоне аднойчы
Клапы мяне елі едма,
А потым пісаў,
што ноччу
Адчуў я з прыродай еднасць…
В интервью, которое давал критику Алле Семеновой для журнала «Нёман» (1987, № 2), гневно отмечал: «…вырастают Иваны, непомнящие родства. Им не дорога ни своя родная белорусская культура, ни великая братская российская. Им сегодня наиболее по вкусу кассетно-магнитофонная, вне временная, вне национальная, балдёжная, как говорят многие молодые… Хочется надеяться, что в республике все будет меняться к лучшему для белорусской культуры, для белорусского языка. Порукой этому – ленинский курс нашей партии, решения XXVII ее съезда…»
Во время путешествия в США (в составе государственной делегации БССР участвовал в 39-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН (1984 г.) Бородулин выражал недовольство, что в Нью-Йорке много разврата и людей нетрадиционной ориентации. В стихотворении «Пятой авеню» лирический герой идет по этому «извращенному» городу и с ужасом отмечает, что вокруг него:
…Мяшанкі,
Лесбіянкі
І сексабізнесмэнкі,
Жадаеш – напракат
Бяры сабе любую ж,
Якую аблюбуеш,
Разутую абуеш,
Разуеш і абутую,
Не зблытаеш абы тую,
Што не пакутуе
Ад той эмансіпацыі,
Якая ўсё абмацвае…
Василя Быкова и в советские времена, и позже боготворил, называя «апостолом нации». Лучшими друзьями считал Михаила Стрельцова (которому посвятил большое количество блестящих стихов) и Владимира Короткевича. Петруся Бровку (несмотря на его внешнюю «советскость») любил и с юмором вспоминал, как тот, в подпитии, уговаривал Бородулина вступить в партию. Был большим поклонником Пимена Панченко, о творчестве которого написал не одну хвалебную статью. С большой теплотой вспоминал об одном из лучших критике и сталинском узнике Григории Березкине, хотя тот и упрекал Бородулина за то, что поэт много стихов посвящает маме. Березкин иронично говорил: «Ну, что ты, Гриша, как маленький… Все «мама-мама…» По-отечески сочувственно относился к пьяным выходкам Анатолия Сыса.
В то же время, Григорий Бородулин не выносил Нила Гилевича, который раздражал своей «забронзовелостью». Отрицательно относился к Максиму Лужанину, так как считал его агентом КГБ. Со злой иронией писал в дневниках об Адаме Глобусе, называя его «Вовкадамчик».
Геннадий Шупенька достаточно сурово отмечал: «Такое впечатление – его словесные экспромты даже не записываются на бумаге, а… сразу по телефону передаются в газеты и журналы, а те – сходу, слёта, без малейшей редактуры доводят до нас, грешных, все-все, хотя там много написанного, «словно с нашего брата смеясь» (Генадзь Шупенька. Пра залатароў і слоўныя экспромты // Крыніца. 1996, № 7).
Леонид Голубович писал: «Я… люблю его более молодого, когда он, осваивая азы мастерства, в минуты вдохновения творил высокую Поэзию…» (Леанід Галубовіч. «Свята пчалы» // Крыніца. 1996, № 7).
В ряде его тогдашних стихов читаем: «У душы маёй цёмна, як у труне…», «Я сам сабе даўно хлушу, што непрыгнечаны, вясёлы. А нешта цісне на душу, ці калясніцы кону колы…», «Адчай? Магчыма, што адчай. Ці стома, як зямля сырая, гняце…»
В дальнейшем поэт спасался юмором (сборники «Асобы рознай пробы» (1994), «Здубавецця» (1996), «Дуліна ад Барадуліна» (2004)), религией («Рымскі дыпціх» (2006), «Ксты» (2006)).
«Интеллигенция стояла на подхвате при золотарях советской идеологии. По крайней мере, та, которая уцелела, сумела сохранить голову в чисто физиологическом значении. Во время так называемой перестройки белорусская интеллигенция просто растерялась, не зная, кому служить, перед кем выслуживаться. Белорусской нашу интеллигенцию можно назвать чисто географически…» (Григорий Бородулин: «Інтэлігенцыя на падхопе пры залатарах?» // Звязда. 30 декабря, 1995).
Сергей Пилипченя/ИР Belsat.eu